Его, профессионального наемного убийцу, выдергивают из Греции, где он скрывается от правосудия, и везут в Москву. Мало того, что Куратор подставляет своего подопечного под возможный арест, – структура, которую представляет серенький, невольно подставляется сама. В случае задержания Македонского – а его реальность неоспорима! – неизбежны разоблачения и, как следствие, вселенский скандал.

Но, видимо, значимость исполняемого объекта настолько была велика, что даже риск возможного провала не пугал руководство. Действительно, Сибиряк – фигура более чем серьезная. И вроде бы ему, Македонскому, окончательно и бесповоротно заказывают его ликвидацию. Киллер получает чистые документы, машину и оружие, грамотно отслеживает жертву, но, прибыв для осуществления акции, не получает окончательное «добро». Да и Куратор все это время ведет себя как-то странно.

Дальше – больше.

В тот памятный для него, Саши, день серенький приказал ждать у отеля до пяти вечера. Затем следует новое распоряжение: срочно все бросить и возвращаться на конспиративную квартиру.

Солоник, внутренне недоумевая, выполняет приказ.

И больше никаких разговоров о Сибиряке. Зато Куратор осторожно, исподволь интересуется шадринскими. А самое удивительное – Куратор оставляет его в Москве еще на две недели, после чего уже из Греции дает новый приказ: срочно возвращаться в Афины.

Чем вызваны эти невразумительные маневры? Какова их логика? Безусловно, подобные поспешные перемены имеют свои внутренние причины, и причины эти настолько скрыты, что о них остается только догадываться...

– К обеду буду... – чуть слышно прошептал Саша последние слова Сибиряка, воскрешая в памяти сцену у «Паласа».

И тут же вспомнилась ярко-желтая тридцать первая «Волга» с таксистскими шашечками, двое мужчин в салоне...

Это была «наружка» или исполнители? Но если Сибиряка заказали еще кому-то, какой был смысл в нем, Македонском?

Подстраховать тех, в «Волге»?

И для этого специально выдергивать его из Афин?!

Да и неизвестно, что в итоге с Сибиряком. Как ни пытался Саша выяснить дальнейшую судьбу этого человека, Куратор грамотно уходил от ответа.

А может быть, появление великого и ужасного Александра Македонского в Москве было продиктовано совсем другими причинами?

Но тогда какими же?!

Сколько ни ломал себе голову Солоник, но так и не мог найти сколь-нибудь вразумительного ответа ни на один вопрос. Ответы могла дать лишь предстоящая беседа с Куратором, и Македонский, тяжело вздохнув, решил пока не думать ни о Сибиряке, ни о своем более чем странном визите в Москву...

После беседы с сереньким возникло еще больше вопросов, чем было у Солоника до нее.

Встреча происходила на «точке номер семь», в небольшом загородном ресторанчике километрах в пятнадцати от Афин. На открытой веранде негромко играл греческий оркестр, официанты разносили заказы, посетители, истекая потом, обмахивались сложенными газетами, и никому не было дела до двух мужчин, сидевших в углу и о чем-то тихо беседовавших.

Серенький смотрел на подопечного с едва заметной усмешкой, признаком превосходства. Так может смотреть человек, который знает наперед ответы на все вопросы, и от этой его усмешки Саше становилось не по себе.

– Я вижу, вы хотите меня о чем-то спросить? – предугадывая ход беседы, начал Куратор.

Солоник взглянул ему в глаза, пытаясь по их выражению определить канву будущего разговора.

– Во-первых, вас, по всей вероятности, интересует судьба Липчанского. – Собеседник Македонского плеснул себе в стакан сухого вина. – Так вот, этот человек пропал без вести. Да, такое случается не только со среднестатистическими гражданами, но и с криминальными авторитетами. Может быть, помните, был такой вор Гиви Резаный, он же Гиви Берадзе, тот тоже исчез. Летним утром 1994 года отправился в отель «Интурист», в свой офис, а спустя несколько минут к его жене зашли двое в милицейской форме, отдали ей ключи от машины и, попрощавшись, ушли. И все – больше Резаного никто не видел... Тогда, у отеля «Палас», вы наверняка видели Сибиряка в последний раз. Может быть, вы даже были тем, кто видел его последним...

Саша хотел было спросить о той подозрительной желтой «Волге» с таксистскими шашечками, которую он заприметил, но по вполне объяснимым причинам решил этого не делать.

А серенький продолжал:

– По факту исчезновения гражданина Липчанского в Балашихинском РОВД заведено уголовное дело. Милиция ведет поиск. Не стоит говорить, что поиск ведут и люди из его окружения. Впрочем, это все, что я могу вам сообщить о Сибиряке...

Да, Солоник не ошибся. Как и во время подготовки покушения на Квантришвили, не он один охотился за жертвой. Несомненно, Македонский дублировал тех, кто сидел в «Волге» с таксистскими шашечками. Это несомненно так же, как и то, что киллеры, «исполнившие» Липчанского, наверняка разделили судьбу ликвидатора Отарика.

Или не только дублировал?

– А может быть, Липчанский... – начал было Македонский, но Куратор, мгновенно поняв его мысль, не позволил ему закончить фразу.

– Хотите сказать, что он оказался на редкость проницательным? Что имитировал собственное исчезновение? Структуры, которые ведут его розыск, прорабатывают и такую версию. Не буду вдаваться в ненужные вам подробности, скажу лишь, что она... как бы это выразиться... тоже имеет право на существование. – Серенький был изворотлив, как уж, и фразы его, обтекаемые и двусмысленные, чем-то напоминали изречения дельфийского оракула: хочешь – так понимай, а хочешь – эдак...

Впрочем, следующее сообщение прозвучало более чем конкретно:

– В Питере застрелили некоего Кирпича.

– Кого? – переспросил Саша.

– Владислав Кирпичев, известный также как Дядя Слава и Полтинник, – уточнил собеседник. – Был в Питере такой... О малышевской преступной группировке никогда не слыхали?

– Слыхал, – угрюмо ответил Македонский, не понимая, куда клонит Куратор.

– Один из ее лидеров. Пять судимостей. По некоторым данным, вор в законе, что, впрочем, сомнительно. Он был застрелен неизвестным киллером в питерском клубе «Джой» около недели назад. Четыре выстрела из пистолета Макарова. Один – в сердце, второй и третий – в шею, четвертый мимо...

– А я-то тут при чем?

Серенький хитро прищурился.

– Вы ведь в то время были в России...

– Но я не был в Питере, и вы это сами прекрасно знаете! – возмутился Солоник. – Я вообще никогда там не был!

– Но кое-кто уверен, что это вы...

– Кто именно? – Вопрос был задан в лоб и потому требовал столь же конкретного ответа, но такового не последовало:

– Бандиты говорят... Вас ведь видели в Москве. Стало быть, приблизительно в то же самое время вы могли быть и в Петербурге. – Солонику показалось, что собеседник в открытую издевается над ним. – На скором поезде всего семь с половиной часов, столько же обратно. Итого на исполнение – сутки или двое.

Наверное, будь перед Сашей другой человек – беседа приняла бы другой характер.

– Ладно, не будем больше об этом, – неожиданно улыбнулся Куратор, и улыбка эта вышла почти приятельской. – Ни о чем не думайте, отдыхайте, поддерживайте форму. Кстати, по всей вероятности, вам вскоре придется снова выехать за границу.

– В Россию? В Петербург? – В последнем вопросе звучала явная издевка, но собеседник предпочел ее не заметить.

– Нет, куда в более спокойную и цивилизованную страну. У нас еще будет время обсудить подробности. Ну, всего хорошего.

Небрежно кивнув на прощание, Куратор подозвал официанта и, рассчитавшись, двинулся к автостоянке, оставив своего подопечного в полном недоумении...

Впрочем, уже к вечеру киллер прекрасно понял и смысл намеков Куратора насчет убийства в Петербурге Владислава Кирпичева, а заодно потаенные причины своего появления в России.

По всей вероятности, роль дублера при ликвидации Сибиряка (если Липчанского действительно «исполнили») не являлась для Солоника основной. Куратор вывозил его в Россию лишь для одного: засветить перед братвой. Встреча с бригадиром шадринских, безусловно, была тонко и грамотно подстроена, и лишь с одним умыслом – показать, что Солоник, даже находясь на нелегальном положении, по-прежнему боеспособен.