К удивлению Тора Ларсена, море к северу, югу и западу от него было заполнено кораблями. Там были траулеры, пришедшие из Хамбера и Шельды, рыбаки, добравшиеся из Сент-Мало, Лорента, Остенде и от берегов Кента. Флаги дюжины торговых судов перемешались со штандартами боевых кораблей пяти стран НАТО, все они стояли теперь в радиусе трех миль и далее от «Фреи».

В две минуты девятого гигантские винты «Фреи» взвихрили воду, а массивная цепь подняла со дна якорь. Позади кормы появились водовороты вспененной воды.

В небе над ними кружили четыре самолета с телевизионными камерами на борту, которые показывали всему миру, как морская богиня отправляется в путь.

Волна, создаваемая танкером, становилась все больше, на нок-рее порывом ветра расправился флаг с изображенным на нем шлемом викинга, и в этот момент, приветствуя начало его движения, Северное море взорвалось разнообразными звуками. Раздались слабые свистки, оглушительный рев и леденящее душу уханье, которые эхом отдавались, проносясь над поверхностью моря, когда капитаны сотни маленьких и больших судов – от безобидных до несущих смерть – отдали «Фрее» традиционное морское приветствие.

Тор Ларсен посмотрел сначала на запруженное судами море, затем на пустой фарватер, ведший к Евробую номер 1, повернулся к ожидавшему указания голландскому лоцману и сказал:

– Господин лоцман, пожалуйста, прокладывайте курс в Роттердам.

В воскресенье 10-го апреля в зале Св. Патрика Дублинского замка к огромному трапезному столу из мореного дуба, который специально доставили для этой церемонии, одновременно приблизились два человека, сразу же занявшие свои места. Установленные на галерее менестрелей телекамеры фиксировали все происходившее за залитым ярко-белым светом софитов столом и отправляли изображение по всему миру.

Дмитрий Рыков тщательно нацарапал свою подпись от имени Советского Союза на обеих копиях Дублинского договора и передал обе папки, обтянутые красной марокканской кожей, Дэвиду Лоуренсу, который поставил подпись за Соединенные Штаты.

Через несколько часов первые зерновозы, стоявшие на рейдах Мурманска и Ленинграда, Севастополя и Одессы, двинулись в рейс через океан, а неделю спустя первые боевые подразделения, расквартированные вдоль «железного занавеса», стали оттягивать свои вооружения от отмеченной колючей проволокой линии соприкосновения.

В четверг 14-го обычное заседание Политбюро, проходившее в здании Оружейной палаты Кремля, оказалось далеко не обычным.

Последний человек (им был Ефрем Вишняев), который собирался войти в зал заседаний, был ненадолго задержан майором кремлевской охраны. Когда он прошел сквозь дверной проем, то отметил, что лица всех одиннадцати собравшихся были повернуты к нему. Максим Рудин сидел, как и всегда, в центре Т-образного стола, вдоль его продольной части с каждой стороны стояли пять стульев и все они были заняты. Свободен был только один стул в дальнем конце – в торце стола, лицом ко всем остальным.

Ефрем Вишняев апатично подошел к этому месту, выделенному для штрафников: это было его последнее заседание Политбюро.

18-го апреля на несильной черноморской волне в десяти милях от побережья Румынии покачивалось небольшое грузовое судно. Незадолго до 2 часов ночи от его борта отвалила быстроходная лодка, направившаяся к берегу. В трех милях от него она остановилась, сидевший в ней морской пехотинец вынул мощный фонарь и, направив его в сторону невидимых песков, мигнул несколько раз условный сигнал: три длинных и три коротких вспышки. С берега никакого ответа не последовало. Человек повторил свой сигнал четыре раза – никакого ответа.

Лодка повернула назад и возвратилась на корабль. Час спустя ее спрятали под палубой, а в Лондон была отправлена срочная депеша.

Из Лондона отправили другое закодированное послание в британское посольство в Москве. В нем говорилось:

25-го апреля во Дворце съездов в Кремле состоялся Пленум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Делегаты прибыли со всего Союза, некоторым из них пришлось преодолеть тысячи километров.

Стоя на подиуме под несоразмерно огромной головой Ленина, Максим Рудин выступил с прощальной речью.

Он начал с того, что в общих чертах описал кризис, с которым год назад столкнулась их страна, он нарисовал картину голода, от которой у них волосы встали дыбом. Он продолжил свой рассказ, описав дипломатический подвиг, на который наставило Дмитрия Рыкова Политбюро: как он встретился с американцами в Дублине и выторговал у них беспрецедентные поставки зерна, а также поставки импортных технологий и компьютеров – все по минимальным ценам. Никакого упоминания об уступках по уровню вооружений не было. После этого сообщения последовала десятиминутная овация всего зала, вскочившего на ноги.

Обратив внимание присутствовавших на вопросы мира во всем мире, он напомнил об опасности для дела мира, которую постоянно представляют территориальные и империалистические амбиции капиталистического Запада, которому иногда играют на руку враги дела мира внутри Советского Союза. Достаточно было и этого: все буквально оцепенели от страха. Но он продолжил, покачивая гневно указующим перстом, и рассказал, что тайные заговорщики, спевшиеся с империалистами, были раскрыты и вырваны с корнем благодаря неустанной бдительности товарища Юрия Иваненко, который, к сожалению, скончался неделей ранее в санатории после продолжительной болезни от сердечной недостаточности.

Раздались крики ужаса и соболезнования по поводу безвременно ушедшего товарища, спасшего их всех. Рудин поднял руку, призывая собравшихся к молчанию. Он сообщил, что еще до сердечного приступа, случившегося у Иваненко в прошлом октябре, и потом – после развития его болезни, ему помогал и подхватил инициативу его верный товарищ по оружию Василий Петров, который довершил дело защиты интересов Советского Союза, как несокрушимый борец за дело мира. Последовала овация в честь Василия Петрова.

Из-за того, что заговор врагов дела мира как внутри, так и за пределами Советского Союза был сорван, продолжил свой рассказ Рудин, для СССР, который неустанно борется за мир и разрядку международной напряженности, оказалось впервые за многие годы возможным сократить программы наращивания вооружения. Следовательно, больше внимания можно будет уделить производству потребительских товаров и улучшению социального обеспечения советских людей – и все это благодаря бдительности Политбюро, которое своевременно разоблачило фракцию врагов дела мира.

И в этот раз овация продолжалась не меньше десяти минут. Максим Рудин выждал, пока рукоплескания почти совсем не затихли, прежде чем поднять руку и, немного сбавив тон, заговорить вновь.

Что касается его, сказал он, то он сделал все, что мог, но сейчас для него пришло время уходить.

Последовало недоуменное молчание.

Он долго – возможно, слишком долго, – выдерживал на своих плечах неимоверные нагрузки, которые подточили его силы и здоровье.

Казалось, его стоявшая на подиуме фигура словно подломилась под тяжестью всего этого. Послышались крики: «Нет… нет…»

Он – старый человек, гнул свою линию Рудин. Что ему нужно? Ничего более того, что требуется старику: посидеть возле печи зимней ночкой, да поиграть со своими внуками…

Сидевший на выделенной для дипломатов галерее начальник канцелярии английского посольства прошептал своему послу:

– По-моему, он немного переигрывает: за свою жизнь он дал больше приказов о расстреле, чем я – горячих обедов.

Посол приподнял бровь и пробормотал в ответ:

– Считайте, что вам повезло. Если бы это происходило в Америке, он бы сейчас вывел на сцену своих ублюдков-внуков.

Итак, заключил Рудин, для него пришло время, когда он должен открыто проинформировать своих товарищей и друзей о том, что врачи дают ему всего несколько месяцев жизни. С разрешения собравшихся он хотел бы сложить с своих плеч тяжкий груз ответственности и провести остаток дней в сельской местности, которую он так любит, со своей семьей, заменяющей ему и солнце и луну.