– Товарищи, – произнес он нерешительно. Никто не выразил ему в этом несогласия. Глубоко вздохнув, ученый посмотрел на свои бумаги и начал доклад. – В прошлом декабре и январе наши метеорологические спутники дальнего действия дали нам прогноз о необычно влажных зиме и начале весны. Как результат этого и в полном соответствии с обычной научной практикой нами в министерстве сельского хозяйства было принято решение, что яровые семена зерновых необходимо защитить профилактической оболочкой, которая смогла бы противостоять фунгоидным инфекциям, вполне возможным при избытке влажности. Мы уже много раз проделывали это ранее. С этой целью была выбрана оболочка двойного назначения: ртутно-органический состав, предназначенный для борьбы с грибковыми заболеваниями зерна на стадии проращивания, а также пестицид и одновременно средство для отпугивания птиц, которое называется «линдан». На научном комитете пришли к заключению, что СССР из-за гибели в результате заморозков озимых посевов потребуется урожай яровых культур в размере по крайней мере ста сорока миллионов тонн, то есть необходимо было посеять шесть с четвертью миллионов тонн семенного зерна.

Все взгляды теперь скрестились на нем, всякое движение стихло. Члены Политбюро могли за версту почуять опасность. Только Комаров, который нес прямую ответственность за сельское хозяйство, виновато опустив голову, не сводил глаз с поверхности стола. Некоторые искоса бросали на него взгляды, чувствуя запах крови.

Профессор сглотнул слюну и продолжил:

– При дозе в две унции ртутно-органической оболочки семян на тонну зерна нам было необходимо триста пятьдесят тонн этого материала, идущего для изготовления оболочки. В запасе у нас было всего семьдесят тонн. Был немедленно отослан заказ в Куйбышев на завод по производству подобных оболочек с требованием немедленно запустить производство, чтобы восполнить недостающие двести восемьдесят тонн.

– А что, у нас только один такой завод? – спросил Петров.

– Да, товарищ… Потребное общее количество в тоннах не оправдывает с экономической точки зрения строительства других подобных заводов. Куйбышевский завод – наше основное предприятие химической промышленности, которое выпускает многие виды инсектицидов, гербицидов, минеральных удобрений и тому подобное. На производство двухсот восьмидесяти тонн этого химиката им потребовалось бы не больше сорока часов.

– Продолжайте, – приказал Рудин.

– Из-за какого-то недоразумения завод в это время занимался ежегодным техническим обслуживанием оборудования, а у нас времени было в обрез, потому что оболочку необходимо было доставить на сто двадцать семь станций, где эта оболочка должна была наноситься на семена, – станции разбросаны по всему Союзу, – а после обработки семена необходимо было поставить тысячам колхозов и совхозов, чтобы они успели вовремя произвести сев. Поэтому из Москвы послали энергичного молодого сотрудника, члена партии, который должен был на месте ускорить решение вопроса. По всей видимости, он приказал рабочим закончить то, что они делали в этот момент, вновь ввести завод в эксплуатационное состояние и начать производство.

– Он не смог добиться выполнения этого в срок? – резко спросил маршал Керенский.

– Нет, товарищ маршал, завод вновь начал работать, хотя инженеры не успели закончить проведение технического обслуживания. И какая-то деталь вышла из строя. Бункерный клапан. Линдан – это очень сильнодействующее химическое вещество, поэтому дозировка линдана в остальном ртутно-органическом составе оболочки должна была поддерживаться в строго определенных пределах. А клапан на бункере с линданом заклинило, и хотя на панели управления было видно, что он был открыт на требуемую одну треть, на самом деле его заклинило, и он был полностью закрыт. В результате все двести восемьдесят тон были загублены.

– А куда смотрела служба контроля качества? – спросил один из членов Политбюро, который родился на ферме.

Профессор вновь сглотнул слюну, желая в этот момент лучше отправиться в ссылку в Сибирь, чем продолжать далее эту пытку.

– Произошло невероятное совпадение случайностей и ошибок, – признал он. – Главный специалист по химическому анализу и контролю качества продукции на время остановки производства поехал в отпуск в Сочи. Его вызвали обратно телеграммой. Но из-за того, что в районе Куйбышева был туман, ему пришлось отказаться от самолета и возвращаться поездом. Когда он вернулся, все уже было закончено.

– Оболочку не проверили? – думая, что он ослышался, спросил Петров.

Профессор в этот момент выглядел еще более неважно, чем до этого.

– Химик настаивал на том, чтобы провести контроль качества. Но молодой функционер из Москвы хотел, чтобы всю произведенную продукцию отгрузили немедленно. У них возник спор. В конце концов они согласились на компромисс. Химик требовал проверки каждого десятого мешка с материалом для оболочки, то есть всего двадцати восьми мешков. Функционер же не давал разрешения больше, чем на один. Здесь произошла третья ошибка. Новые мешки хранились на складе рядом с семидесятитонным запасом, который остался с прошлого года. Один из складских грузчиков, получив приказ отправить один-единственный мешок в лабораторию для проверки, выбрал один из старых мешков. Исследования показали, что качество материала было удовлетворительным, и вся партия была отгружена.

Доклад был закончен, больше можно было ничего не говорить. Конечно, он мог попытаться объяснить, что наложение трех ошибок – механической неисправности, неправильного решения, принятого двумя людьми, которые находились под грузом тяжелой ответственности в случае несвоевременного исполнения задания, наконец, небрежность складского рабочего – все эти звенья соединились в одну цепочку, которая привела к катастрофе. Но это было уже не его делом, и он совершенно не собирался лепетать что-то в защиту других людей. Тишина в комнате была совершенно убийственной.

Ее разорвал Вишняев, холодно и четко сформулировавший свой вопрос:

– Каково в точности влияние избыточной дозы «линдана» в этом ртутно-органическом соединении? – спросил он.

– Товарищ… вместо защитного действия он начинает оказывать токсическое воздействие на прорастающие семена. Если ростки вообще появляются из земли, то выглядят искривленными, больными и окрашенными в пестро-коричневый цвет. На таких стеблях практически нет зерна.

– И сколько же яровых было поражено? – холодно поинтересовался Вишняев.

– Примерно четыре пятых, товарищ. Семьдесят тонн, оставшихся из запаса, – совершенно нормальны. А двести восемьдесят тонн нового материала были все погублены из-за заклинившего клапана в бункере.

– Значит, этим токсичным материалом было обработано все семенное зерно, которое затем было высажено?

– Да, товарищ.

Две минуты спустя профессора отпустили восвояси. Вишняев повернулся к Комарову.

– Простите мне мое невежество, товарищ секретарь, но мне так кажется, что вы знали кое-что заранее об этом деле. Что случилось с тем функционером, который заварил эту… кашу? – Он использовал грубое русское выражение, которое относится к куче собачьего дерьма на мостовой.

В разговор вмешался Иваненко, заявивший:

– Он у нас в руках, также как и химик-аналитик, нарушивший свои обязанности, складской рабочий, единственной бедой которого является недостаток ума, и вся команда инженерных специалистов, занимавшихся техническим обслуживанием оборудования, – эти, правда, заявляют, что потребовали и получили письменный приказ закругляться со своей работой до того, как она была завершена.

– Этот функционер… он сказал что-нибудь? – спросил Вишняев.

Перед глазами Иваненко предстал образ совершенно сломленного человека, находившегося в подземных камерах Лубянки.

– Довольно много, – пробормотал он.

– Он что, – саботажник, фашистский агент?

– Нет, – со вздохом произнес Иваненко. – Просто идиот, амбициозный партаппаратчик, из кожи лезший вон, чтобы сделать даже больше, чем ему было приказано. В этом вы на меня можете положиться. К этому моменту нам известно все, что у этого парня творится под черепной коробкой.