– Конечно, старшие этого твоего друга поступили как законченные негодяи, – вздохнул он, выпуская изо рта колечко дыма. – Не нужен им человек – пусть скажут честно. Но чтобы подставлять внагляк... За такое, конечно, надо спросить. У друга твоего есть что предъявить? И откуда он вообще узнал, что его швырнуть решили?

– Случайно потом выяснилось, – туманно объяснил Свеча.

– Ясненько. Ну, будь я на месте того пацана, я бы сделал так: пошел бы к старшим и сказал, что ухожу от них. А затем, при удобном случае, вальнул бы их тихонько. А вообще к таким вопросам надо осторожно подходить: нож – он ведь обычно обоюдоострый, – философски завершил консультант. – Пусть твой друг перед таким серьезным шагом еще и еще раз взвесит свои возможности. Пусть подумает, что он дальше будет делать.

Свечников думал несколько дней и решил, что Конверт прав. С одной стороны, ему вроде бы нечего предъявить братьям Лукиным. Дать прочесть «маляву» – подставить под удар Шмеля. А других предъяв вроде и нет. Можно было бы, конечно, явиться и заявить: мол, все, ухожу от вас, собирайте пацанов. Если кто-нибудь скажет, что я кому что должен, готов ответить и отдать.

Ну а дальше?

Из десятка боевиков, которые теперь под его началом, под ушедшего из-под контроля Лукиных бригадира подпишется человек семь от силы. Собственных фирм, банков, с которых можно было бы жить, у него пока нет. Стало быть, надо шустрить, вертеться, искать бесхозных бизнесменов и подписывать их под себя. Или же – дербанить чужих. Или – переподписывать их. А это, безусловно, война, и силы в ней явно будут неравные...

А слово найти и завалить киллера Солоника – слово, которое он дал Крапленому? Для поисков нужны деньги, и немалые.

А неудачная поездка в Курган?

А этот гнусный мусор, которому наверняка наплевать на «стрелку» с березовскими, на которой его, Свечникова, закрыли? Он-то наверняка будет гнуть свою линию и не слезет с него, пока не дожмет!

– Главное – быть уверенным в своих силах, – поучал Конверт, глядя на бригадира исподлобья. – Человек, который уверен в себе, всегда победит всех своих врагов. Свидишься с тем пацаном – так и передай ему...

Офицер столичного РУОПа Воинов принадлежал к той немногочисленной породе негодяев, которые разделяют всех окружающих людей лишь на две категории: на тех, которым надо что-то от него, и тех, от которых что-то надобно ему.

Наверное, именно это качество и позволило Воинову считаться на Шаболовке одним из лучших. А в ментовке быть другим и нельзя. Тут не до гуманизма, не до понимания проблем других и не до обыкновенной порядочности. В РУОПе надо быть готовым в любой момент подставить товарища, но в то же время быть готовым к тому, что и тебя в любой момент могут подставить...

Как ни странно, но бригадир урицких Сергей Свечников сочетал в себе оба качества. С одной стороны, арестант «Петров», конечно же, хотел вырваться на свободу, а свободу он мог получить только благодаря Воинову. С другой, начальник группы по поиску Солоника тоже мог получить от него немало – и прежде всего информацию, касавшуюся загадочного курганского киллера.

Естественно, напрашивалась банальная сделка: или мы, гражданин Свечников, подбрасываем тебе в машину несколько патронов от «ПМ» или «ТТ» и пару стреляных гильз (экспертиза, конечно же, установит, что ствол был «мокрый») и, соответственно, шьем двести восемнадцатую статью со всеми вытекающими, или ты рассказываешь все, что тебе известно о Солонике.

Поразмыслив здраво, Воинов понял, что Свеча безусловно откажется идти на подобную сделку. Уж лучше несколько месяцев провести в следственном изоляторе, а потом благодаря адвокату выйти на свободу под подписку или залог, чем идти на контакт с ментами и тем самым ставить крест на собственной карьере бандита.

А стало быть, назревал другой, более тонкий и эффективный вариант работы со Свечниковым, при котором последний вряд ли смог догадаться, что его используют.

Через две недели после задержания Воинов, еще раз взвесив «за» и «против», распорядился выдернуть Свечу на допрос.

Руоповец был приветлив, улыбчив и подчеркнуто доброжелателен. Предложил присесть, пододвинул сигареты, пепельницу и зажигалку. Спросил, нет ли жалоб по содержанию.

Арестант выглядел сумрачным и настороженным. Видимо, в любом вопросе, в любой, пусть даже самой незначительной фразе он искал какой-то коварный мусорской подвох, какую-то прокладку.

– Напоминаю вам, гражданин Свечников, – скороговоркой произнес мент, – что вы задержаны на тридцать суток по президентскому Указу. С документом вы ознакомлены при поступлении сюда.

– Спасибо, – с заметной издевкой ответил арестант.

– В твоих действиях не обнаружено состава преступления, хотя мы имеем полное право крутить тебя по статье «сопротивление сотрудникам органов правопорядка при задержании», – как ни в чем не бывало продолжил Воинов.

– Ну так крутите! – В голосе собеседника слышался вызов.

– Ну зачем же так грубо? Ты уже отказался давать показания по поводу того, что являешься членом устойчивой преступной группировки, так называемой урицкой. Ты даже не признаешь очевидного – что мы задержали тебя на «стрелке» с березовскими бандитами... Кстати, насчет Кургана не передумал?

– Какого еще Кургана?

– Город есть такой, куда ты, ныне покойный гражданин Савчик, известный тебе как Рыжий, и ныне здравствующий гражданин Ковалев, известный как Укол, ездили для поисков ныне скрывающегося гражданина Солоника. Гражданин Савчик умудрился застрелить там сотрудника милиции. Ты, кстати, все это своими глазами видел.

– Не был я отродясь ни в каком Кургане. А то, что Укол написал, – херня полная. Знаю я вас: прессанули, вот он подпись и поставил.

– Свечников, вы ведь летели туда самолетом. Можно элементарно запросить кассы «Аэрофлота», в корешках билетов остались ваши фамилии, – вкрадчиво продолжал Воинов, словно не замечая предыдущей реплики. – Организовать в Кургане свидетелей стрельбы, хотя бы водителя той «семерки». Да и женщина, которую вы приняли за родственницу Солоника, тебя наверняка опознает. После чего со спокойной совестью избрать в качестве меры пресечения содержание под стражей и перевести тебя в Бутырку или в «Матросскую тишину». Можно, кстати говоря, организовать и очную ставку с гражданином Евгением Ковалевым.

– Так чего не организовываете?

– Зачем? Для чего нам это надо? – многозначительно усмехнулся руоповец. – Для чего нам лишняя головная боль? Ну, выпустим мы тебя, и куда дальше пойдешь? На завод, гайки крутить? К братьям Лукиным пойдешь, а они – будь уверен! – придумают, как подставить тебя по новой. Ну, что ответишь?

– А что я еще должен говорить? – недобро сверкнул глазами Свечников, все еще не понимая, куда клонит собеседник.

– То-то! – осклабился в улыбке милиционер. – И говорить тебе нечего... Ну ладно. – Его рука потянулась к каким-то бумажкам. – На вот, подпиши.

– Что это? – удивился арестант.

– Постановление о твоем освобождении и расписка о том, что не имеешь претензий и жалоб по нахождению в изоляторе временного содержания ИВС ГУВД. Кстати говоря, до полных тридцати дней, которые я могу содержать тебя тут, остается еще целых две недели. Я вполне могу отправить на экспертизу твою одежду – на предмет обнаружения следов наркотиков или пороховых газов, а это значит – накрутить тебе еще небольшой срок. Но я лучше тебя отпущу с миром... Думаю, все-таки мы еще встретимся с тобой. Сам знаешь, сколько веревочке ни виться, а конец, как говорится, будет...

– Ну пока, пацаны, всех вам благ и скорой «откидки». – Стоя на пороге, Свечников в последний раз обвел глазами хату, где пробыл две недели – время, так поменявшее его жизнь.

– Пока. – Конверт растянул рот в улыбке, и золотая фикса блеснула в его зубах. – Базар наш последний не забыл?

– Не забыл, – улыбнулся в ответ Свеча.

– Телефон мой тоже помнишь. Через недельку меня отпустят, позвони вечерком. А то в гости подъезжай – посидим, брата твоего покойного помянем.