В один из одинаковых между собой лагерных дней шаркающей прихрамывающей походкой в палатку Нартанга заявился Квиро:

– Командир, я хотел поблагодарить тебя, – с трудом ворочая разбитыми опухшими и запекшимися кровавой коркой губами, прошамкал Квиро, – говорят ты меня на руках принес от конников…

Нартанг молчал, изучающее глядя в разбитое лицо солдата.

– Ты уж прости, что зацепились мы там – не стерпели обиды… – не зная к чему относить молчание командира, немного смутившись, продолжал Квиро.

– Что сцепились – так и ладно, – наконец заговорил суровый воин, – А вот то, что мне вас вытаскивать оттуда пришлось – так то скверно. Все как дети малые. Учишь, учишь вас – а толку нет – все одно, как немощные, – недовольно проворчал он, немного отворачиваясь в сторону.

– Так мы там вдвоем против всех… – разведя руками, стал оправдываться Квиро.

– И что с того? Я вон и один против полусотни выходил – и ничего, – рыком оборвал его воин.

– Так то ты, командир, – усмехнулся и скривился от боли солдат – Ты заговоренный…

– Чушь, – буркнул Нартанг, – Ты сможешь также, если ничего не будешь бояться.

Ничего! Даже смерти! Понял?

– Понял.

– Мой народ… – запнулся на полуслове Нартанг, – Мы с ребятами пришли издалека. Мы из другого народа…

– Я знаю, командир – то не тайна уже для нашей сотни – уж и слепой догадался бы… – вновь попытался улыбнуться солдат.

– И что же? – опять изучающее посмотрел на солдата своим черным прожигающим взглядом воин.

– Вы ведь воины Данерата? Вы из этого легендарного народа, да?

– Да, – просто ответил король мертвой страны.

– Я хотел бы посмотреть на Данерат, – мечтательно произнес Квиро, – Так ли он чуден, как про него кажут?

– Он намного лучше, – вдохновенно произнес воин, – Он велик и непобедим!

– Что же нужно сделать, чтобы увидеть его?

– Стать одним из нас.

– Как?

– Перестать бояться чего бы то ни было. Самое страшное – это бесчестие. Для воина нет ничего страшнее поражения или бегства с поля битвы. Все остальное – пыль.

Даже смерть – ничто, если ты идешь к ней в славе!

– Да, мы тут о чести говорим, а сами ведь режем всех, как бешеные волки. Вон в последнем городе так одни пацаны да старики, считай, были, – вспомнил мучавший его последнюю неделю груз совести Квиро, – Разве то честь, командир, резать слабых?

– Это закон жизни, Квиро, – выживает сильнейший. И живет по настоящему только сильнейший. А удел слабых – рабство и плети. Покорность и слезы – удел слабого.

Ты же по праву сильного можешь править и жить, как пожелает душа – вот путь Данерата. Что тебе надо или что понравилось – по праву твое – по праву сильного – и нет такой силы, которая может запретить тебе обладать твоим по праву – ибо нет на земле большей силы, чем сила Данерата. Все же остальные народы – наши рабы и слуги, – вдохновенно продолжал свою необычно длинную для него речь Нартанг, – По закону сильнейшего мы приходим и забираем все, что понравиться, и этому закону учим мы своих детей, учим на рабах и учим на непокорных, вырезая их подчистую… Сила – вот единственный закон.

– Это нечеловеческие законы, но если… – Квиро не успел закончить, как получил такой удар в челюсть, что раздался костный хруст, а самого его выкинуло вон из шатра. Во рту сразу же появился уже знакомый солоноватый вкус кровавой жижи, на язык попались плавающие в ней осколки зубов. Солдат перевернулся на бок и выплюнул выбитые зубы, со страхом оглядываясь на вышедшего за ним воина.

– Ты всегда будешь валяться и харкать кровью, если будешь вот так оглядываться, как пес! – сапог командира без промедления врезался в и без того саднящие при движениях ребра, – Пока не научишься вставать и кусаться – будешь валяться и скулить, – железная рука вздернула Квиро за шиворот в воздух. Ноги солдата наконец-то удержали его в вертикальном положении, но сбитое дыхание и жуткая боль в разбитых ребрах сгибали его снова, – Ты будешь рабом, пока не станешь господином! И не смей говорить мне, что мои законы нечеловеческие! Мои законы – самые человеческие! Походи по земле – и поймешь, что все стоит только на них! – зло рычал в самое лицо качающемуся солдату воин, потряхивая его за ворот, а потом отшвырнул прочь, как тряпичную куклу, под испуганные взгляды соратников.

Квиро впервые затаил обиду на своего командира. Он хотел сказать дальше, после вступительных слов своей речи о том, что хоть понятия воина и не правильны для многих – сам он пошел бы за ним на край света, потому что, когда Нартанг ведет их – все ему кажется правильным и верным. Но вот сейчас он сам испытал на себе, что его удел – удел слабого. Командир всегда был для него неуязвимым и сильнейшим в войске, но вот только теперь эта сила обернулась не за, а против него и все встало на свои места… Всем им – дополнениям в его сотне – никогда не стать такими же железными творениями войны, какими были данератцы… И после откровенных слов Нартанга и его страшной оплеухи, лишившей его трех коренных зубов и неизвестно как вообще не перебившей челюсть, Квиро вообще чувствовал себя никчемным слабаком… Но прошло две недели и он снова шел в бой, и снова впереди был Нартанг, а они озверелой толпой ломились за ним. Ломились, не разбирая ничего и никого не щадя, и не было в тот момент никаких других мыслей, как только рваться за ним, вперед и крушить все кругом, как крушит он! В какой-то короткий миг Квиро увидел перед собой свою смерть – меч хистанца летел сбоку в его открывшееся в движении горло – глаза Квиро видели острие, летящее к нему, мысли бешено и панически «закричали» телу об опасности, но тело явно опаздывало – сметь была уже в двух ладонях от него; но тут сверкнул металлом и кровью меч Нартанга – воин отбил страшный удар, добавил кровь нападавшего к крови многих других на своем клинке и так же молниеносно продолжил атаковать других врагов.

Взгляд Нартанга чиркнул и прошел мимо Квиро, казалось, даже не выделив его из общей массы. Думать о чем-то в тот момент не было времени и Квиро продолжил сражаться, стараясь держаться своего командира, но потом, после боя он вспомнил вновь тот страшный момент. Подумал о том, как близка и, казалось, неотвратима была смерть, и с какой легкостью воин отвел ее от него. Квиро прекрасно осознавал, что уже не в первый раз Нартанг спасал ему жизнь, но идти и пытаться снова поблагодарить воина за это, мыслей у него уже не возникало.

Война, протекавшая теперь какими-то вялыми вспышками редких сражений, еще больше пошла на спад. А спустя три недели всякие действия и вовсе прекратились.

Кеменхифцы встали почти у самой границы и никуда не двигались. Снова навалилась скука. Одни поговаривали, что все это из-за большого недуга короля – разжигателя и вдохновителя всей этой войны, другие – что просто хистанцы уже все перебиты и не с кем воевать; ну а третьи в вовсе убеждали, что короли заключили какое-то соглашение и все земли, что они отвоевали, будут отданы обратно, а их разгонят по домам.

Кеменхифцы пили и дрались, данератцы мрачнели и снова отдалялись от своих «приемных» союзников.

Нартанг забылся в тренировках – это всеобщее бездействие сводило его с ума.

Сменяли друг друга воины Данерата, выходившие «поразмяться» со своим королем, а он словно специально загонял себя, пока чуть ли уже не валился от усталости.

День за днем проводил он в изнуряющих упражнениях. Его тело, уже давно приобретшее смертоносную силу, теперь налилось какой-то иной природой – злобой, исходящей из самого сердца, пропитанного ядом ненависти к живому миру… От неясности положения вещей и дальнейшего их развития Нартанг с каждым днем все больше зверел.

Наконец однажды в лагерь прискакал гонец от короля, которого так ждали командиры.

Тут же все были приглашены в палатку главнокомандующего.

Нартанг вернулся с собрания веселый и довольный:

– Скоро бой! – коротко объявил он своим людям, но столько в эти два слова было вложено огня, что все даже повскакивали с мест и радостно закричали, будто бы не на смерть предстояло им идти, а на праздник. Хотя о смерти данератцы думали меньше всего, и битва действительно была для них праздником, ну а «приемные» кеменхифцы давно уже жили только учениями и волей своего командира.