– Мила, ну что же ты клеть-то не заперла?! Смотри – Красава-то с телком ушли куда!

– Да куда ж они уйдут, матушка, от дому-то, – миролюбиво улыбнулась пышная деваха,

– От еды да тепла?

– Недалече отойдут, а там волки их и сцапают! Что мы без нее делать-то будем?! – не унималась мать – потеряв в лесу прошлой зимой мужа и двух старших сыновей она ненавидела и боялась его зверей, уже не пытаясь понимать их, как учил погибший супруг.

Она так и не узнала кто унес жизни половины ее семьи – матерый ли шатун или голодные волки, а может и просто неверный лед или лютый холод, что стоял этой зимой – сгинули, как и не было. И вот теперь сидела на своем хуторе с «перезревающей» дочкой да двенадцатилетним сыном-сорванцом, из последних сил пытающимся тянуть все мужские обязанности. А уйти куда? – страшно, да и некуда… Ушли от князя давно, уж забыла и когда – когда еще сама такой вот девкой была. Захотели вольную жизнь, да и получили – вокруг леса нехоженые, болота глухие, первая деревня – четыре дня по тайным тропкам скорым шагом идти. Да и деревня-то та – десять домов, да общий сеновал. Тоже отказники – беглые. Раньше-то с мужем да сыновьями жили они припеваючи: в лесу зверя, птицы много. Часто на неделю к морю уходили за рыбой. Еды, сена, дерева хватало вдосталь – все давали щедрая богатая земля и лес.

– Да вон они за кустами стоят! – улыбнулась Мила.

– За забор их загони! Вон Рыжий стоит к нему и поставь, – не отступала женщина.

– Хорошо, матушка, – послушно кивнула дочь и пошла за скотиной.

– Мам, дай квасу, притомился я, – вошел в избу крепкий мальчуган – теперь он по праву старшего мужчины требовал к себе особого отношения.

– Да, Кворушка, сейчас, – кивнула мать и поспешила достать кувшин с квасом, – Вот пей, сокол мой.

– Ох, хорошо, – присел паренек, – Куда это Мила пошла?

– Да корову же чуть не проворонила! Вот за Красавой пошла.

Парень внимательно проводил сестру взглядом, дождался, пока та возвратилась за забор с коровой, закрыла ворота, и только потом стал вновь пить.

День прошел в обычных заботах, закончившись вечерей и молитвой Великим Небесам о благости и счастье. Мила легла в свою постель и в который раз стала мечтать о статном красавце-незнакомце, что пришел бы и забрал ее из лесу, увез в далекий и красивый город, где много народу и всяких интересных диковинных вещей; полюбил бы ее больше жизни, и они никогда бы не расставались. Она была бы ему хорошей верной женой, а он добрым мужем – так часто мечтала она за работой и засыпая, рисуя в воображении образ сильного и доброго мужчины своей мечты: на голову выше ее, с длинными светлыми волосами, небольшой бородкой и усами, веселыми голубыми глазами и сильными большими руками…

Нартанг спрыгнул на берег, едва поспевая за отфыркивающимся гнедым, опущенным моряками на канатах прямо в воду и преодолевшим расстояние до берега вплавь за шлюпкой. Он успокаивающе похлопал коня, оглянувшись, махнул рукой морякам, быстро выложившим его вещи на берег, торопившимся до отлива вернуться на судно; и капитану, стоявшему на палубе своей «Чайки». Потом посмотрел на пустынный берег. Перед ним лежали Лесистые земли. Страна мальчишеских фантазий, страна тяжелого юношеского опыта, страна, где его народ встречал достойных противников, и куда любили ездить заскучавшие воины. Даст ли она ему то, чего он так ждет?

Сможет ли он найти здесь остатки народа Данерата или же ему и дальше придется скитаться по свету, в надежде разыскать их где-то в другом месте?

Нартанг прошел песчаный берег и сел на узловатые выступающие корни высокой сосны.

Успокоившийся немного конь, который послушно шел следом, встал рядом и ткнулся бархатным носом в шею своего сурового хозяина, прося ласки за стойко перенесенные им тяготы пути. Воин недовольно отмахнулся от него и окинул взглядом пустынное побережье, посмотрел на удаляющийся торговый корабль Тагрима и синюю даль морского горизонта. Как велик мир, и как тяжело, а порой и невозможно найти в нем что-то утраченное…

Квор пошел проверять силки, свистнув с собой сметливую злобную сучку. Кобель остался рваться на цепи, он был грозным и страшным в защите своих хозяев и мог поспорить даже с медведем, измотав лесного великана бесстрашными атаками – пусть лучше остается с женщинами, пока его не будет. Мать помахала сыну рукой; сестра проводила его взглядом, машинально разбрасывая курам просо.

– Надо съездить к Риоре в гости что ли, – вздохнула женщина, – У нее трое сыновей в женихах, да и другие бы из Медовки посмотрели на тебя – засиделась ты уж у меня в девках, Мила! Мужа тебе пора искать. Вижу уж поспела ты. Да и нам лишние мужские руки не помешают: хозяйство большое, да работников мало. А там глядишь – деток нарожаешь и совсем дело пойдет, – добро обернулась на дочь мать, улыбнувшись вмиг покрасневшей девушке.

– Ах да ну что ты, маменька! – всплеснула та руками, – Какие же из них женихи?!

Не улыбнутся, не пошутят – все сычами смотрят да друг дружку локтями подпихивают – сразу оно видно, чего злое думают! – высказала убеждение о предполагаемых женихах Мила, – Да и другие парни в Медовке все только на своих девчонок и глазеют, а те чего доброго мне все косы выдерут, коль прознают, что я кого из парней увести хочу! – открыла свои страхи простушка.

– Ах, Милка, Милка, ну и глупая же ты у меня! – усмехнулась мать, – Молчат да пихают друг друга – значит, робеют тебе чего сказать, значит, нравишься ты им! А девок медовских не бойся – не будут же они на тебя посередь улицы кидаться?! А так ты же все со мной будешь. А как понравишься-приглянешься кому – так быстро дорогу на наш хутор прознают, уж ты не сомневайся! – потрепала она ее по голове и пошла в дом, оставив дочь переваривать услышанное, волноваться и мечтать еще больше обычного.

Нартанг ехал вдоль берега до тех пор, пока его путь не преградили высокие скалы.

Воин ругнулся и повернул коня вглубь лесов, поминая Хьярга каждый раз, как какой-то чересчур бойкий овод умудрялся укусить его в незакрытое одеждой и доспехами место. Гнедой также недовольно и зло фыркал, во всю орудуя хвостом – такой жужжащей напасти он не знал на своей родине. Решив к закату вновь выехать к побережью, чтобы хоть как-то поспокойней поспать, воин подгонял своего коня, рассчитывая объехать вставшие преградой горы. Когда гнедой стал дергать поводья из рук и артачиться, пятясь назад и норовя свернуть куда-то в сторону, Нартанг решил, что того сильно укусила очередная мошка и лишь поддал ему посильней, не терпя неповиновения. Конь рванул вперед и завяз в обманчивом мху болота. Нартанг вновь выругался и спрыгнул на землю, тут же ощутив под ногами топь.

– Хьярг! Стоять, родной! Ну-ка давай назад! – потянул он коня обратно. Тот стал разворачиваться, и его круп неожиданно полностью провалился в бурую жижу, угодив в самый центр предательской природной ловушки. Гнедой испуганно заржал, начиная биться, разбрызгивая мутную воду и мох. Нартанг попробовал схватить его рукой за гриву, но сам едва не завяз, погрузившись чуть ли не по пояс.

Отскочив прочь, воин ошалело оглянулся по сторонам, выхватил меч и с одного удара свалил небольшое деревце, которое едва ложилось в обхват его ладоней. Он попробовал подсунуть ствол под передние ноги быстро погружающемуся животному, которое своими попытками освободиться, лишь еще больше загоняло себя в глубь топи.

– Да стой ты, стой! – орал он на обезумевшую лошадь, сам испытывая невольный страх перед неотвратимой и безжалостной шуткой природы. Но хищная трясина неумолимо делала свое дело…

– Да-а, сегодня не богато. Куница, видать, поворовала. Только трех куропаток и принес, – печально вымолвил Квор с порога, протягивая поспешившей ему навстречу материи добычу.