16 марта президент Мэтьюз направил Максиму Рудину ответное послание, в котором давал согласие на предложенные место и время.

В Баварии за Ингольштадтом, в горах, есть два относительно крупных карьера. Ночью 18 марта на сторожа, дежурившего на одном из них, было произведено нападение: его связали четверо людей в масках, причем по крайней мере один из них был вооружен пистолетом, как он позднее сообщил полиции. Нападавшие, которые, по-видимому, прекрасно знали, где нужно искать то, что им было нужно, проникли в склад с динамитом, открыв его ключами сторожа, и похитили 250 килограммов тринитротолуола, использовавшегося в карьере для проведения взрывных работ, а также несколько электрических детонаторов. Задолго до наступления утра они исчезли, а ввиду того, что следующий день был воскресеньем 19-го, обмотанного веревками сторожа освободили, когда был уже почти поддень. Тогда же, естественно, обнаружили и кражу. Полиция провела тщательное расследование: учитывая неоспоримый факт того, что преступники прекрасно ориентировались в карьере, они сконцентрировали внимание на бывших его работниках. Однако они искали левых экстремистов, поэтому фамилия Климчук, который работал за три года до этого на карьере, не привлекла особого внимания: подразумевалось, что это – поляк. На самом деле это украинская фамилия. К вечеру того же воскресенья два автомобиля, наполненные взрывчаткой, благополучно возвратились в Брюссель, проехав через германо-бельгийскую границу по шоссе Аахен-Льеж. Их никто не остановил, так как движение транспорта в воскресный день было особенно плотным.

К вечеру 20-го «Фрея» прошла мимо Сенегала, не встретив особых затруднений с тех пор, как она миновала Мыс Доброй Надежды, так как постоянно дул благоприятный юго-восточный ветер и она попала в попутное подводное течение. Хотя в Северной Европе царила зима, на пляжах Канарских островов было полно отдыхающих.

«Фрея» шла далеко к западу от этих островов, но сразу же после рассвета 21-го стоявшие на мостике офицеры смогли различить вулканический пик Монте Теиде на Тенерифе – первые очертания земли с тех пор, как на глаза им попалось изрезанное побережье мыса Провиденс. Когда Канарские горы растворились на горизонте, они знали, что теперь, – если только случайно они не увидят вершины Мадейры, – их ждут лишь сигнальные огни, которые предупреждают мореходов о том, чтобы они держались подальше от диких берегов Майо и Донегала.

Адам Монро едва смог вытерпеть неделю, которая оставалась до встречи с женщиной, которую он любил, но не было никакого способа, при помощи которого он мог бы связаться с ней до предварительно согласованной встречи в понедельник 21-го. Местом встречи он вновь выбрал Выставку Достижений Народного Хозяйства, чьи 238 гектаров парков и газонов сливаются с Ботаническим садом Академии Наук СССР. Здесь в загороженном древесном питомнике, расположенном под открытым небом, он и встретился с ней в полдень. Она уже поджидала его. Так как случайный прохожий мог заметить их, он не мог рисковать, поэтому отказался от поцелуя, хотя страстно желал его. Вместо этого, едва сдерживая возбуждение, он рассказал ей о новостях из Лондона. Она едва не запрыгала от радости.

– У меня тоже есть для тебя новость, – сообщила она. – В первой половине апреля Центральный Комитет пошлет делегацию на съезд румынской партии, и меня попросили сопровождать ее. 29-го у Саши начинаются каникулы, в Бухарест мы отправляемся 5-го. Будет вполне естественно, если через десять дней после этого я возьму капризного маленькою мальчика на курорт на недельку.

– Тогда давай уговоримся о ночи в понедельник 18 апреля. У тебя будет несколько дней, чтобы познакомиться с окрестностями Констанцы. Тебе надо будет взять в аренду или занять у кого-нибудь автомобиль и купить мощный фонарь. А теперь, Валентина, любовь моя, запомни детали, потому что нельзя допустить ошибки. К северу от Констанцы расположен курорт Мамайя, где отдыхают западные туристические группы. Вечером 18-го поезжай на север от Констанцы через Мамайю. Ровно в шести милях к северу от Мамайи от берегового шоссе прямо на пляж ответвляется дорога. Возле перекрестка ты увидишь маленькую каменную башню, у которой нижняя половина выкрашена в белый цвет. Это – береговой ориентир для рыбаков. Отгони машину в сторону от дороги и спускайся с откоса на пляж. В два часа ночи ты увидишь свет с моря: три длинных вспышки и три коротких. Ты должна заранее прикрепить к своему фонарю сделанную из картона трубу, чтобы тебя могли увидеть только с моря. Значит, ты направляешь фонарь в сторону моря и сигналишь в ответ: три коротких вспышки и три длинных. С моря подойдет за тобой и Сашей быстроходный катер. На нем будут два матроса и один человек, который будет говорить по-русски. Ты должна будешь сказать пароль: «Соловей поет на Беркли Сквер». Ты поняла?

– Да, Адам. А где расположена Беркли Сквер?

– В Лондоне. Она очень красива, так же, как и ты. На ней много деревьев.

– И что, там поют соловьи?

– Согласно словам этой песни, один, наверное, когда-то пел. Дорогая, осталось немного – всего четыре недели, если считать с сегодняшнего дня. Когда мы доберемся до Лондона, я покажу тебе Беркли Сквер.

– Адам, скажи мне, я предала моих соотечественников – русский народ?

– Нет, – уверенно ответил он, – ничего подобного. Это ваши вожди едва не предали его. Если бы ты не сделала того, что ты сделала, Вишняев и твой дядюшка могли бы развязать войну. После нее Россия была бы уничтожена, так же как большая часть Америки, моя страна и вся Западная Европа. Нет, ты не предавала народ своей страны.

– Но они никогда не поймут, не простят меня, – сказала она. Казалось, она была готова расплакаться. – Они будут считать меня предательницей. Я буду изгоем.

– Может быть, когда-нибудь это сумасшествие закончится. В один прекрасный день ты, может быть, сможешь вернуться. Послушай, любовь моя, мы не можем здесь дольше оставаться – это слишком рискованно. Теперь последнее: мне нужен номер твоего телефона, домашнего телефона. Да, я знаю, что мы договорились о том, что я никогда не буду звонить тебе. Но я больше не увижу тебя до тех пор, пока ты не окажешься в безопасности на Западе. Может ведь существовать – хотя бы самая малейшая – вероятность того, что план или дата будут изменены, поэтому мне может понадобиться срочно связаться с тобой. В этом случае я притворюсь твоим другом по имени Григорий и извинюсь, что не могу прийти на обед. Если я позвоню, немедленно выходи из дома и следуй до автостоянки возле гостиницы «Можайская» в конце Кутузовского проспекта.

Она нерешительно кивнула и дала ему номер своего телефона. Он поцеловал ее на прощание в щеку.

– Встретимся в Лондоне, дорогая, – сказал он и скрылся за деревьями.

Он знал, что ему придется выйти в отставку и выдержать приступ бешенства со стороны сэра Найджела Ирвина, когда станет ясно, что «Соловей» – это не Анатолий Кривой, а женщина, которая будет его женой. Но к тому моменту будет слишком поздно, и даже служба уже ничего не сможет поделать.

Людвиг Ян со все возрастающим страхом смотрел на двух мужчин, которые оккупировали все свободные стулья в его холостяцкой квартире в рабочем пригороде Западного Берлина – Веддинге. Они выглядели в точности так же, как тот тип людей, которых он уже видел давным-давно, и надеялся, что никогда больше не увидит.

Тот, что вел беседу, был, безусловно, немцем, – в этом он не сомневался. Он не знал только, что человек был майором Шульцем из восточногерманской секретной полиции – ужасной Штаатсзихерхайтсдинст, которую называли просто «ССД». Имя ему могло быть неизвестно, но он догадывался, к какой организации принадлежал его гость.

Он также догадывался, что ССД имеет объемистое досье на всех восточных немцев, которые сбежали на запад, и именно в этом заключалась его проблема. Тридцать лет назад восемнадцатилетний Ян принял участие в выступлениях строительных рабочих в Восточном Берлине, которые переросли в Восточногерманское восстание. Ему повезло. Хотя во время одной из чисток, проводимых русской полицией и ее восточногерманскими приспешниками, его схватили, но задерживать не стали. Однако он хорошо запомнил запах камер, в которых его держали, и тот тип людей, у которых на лбу словно бы была проставлена одинаковая печать, – настолько они были узнаваемы, – которые были там хозяевами. Навестившие его спустя три десятилетия, 22 марта, гости были из того же теста.