– Я это уже не увижу, – сказал он, – но вам двоим это удастся. Через десять лет Запад вымрет от недоедания, а нам не придется сделать ни единого выстрела. Вот еще одна причина, по которой надо, пока еще есть время, остановить Вишняева.

В четырех километрах на юго-запад от Кремля, внутри петли, которую делает здесь Москва-река, и не очень далеко от стадиона им. Ленина возвышается старинный Новодевичий монастырь. Его главный вход расположен как раз напротив магазина «Березка», где богатые и привилегированные либо иностранцы могут покупать за твердую валюту предметы роскоши, недоступные для обычных людей.

На территории монастыря имеется три пруда и кладбище, на которое разрешен доступ пешеходам. Привратник редко когда останавливает тех, кто идет туда с букетами цветов.

Адам Монро припарковал свою машину на стоянке возле «Березки» рядом с другими автомобилями, чьи номера раскрывали их принадлежность к привилегированной касте.

«Где вы спрячете дерево?» – любил повторять его инструктор во время обучения. И сам отвечал: «В лесу. А где вы спрячете гальку? На пляже. Всегда и везде стремитесь к естественности».

Монро пересек дорогу, прошел через все кладбище, неся в руках букет гвоздик, и увидел Валентину, которая уже поджидала его возле самого маленького из прудов. Был уже поздний октябрь, и с лежащих к востоку степей налетели первые холодные ветры и серые, хмурые тучи, заполнившие собой все небо. Поверхность воды была покрыта рябью, словно мурашками на холодном ветру.

– Я попросил их там, в Лондоне, – осторожно начал он. – Но они ответили, что пока это слишком рискованно. Сказали, что если вывезти тебя сейчас, сразу же обнаружат пропавшую пленку, а следовательно, что ты передавала стенограммы. По их мнению, в этом случае Политбюро откажется от ведения переговоров в Ирландии и вновь обратится к плану Вишняева.

Ее слегка передернуло, непонятно – то ли от исходившей от пруда прохлады, то ли от страха перед своими хозяевами. Он притянул ее к себе и осторожно обнял.

– Может быть, они и правы, – тихо сказала она. – По крайней мере, сейчас Политбюро ведет переговоры о продовольствии и мире, а не готовится к войне.

– Рудин и его группа, кажется, искренне стремятся к этому, – предположил он.

Она хмыкнула и пробормотала:

– Они такие же негодяи, как и остальные. Если бы на них не оказывали давление, они бы и не подумали поехать туда.

– Ну что ж, давление на них оказывается, – сказал Монро. – Без зерна им никак не обойтись. Мне кажется, мировое сообщество получит этот мирный договор.

– Если это удастся, тогда то, что я проделала, действительно, было не напрасно, – встрепенулась Валентина. – Я не хочу, чтобы Саша рос среди развалин, как пришлось мне, или чтобы он жил с пистолетом в руке. А это то, что они для него готовят, – там, в Кремле.

– Он не будет так жить, – взволнованно сказал Монро. – Поверь мне, дорогая, он вырастет в свободном обществе, на Западе, с тобой – его матерью, и со мной, его отчимом. Мое начальство дало согласие на то, чтобы вывезти тебя следующей весной.

Она посмотрела на него снизу вверх, в глазах у нее заблестела надежда.

– Весной? Ах, Адам, когда же весной?

– Переговоры не могут продолжаться вечно. Кремлю необходимо получить зерно самое позднее к апрелю. К тому времени у них должны будут кончиться запасы. Когда они придут к соглашению на переговорах, – может быть, даже раньше заключения самого договора, – тебя и Сашу вывезут отсюда. Тем временем сократи до минимума тот риск, которому ты подвергаешь себя. Приноси только самый важный материал, который касается мирных переговоров в Каслтауне.

– У меня есть кое-что с собой, – заметила она, качнув сумкой, которая висела у нее на плече. – Это с заседания, состоявшегося десять дней назад. Большая его часть касается технических деталей, которые мне непонятны. Там говорится о допустимых уровнях сокращения мобильных «СС-20».

Монро мрачно кивнул.

– Оперативно-тактические ракеты с ядерными боеголовками, высокоточные и высокомобильные, – их перемещают на гусеничных машинах и прячут в рощах деревьев и под маскировочными сетками по всей Восточной Европе.

Спустя сутки пакет с информацией был на пути в Лондон.

До конца месяца оставалось три дня: по улице Свердлова в центре Киева в сторону своего многоквартирного дома тихо двигалась старушка. Хотя ей был положен автомобиль с личным шофером, она все еще предпочитала ходить пешком на короткие расстояния, – а ведь ей уже было около семидесяти пяти. Но она родилась и выросла в деревне, и у нее были крепкие крестьянские корни. В этот вечер она решила навестить свою подругу, проживавшую в двух кварталах от нее, – расстояние было невелико, и она отпустила шофера до утра. Когда она пересекала дорогу, чтобы подойти к своему подъезду, едва успело пробить десять.

Автомобиль она не успела заметить – он ехал слишком быстро. Примерно минуту она стояла одна посреди дороги: вокруг никого не было, за исключением двух пешеходов, двигавшихся примерно в двухстах ярдах от нее, затем прямо на нее вдруг полетела машина, сверкая фарами и визжа шинами. Она замерла. Водитель, казалось, целил точно в нее, но в последний момент он отвернул немного в сторону. Крыло автомобиля ударило ее в бедро, перебросив через радиатор. Водитель и не подумал остановиться, на полной скорости удаляясь в сторону Крещатика, видневшегося в конце улицы Свердлова. Она едва ли слышала топот ног пешеходов, которые поспешили ей на помощь.

В этот вечер Эдвин Дж. Кемпбелл, глава делегации США на переговорах в Каслтауне, вернулся в резиденцию посла в Феникс парке расстроенным и усталым. Америка обеспечила своему посланнику элегантную усадьбу: со всеми современными приспособлениями, с прекрасными гостевыми апартаментами, – лучшую из всех, где довелось проживать Эдвину Кэмпбеллу. Сейчас у него было только одно желание, вернее два: принять долгую, горячую ванну и после этого лечь спать.

Когда он сбросил пальто и ответил на приветствие своего хозяина, один из посольских курьеров протянул толстый пакет из плотной бумаги. В результате спать ему в эту ночь не пришлось, но, прочитав содержимое пакета, он ничуть не жалел об этом.

На следующий день, заняв свое место в зале Лонг Гэллери Каслтауна, он с непроницаемым выражением лица посмотрел через стол на сидевшего напротив профессора Ивана И. Соколова.

«Ну хорошо, профессор, – подумал он, – теперь мне известно, что ты можешь уступить, а что не можешь. Давай, теперь продолжим».

Советскому посланнику потребовалось сорок восемь часов на то, чтобы согласиться на сокращение Варшавским Договором количества оперативно-тактических мобильных ядерных ракет в Восточной Европе наполовину. Еще через шесть часов в столовой был согласован протокол, согласно которому США должны были продать СССР на 200 000 000 долларов технологий бурения и добычи нефти по сниженным ценам.

Старушка была без сознания, когда машина скорой помощи отвезла ее в обычную киевскую больницу – Октябрьскую, расположенную по адресу: улица Карла Либкнехта, 39. Она оставалась в таком состоянии до следующего утра. Как только она смогла объяснить, кто она такая, перепуганное больничное начальство лихорадочно организовало ее перевод из общей палаты в отдельную, которую на скорую руку украсили цветами. В этот же день самый лучший хирург – специалист по ортопедии в Киеве – прооперировал ее, чтобы установить на место сломанные кости бедра.

В Москве Иваненко поднял телефонную трубку и внимательно выслушал сообщение личного секретаря.

– Понятно, – ответил он без колебания. – Проинформируйте власти, что я выезжаю немедленно. Что? Ладно, тогда тотчас, как ее выведут из анестезии. Завтра вечером? Прекрасно, подготовьте все.

Вечером в последний календарный день октября было очень холодно. На улице Розы Люксембург – на которую выходит тыльной стороной Октябрьская больница, – не было заметно ни малейшего движения. Два длинных черных лимузина притаились на обочине возле заднего входа в больницу, которым предпочел воспользоваться шеф КГБ, вместо того, чтобы подъехать к огромному портику центрального входа.