– Господи! Я не осмеливалась! Дедушка пришел бы в ярость. Но я запоминала па и повторяла дома, в своей комнате.

Росс, опершись руками о палубу и задрав голову вверх, всматривался в небо.

– А Марта танцевала как ангел. Помнится, однажды на балу к ней привязался какой-то толстый старый сквайр. Она пыталась ускользнуть от него, а он приглашал ее всякий раз, когда музыканты играли быстрые хороводные танцы. Я пытался вмешаться, но Марта была слишком хорошо воспитана, чтобы отказать старику. Ну и неуклюжий он был танцор! То и дело наступал Марте на ноги. По дороге домой, сидя в карете, мы так смеялись над ним. Но когда Марта сняла чулок, я увидел, что у нее сломан палец.

– Бедняжка!.. – пробормотала Пруденс.

– А на следующий день мы узнали, что этот медведь свалился с лестницы и сломал себе ногу. А все из-за своей неуклюжести, так о нем говорили. С моей точки зрения, олух получил по заслугам, но Марта – добрая душа – навестила его и принесла говяжий студень, чтобы утешить старика в несчастье. – Росс тихонько рассмеялся. – Через месяц он прислал ей в подарок безделушки: видно, решил, что Марта к нему неравнодушна. Тут уж пришлось отправить письмо. Я написал, что очень польщен теми чувствами, которые внушила ему моя жена, но дальнейшее ухаживание может обернуться плохо для его здоровья. Старик понял намек. И Марта осталась без поклонника. – Росс хмыкнул. – Мы еще долго смеялись, вспоминая тот случай.

Пруденс смотрела на него с некоторым недоумением.

– Первый раз вижу, чтобы вы улыбались, рассказывая о Марте.

– Просто это – забавное происшествие, и говорить о нем приятно. – Росс тоскливо улыбнулся и указал на альбом. – Вы уже закончили?

Пруденс напрочь позабыла о рисунке: она буквально таяла от радости, наслаждаясь смехом и улыбками Росса. И не могла понять, почему чувствует себя такой счастливой. Вернувшись к прерванному занятию, Пруденс начала напевать себе под нос одну из старинных песенок, которым учил ее папа.

– Спойте погромче. У вас красивый голос. Пруденс зарделась, потом кивнула и запела:

– Отличная песня, леди. И голосок у вас чудесный. Пруденс посмотрела на главную палубу: там стоял улыбающийся Тоби Вэдж.

– О, спасибо!..

– У нас на баке все зовут вас жаворонком. Вы вот поете да нас радуете. – Вэдж покачал своей массивной головой. – А матросских песен небось не знаете?

– Наверное, это тоже плохая примета? Тоби удивленно наморщил лоб.

– Простите, леди?

– Не важно. Я просто пошутила. Что же мне спеть? Вэдж сунул руку в карман своих широченных штанов и выудил оттуда дудочку. Приложив ее к губам, он начал выводить какую-то мелодию. Дудка казалась слишком хрупкой для его толстых, грубых пальцев, и Пруденс была поражена, услышав, какие нежные звуки извлекает из нее Тоби. Мелодия была очень живая и веселая.

– Ну, конечно, я знаю ее, – кивнула Пруденс и через несколько секунд начала: – В городе Плимуте жила одна девица…

– Ах ты, гнусный урод! Как ты смеешь фамильярничать с господами?

Музыка оборвалась на тоненькой, жалобной ноте. Тоби в ужасе поднял глаза: с ютовой надстройки на него злобно смотрел капитан Хэкетт.

– Нет, сэр. Я вот только… я для леди тут одну песенку исполнил. Понимаете, сэр капитан?

Хэкетт спустился вниз и встал возле поручня.

– Тебе что, больше заняться нечем, хам и бездельник?! А может, хочешь получить дюжину горяченьких?

Вэдж хватал ртом воздух.

– Нет, сэр. Я ведь как раз шел на вахту, сэр. А тут услышал, что леди поет…

– А я слышал, что восемь склянок прозвонили уже несколько минут назад. Ах ты, пес паршивый! Вот значит как ты несешь службу? Почему не отдаешь честь офицеру?

– Я… я… – Вэдж неуклюже переминался с ноги на ногу, пытаясь запихнуть куда-нибудь свою дудку и одновременно поднести руку ко лбу.

– Прошу вас, капитан! – воскликнула Пруденс, вскочив со своего места. – Это я во всем виновата. Я заставила его играть.

Хэкетт ответил ей кривой, деланной улыбкой.

– Дорогая леди, пожалуйста, не вмешивайтесь в дела, которые вас не касаются. И не берите на себя вину этого мерзкого урода! – Он круто повернулся и снова заорал на Вэджа: – А ты ступай наверх, образина, и неси свою вахту! Не то пожалеешь, что родился на свет!

– Н-н-но, сэр капитан. Вы уж простите, но я канонир. Что же мне делать наверху-то?

Хэкетт со всей силы грохнул кулаком о поручень.

– Проклятие! Ты еще со мной споришь? – И он махнул рукой человеку с маленькой ротанговой палочкой,[14] который стоял на сходнях. – Эй, старшина корабельной полиции! Надень-ка этому сукиному сыну кандалы на ноги! Пусть посидит несколько дней на ветру да на солнце – поразмыслит о своем дерзком поведении. А для начала всыпь ему хорошенько!

Росс стоял, сжав кулаки, и с яростью смотрел на капитана:

– Я протестую, сэр. Этот человек…

– Это мое дело, сэр. – На красивых губах Хэкетта появилась коварная усмешка. – Вы оспариваете мои приказы, мистер Мэннинг?

Росс скрипнул зубами и опустил голову.

– Нет, сэр, – пробормотал он.

Пруденс со страхом смотрела, как Вэджа поволокли на бак и приковали к полу. Потом она услышала свист трости и приглушенные стоны, которыми сопровождался каждый удар. Неужели Росс смолчит? Она осуждающе взглянула на него. Желваки на скулах Мэннинга заиграли, но он отвернулся.

А Хэкетт расправил свое кружевное жабо и, несколько успокоившись, одарил Пруденс лучезарной улыбкой.

– Ну-с, дорогая леди, – сказал он как ни в чем не бывало, – Сент-Джон говорит, что вы прекрасно играете в триктрак. Не хотите ли зайти в мою каюту и посоревноваться со мной?

Пруденс не знала, на кого надо сердиться больше: на жестокого Хэкетта или на Росса, у которого не хватило смелости защитить бедного Тоби.

– Простите, капитан, – промолвила она, с трудом смиряя гнев. – К сожалению, у меня разболелась голова.

– Я приготовлю тебе лекарство, – встрепенулся Росс.

– Я сделаю это сама, – холодно заявила Пруденс. Ему не удастся так просто загладить свою вину! Опустив глаза вниз, она только сейчас заметила, что до сих пор держит в руках альбом и карандаш. – Я не стану заканчивать твой портрет.

Пруденс перечеркнула лицо Росса крест-накрест, отшвырнула альбом и помчалась вниз, в каюту.

Солнечный день казался теперь ей тусклым и унылым.

Войдя в каюту Росса и закрыв за собой дверь, Пруденс поежилась. Чем скорее она снимет промокшее платье, тем быстрее прекратится дрожь. Она мельком взглянула на большое влажное пятно, расползавшееся по юбке. Слава Богу, хоть корсаж не намок, когда этот матрос опрокинул на нее таз с водой. Ведь в запасе у нее только корсет Марты, расшитый розочками. А вот нижней юбке досталось не меньше, чем платью.

Часы на столе показывали одиннадцать. До обеда вполне хватит времени, чтобы переодеться. Пруденс снова передернулась от холода. Конечно, надо было уйти из лазарета сразу, как только случилась эта неприятность. А она осталась да еще принесла воды, чтобы вымыть беднягу. Правда, его дела куда серьезнее ее собственных. Теперь остается только надеяться на то, чтобы не простудиться.

Пруденс стянула с себя платье и нижнюю юбку. Сорочка, к счастью, была сухой. Она взяла голубое миткалевое платье, подаренное Россом. Пожалуй, стоит надеть его для разнообразия, а корсет можно зашнуровать какой-нибудь лентой покрасивее. Порывшись в матросском сундучке, который ей преподнесли канониры, Пруденс извлекла оттуда свою корзинку с безделушками. Где-то там лежит роскошная вишнево-красная лента.