— Значит, Союз колоний все еще намерен продолжать колонизацию?

— Я не собираюсь разговаривать об этом с вами.

— Когда или, вернее, если корабли конклава и Coюза колоний снова вступят в сражение, мой корабль не примет в нем участия, — сказал я. — Это торговое судно. Как и все остальные суда этой армады. Каждое судно везет товары той расы, которой принадлежит. Вы должны понимать, что это было нелегко организовать. Пришлось потратить на убеждения несколько месяцев, прежде чем все расы согласились участвовать в этом плане. Генералу Гау пришлось выкрутить множество рук или что там у кого есть. Некоторые расы с куда большей готовностью соглашаются отправить в пространство вооруженный до зубов крейсер, чем грузовое судно, заполненное мирными товарами.

— Если уж конклав не смог убедить Союз колоний присоединиться к себе, угрожая громадным военным флотом, то уж торговый флот его точно не напугает, — хмыкнул Райбики.

— Я думаю, тут вы правы на сто процентов.

Я поднял ЭЗК.

— Джейн, можно входить в скачок.

— Что?! — изумился Райбики. — Что, черт возьми, вы творите?

— Я ведь сказал вам, что объясняю свою позицию.

«Роанок» дрейфовал в пространстве достаточно далеко от любой массы, которая могла бы сказаться на действии его скачкового двигателя. Джейн дала команды, и двигатель включился. Мы пробили пространство-время и выскочили где-то невообразимо далеко от места старта.

С обзорной палубы разница не сразу бросилась в глаза. Только что мы смотрели на одну россыпь звезд, а в следующую секунду перед нами открылась другая. Но очень скоро мы начали различать в ней знакомые узоры.

— Вот, смотрите, — сказал я, взглянув на генерала. — Орион. Телец. Персей. Кассиопея.

— О мой бог… — чуть слышно проговорил Райбики.

«Роанок» начал поворот, и звезды стали постепенно уходить из поля зрения; им на смену пришел огромный шар планеты, светившийся голубым, зеленым и белым цветами.

— Добро пожаловать домой, генерал.

— Земля… — пробормотал Райбики, после чего утратил дар речи и лишь смотрел и смотрел на мир, с которым когда-то расстался навсегда.

— Вы были не правы, генерал, — сказал я после долгой паузы.

Райбики потребовалось несколько секунд, чтобы стряхнуть с себя задумчивость.

— Что? — вскинув голову, спросил он. — В чем я был не прав?

— Когда говорили о Ковентри, — пояснил я. — Я посмотрел эту историю. Да, британцы знали, что следует ожидать массовой бомбардировки. Тут вы не ошиблись. Но они не знали, где она должна случиться. Британцы не приносили Ковентри в жертву. И у Союза колоний не было никакой необходимости настойчиво стараться принести в жертву Роанок.

— Зачем мы прилетели сюда? — спросил Райбики.

— Вы сказали еще одну вещь, генерал: что Союз колоний никогда не присоединится к конклаву. Но, возможно, Земле это показалось бы соблазнительным

— Вы собираетесь включить Землю в конклав? — изумился Райбики.

— Нет, — ответил я. — Мы лишь собираемся предложить ей выбор. Мы хотим преподнести Земле подарки от всех миров конклава. И потом я хочу предложить ей свой собственный подарок.

— Ваш подарок?

— Правду, — пояснил я. — Все, что мне известно. О Союзе колоний, и о конклаве, и о том, что случается с нами, когда мы расстаемся со своим родным миром и выходим во вселенную. Генерал, своими мирами Союз колоний волен управлять, как сочтет нужным. Но этот мир имеет право принять собственное решение. Человечество и Союз колоний больше не должны восприниматься как синонимы. Во всяком случае, после нынешнего дня.

Райбики ошалело уставился на меня.

— У вас нет таких полномочий, — заявил он. — Вы не можете принимать решение за всех этих людей.

— Полномочий у меня действительно нет, — согласился я. — А вот право — есть.

— Вы не ведаете, что творите, — пробормотал Райбики.

— Мне кажется, что, напротив, ведаю: я переделываю мир.

В панорамном окне появился еще один корабль, прибывший вслед за нами. Я посмотрел на ЭЗК; посреди экрана крутился небольшой шарик — Земля. А вокруг него стали возникать светящиеся точки — по одной, попарно, группами и созвездиями. И когда собрались все, они начали передавать приветственные сообщения на всех человеческих языках, о существовании которых нам удалось узнать. А следом за приветствиями хлынул поток никак не зашифрованной информации о сотнях лет развития народов, населяющих различные миры, и достижениях их науки и техники. Правда — в той мере, в какой она была мне доступна. Мой подарок миру, который некогда был моим домом и станет, как я надеялся, им вновь.

С первого взгляда я его не узнал. Прежде всего потому, что в последний раз мы виделись в совсем другом месте. То, что я в этот момент находился на лестнице палаты представителей США, само по себе было удивительно, но куда удивительнее было встретить его там. К тому же он выглядел сейчас несколько старше, чем я его запомнил. И кожа у него была не зеленого цвета.

— Генерал Сциллард! — окликнул его я. — Вот это сюрприз!

— На то и рассчитано, — ответил он.

— Вы отлично выглядите.

— Да, пожалуй, — согласился Сциллард. — Теперь, когда Союз колоний начал переговоры с человеческими правительствами здесь, на Земле, мы обнаружили среди множества всяких других вещей, что политики не хотят воспринимать нас всерьез, если мы являемся к ним в своем обычном виде.

— Да, зеленым здесь приходится нелегко, — кивнул я.

— Вы правы. И потому я решил стать немного постарше и порозовее. Вроде бы от этого есть толк.

— Надеюсь, вы не сказали им, что вам по возрасту еще нельзя иметь водительские права, — пошутил я.

— Не вижу необходимости волновать их больше необходимого, — в тон мне ответил Сциллард. — У вас найдется немного времени? Я хотел бы кое-что вам сказать.

— На сегодня с конгрессменами покончено. Так что время у меня есть.

Сциллард демонстративно огляделся.

— Что-то я не вижу вокруг вас толпы репортеров.

— Ах, вы об этом. Так ведь сегодня генерал Гау выступает перед сенатским комитетом по разведке. А я встречался всего лишь с сельскохозяйственной подкомиссией конгресса. Там стоит всего только одна телекамера, обслуживающая весь журналистский корпус. За мной уже несколько месяцев никто не бегает: представители чужих рас куда интереснее.

— Так проходит мирская слава, — философски изрек Сциллард.

— Меня это нисколько не расстраивает. Первое время было даже приятно видеть свою физиономию на обложках журналов, но это быстро приедается. Не хотите прогуляться по городу?

— С удовольствием.

И мы отправились в сторону Эспланады* [Эспланада — музейно-парковая зона в центре Вашингтона между Капитолием и мемориалом Линкольна.]. На нас время от времени поглядывали — хотя журналисты действительно утратили ко мне интерес, но меня все еще продолжали узнавать на улицах. К счастью, обитатели округа Колумбия гордились своей привычкой к засилью в городе известных политиков, к числу которых теперь относился и я (предполагаю, что благодаря недостатку по-настоящему выдающихся личностей), и потому не слишком пристально разглядывали встречных.

— Позвольте задать вам вопрос, генерал. Что привело вас сюда?

— Мне поручено попытаться обработать сенаторов, — ответил Сциллард. — Американский мораторий на пополнение ССК оказался для нас существенной проблемой. Ведь большинство новобранцев всегда шли к нам из США. Именно поэтому у нас никогда не возникало трудностей, если какие-нибудь другие страны запрещали своим гражданам заключать договоры с Союзом колоний, их вклады были довольно незначительными. А без США мы не получаем полноценного пополнения, особенно теперь, когда к их мораторию присоединилось много других стран.

— О моратории я знаю. Мне интересно, почему сюда прилетели именно вы.

— Похоже, что никто, кроме меня, не способен разговаривать с политиками на их языке, — объяснил Сциллард. — Очевидно, непривычка к общению может обернуться и преимуществом, а ведь мы в Специальных силах редко имеем дело с, так сказать, нормальными людьми.