– Чаще всего Одессу навещает «Санандрия», – просветил он Дрейка. – Старая калоша. Капитаном на ней – Никос Танос. По-моему, он сейчас здесь, в порту.

Корабль действительно оказался в порту, утром Дрейк нашел его – поржавевший и не слишком чистый средиземноморский сухогруз водоизмещением 5000 тонн, с твиндеком.[9] Его внешний вид не слишком нравился Дрейку, но если в следующий рейс он направлялся в Черное море и далее в Одессу, Дрейк готов был смириться с чем угодно: пусть у него даже будет весь корпус в дырах.

К закату он нашел и его капитана, узнав предварительно, что и Танос, и все его помощники были родом с греческого острова Хиос. Большинство управляемых греками торговых судов представляют из себя практически семейное предприятие, капитан и его ближайшие помощники обычно выходцы с одного и того же острова, а часто, кроме того, связаны семейными узами. Дрейк не знал ни слова по-гречески, но, к счастью, английский – lingua franca[10] международного морского сообщества даже в Пирее. Итак, непосредственно перед заходом солнца ему удалось найти капитана Таноса.

Жители Северной Европы после окончания рабочего дня направляются домой, к своей жене и семье. Обитатели же Восточного Средиземноморья прямым ходом двигаются в кофейню – к друзьям и разговорам. Меккой завсегдатаев кофеен в Пирее является улица, идущая вдоль гавани, которая называется Ахти Миаули; вблизи нее нет ничего, кроме офисов судоходных компаний и кофеен.

У каждого любителя этого напитка есть свое любимое заведение, и они всегда переполнены. Когда капитан Танос бывал на берегу, он предпочитал открытое кафе, называемое «Микис», здесь и нашел его Дрейк: тот сидел перед непременной чашкой густого черного кофе, стаканом холодной воды и бокалом «узу». Это был коренастый, широкоплечий, почерневший на солнце человек с кудрявыми черными волосами и недельной щетиной на щеках.

– Капитан Танос? – осведомился Дрейк.

Человек подозрительно посмотрел на англичанина снизу вверх и молча кивнул.

– Никос Танос, с «Санадрии»? – Моряк вновь кивнул.

Три его компаньона, не говоря ни слова, наблюдали за ними.

Дрейк широко улыбнулся и сказал:

– Меня зовут Эндрю Дрейк. Могу я предложить вам выпить?

Капитан Танос указательным пальцем показал на свой стакан и стаканы своих компаньонов. Дрейк, все еще стоя на ногах, подозвал официанта и заказал пять бокалов для всех. Танос молча кивнул ему на свободное место – своеобразное приглашение присоединяться к ним. Дрейк знал, что дело будет двигаться медленно, может быть, на это уйдут дни. Но теперь он не собирался спешить: он нашел свой корабль.

Заседание, которое состоялось пять дней спустя в Овальном кабинете, было значительно менее спокойным. Все семь членов специального комитета Совета национальной безопасности присутствовали на нем, председательствовал президент Мэтьюз. Все они не спали половину ночи, читая стенограмму заседания Политбюро, на котором маршал Керенский выдвинул свою программу войны, а Вишняев сделал заявку на власть. Все восемь человек были глубоко потрясены. Теперь их внимание было сосредоточено на генерале Мартине Крейге, председателе Объединенного комитета начальников штабов.

– Вот такой вопрос, генерал, – поинтересовался президент Мэтьюз, – возможно ли все это?

– Если говорить в терминах войны с применением обычного оружия на территории Западной Европы, начиная от железного занавеса и кончая портами на побережье Ла-Манша, – даже допуская использование тактических ядерных снарядов и ракет, – да, господин президент, это возможно.

– Сможет Запад до следующей весны повысить свою обороноспособность до такого уровня, чтобы этот план нельзя было осуществить?

– Это труднее, господин президент. Конечно, мы могли бы отправить отсюда из Штатов больше людей и вооружений в Европу. Это даст Советам предлог увеличить свои войска вдоль линии противостояния, если им вообще когда-либо нужны были предлоги. Но что касается наших европейских союзников, у них нет тех резервов, какими располагаем мы: уже на протяжении десятилетия они постоянно сокращали свои армии, количество вооружения и уровень готовности, пока, наконец, не дошли до такой степени, когда разница между людскими ресурсами и боевым оснащением для ведения войны с применением обычных средств между силами НАТО и Варшавского Договора в пользу последнего не достигла такого уровня, который невозможно будет устранить всего лишь за девять месяцев. Подготовка, которая потребуется личному составу, даже если призвать его на военную службу немедленно; производство нового, достаточно сложного оружия, – всего этого нельзя добиться за девять месяцев.

– Итак, они вновь оказались в положении, в каком были в 1939 году, – мрачно заметил министр финансов.

– Ну а как насчет ядерного варианта? – тихо спросил Билл Мэтьюз.

Генерал Крейг пожал плечами.

– Если Советы пойдут в наступление всеми силами, он неизбежен. Конечно, кто предупрежден, тот вооружен, но в наше время программы перевооружения и подготовки личного состава занимают слишком много времени. Мы предупреждены и сможем теперь замедлить советское наступление на запад, сорвав тем самым график Керенского с его ста часами. Но сможем ли мы полностью остановить их – все чертовы виды советских вооруженных сил: армию, ВМФ и ВВС, – это уже другой вопрос. К тому времени, когда мы узнаем на него ответ, может быть уже слишком поздно. Вот почему использование нашего ядерного оружия становится неизбежным. Если только, естественно, сэр, мы не оставим Европу и триста тысяч наших парней там на произвол судьбы.

– Дэвид? – спросил президент.

Госсекретарь Лоуренс похлопал по лежавшей перед ним папке.

– Возможно, в первый раз в жизни я соглашаюсь с Дмитрием Рыковым: речь идет не только о Западной Европе. Если Европа падет, то не удержатся и Балканы, Восточное Средиземноморье, Турция, Иран и арабские государства. Десять лет назад мы импортировали пять процентов нашей нефти, пять лет назад эта доля возросла до пятидесяти процентов. Теперь это шестьдесят два процента, и это соотношение постоянно растет. Даже весь американский континент – и север, и юг, – смогут обеспечить всего лишь пятьдесят пять процентов наших потребностей при максимальных темпах добычи. Нам нужна арабская нефть. Без нее нам – конец, также как и Европе, и при этом не будет сделано ни единого выстрела.

– Какие-нибудь предложения, господа? – продолжил президент.

– «Соловей», конечно, весьма ценен, но всему есть свои пределы, особенно теперь, – выдал Станислав Поклевский. – Почему бы не встретиться с Рудиным и выложить карты на стол? Мы теперь знаем о плане «Борис», знаем их намерения. И мы предпримем меры, чтобы воспрепятствовать им, сделать так, чтобы они не работали. Когда он проинформирует об этом свое Политбюро, они осознают, что элемент внезапности потерян, что военный вариант теперь не сработает. Это будет концом «Соловья», но и план «Борис» прекратит существование.

Директор ЦРУ Боб Бенсон энергично покачал головой в знак своего несогласия.

– Не думаю, что все так просто, господин президент. Как я понял из прочитанного, дело не в том, что нужно в чем-то убеждать Рудина или Рыкова. Внутри Политбюро, как нам известно, разгорается яростная фракционная борьба. И ставкой в ней вопрос – кто будет преемником Рудина. И ко всему – над ними теперь нависает голод. Вишняев и Керенский сделали предложение о ведении ограниченной войны как с целью получения излишков продовольствия в Западной Европе, так и для того, чтобы заставить советский народ подчиняться жесткой военной дисциплине. Если мы раскроем то, что знаем, Рудину, – это ничего не изменит. Это, напротив, может способствовать его падению. Вишняев и его фракция победят: они совершенно невежественны в отношении того, что творится здесь, на Западе, а также, как мы, американцы, будем реагировать в случае нападения. Даже если элемент внезапности будет утерян, но зерновой-то голод по-прежнему будет висеть над ними дамокловым мечом, и они все равно могут попытаться использовать военный вариант.