– Но я эксперт в области криминальных расследовании и в состоянии проделать простые магматические расчеты.

– Именно, именно, – насмешливо сказал Мейсон, – и вы запросто можете вывернуть свою абракадабру так, что в результате придете к совершенно астрономической цифре, которая отвечает вашим целям. Мы можем, например, взяться за это и таким образом: скажете, что существует только два пола (и поэтому тот факт, что обвиняемая – женщина, дает один шанс из двух), далее, существует только десятая часть взрослых женщин в рамках определенной возрастной группы, которых вы способны опознать (значит, вы получаете соотношение двадцать к одному за то, что это была особа, о которой идет речь); далее, из женщин данной возрастной группы лишь приблизительно одна из двадцати имеет такой цвет волос, так что вы можете перемножить все и получить коэффициент четыреста к одному…

– Ну это же нечестно, – перебил его лейтенант Трэгг. – Какое искажение фактов!

– Но мой прием продолжает ту же самую линию аргументации, которую вы используете, пытаясь вывести математическое правило вероятностей. Ну хорошо. Я ставлю перед вами вопрос в последний раз. Вы ведь не можете констатировать вне пределов разумных сомнений, что тело принадлежало Дорри Эмблер, или можете?

– Нет, не могу.

– Это все, – сказал Мейсон.

– А теперь я хотел бы вызвать еще одного свидетеля, это будет, леди и джентльмены, возможно, вне протокола, – объявил Гамильтон Бюргер. – Я вызываю Рози Честер.

Рози Честер, рыжеволосая, чувственная женщина с вульгарным ртом и настороженными глазами, вышла к столу и приняла присягу.

– Где вы проживаете? – спросил Гамильтон Бюргер.

– В настоящее время в окружном суде, – стрельнула она в зал густо подведенными глазами.

– Вы знакомы с обвиняемой?

– Да.

– Когда вы впервые увидели обвиняемую?

– Мы были соседками по камере в течение одной ночи.

– Благодаря этому стечению обстоятельств не говорили ли вы с обвиняемой о Дорри Эмблер?

– Да.

– И что же обвиняемая говорила о ней?

– Она сказала, что Дорри Эмблер никто и никогда больше не увидит.

– Было ли какое-нибудь продолжение этого разговора? – пожевал губами Бюргер.

– Я спросила, не беспокоит ли ее, что Дорри Эмблер может потребовать свою долю наследства, а она рассмеялась и сказала, что Дорри Эмблер никогда больше не появится и не потребует никакой доли…

– Было это до или после того, как было обнаружено тело?

– Думаю, тело уже обнаружили, но обвиняемая об этом не знала. Публично о находке еще не было объявлено.

– Перекрестный допрос, – бросил Гамильтон Бюргер.

– Вам предстоит суд по какому-то обвинению? – спросил Мейсон.

– Да.

– За что?

– За хранение марихуаны.

– Как только у вас состоялся этот разговор с обвиняемой, вы связались с прокурором, не так ли?

– Вскоре после этого.

– А как вы добрались до него?

– Он добрался до меня…

– О, – проницательно прищурился Мейсон, – выходит, вам сказали, что вас поместят в одну камеру с обвиняемой и надо попытаться вызвать ее на разговор, да?

– Что-то вроде этого.

– И вы попытались вызвать ее на разговор?

– Ну… Конечно, когда вы сидите вместе в камере под таким соусом, то не очень-то много тем для разговора, ну и…

– Вы пытались или не пытались вызвать ее на разговор?

– Ну… да.

– И вы стирались подвести ее к тому, чтобы заставить высказаться насчет предъявленного ей обвинения?

– Я пыталась вызвать ее на разговор, только и всего.

– Но согласно инструкциям, полученным вами от окружного прокурора?

– Да.

– А почему же это вы взяли на себя такой труд быть информатором у окружного прокурора?

– Он меня об этом попросил.

– И что же, чем же он собирался вас отблагодарить, если вы добьетесь успеха?

– Он ничего такого мне не говорил…

– Не давал никаких обещаний? Не вселял никаких надежд?

– Ни малейших.

– Итак, – спросил Мейсон, – как же он объяснил тот факт, что не в состоянии дать никаких обещаний?

– О, – вздохнула она, – он сказал, что, если подарит какие-то иллюзии, какие-то радужные надежды, это, мол, собьет мой психологический настрой, поэтому мне следовало просто довериться его чувству горячей благодарности…

– Это все, – сказал Мейсон, с улыбкой поворачиваясь к присяжным.

– Это все, – повторил побагровевший Гамильтон Бюргер.

– Суд объявляет перерыв до половины десятого завтрашнего утра, – поднялся, разминая ноги, судья Флинт. – В течение этой паузы обвиняемая будет водворена на место заключения, а присяжные не должны обсуждать между собой данное дело, и они не должны позволять, чтобы оно обсуждалось в их присутствии, равно как не положено составлять и выражать какое бы то ни было мнение по поводу виновности или невиновности обвиняемой…

Судья Флинт встал и покинул судейскую скамью. Минерва Минден ухватила Мейсона за руку.

– Мистер Мейсон, – прошептала она, – я должна сделать признание.

– Нет, не должны, – отстраняюще глянул на нее Мейсон.

– Должна, должна! Вы должны знать кое-что, просто должны. В противном случае я… Я буду обвинена в убийстве, которого не совершала.

Взоры Мейсона и Минервы скрестились.

– Я намерен сказать вам кое-что, что очень редко позволяю себе говорить своим клиентам. Заткнитесь. Не разговаривайте со мной. Не говорите мне вообще ничего.

Я не желаю знать чего бы то ни было о фактах этого дела.

– Но, мистер Мейсон, если вы не будете знать, то они же… Разве вы не видите, что свидетельства против меня тяжелы непомерно? Они же обвинят меня в убийстве, которого…

– Заткнитесь, – повторил Мейсон. – Не разговаривайте со мной, а я не желаю разговаривать с вами.

К ним приблизилась женщина в полицейской форме.

Мейсон поднялся на ноги и двинулся к выходу. Уже уходя, он бросил своей клиентке, словно прощальную оплеуху:

– Не обсуждайте этого дела ни с одной живой душой.

Я не хочу, чтобы вы отвечали ни на какие вопросы. Я хочу, чтобы вы сидели абсолютно тихо. Ничего не говорите, ни единого слова.

Вернувшись в свою контору, Мейсон разгуливал взад-вперед по кабинету, а Делла Стрит внимательно следила за ним озабоченными глазами.

– Вы не могли бы рассказать мне, что вас так беспокоит, шеф? – спросила она.

– Там весьма нестабильная ситуация, Делла, – сказал Мейсон устало. – Управлять ею мне нужно с безупречной точностью. Если я в точности сделаю все верно и скажу в точности то, что нужно, причем в точное и необходимое время, – это одно дело. А если я неверно выкину свои карты – это уже другое дело. – Мейсон внезапно прекратил свои прогулки и попросил: – Делла, позвони-ка Полу Дрейку и скажи ему, что мне нужно знать все обстоятельства, связанные с ограблением банка в Санта-Марии.

– Это имеет отношение к делу? – спросила Делла Стрит.

– Да, имеет, – ответил Мейсон. – Скажи Полу, что мне нужен полный отчет, фиксирующий каждое обстоятельство, каждую щепотку улик. Ничто не должно быть сделано небрежно, ничто не должно быть пропущено.

Пусть наймет какой-нибудь самолет и отправит туда кого-нибудь из детективов. А ты займись делом. Работай со свидетелями.

– Вам нужен этот отчет к утру? – уточнила Делла Стрит.

– Да. Мне нужен такой детектив, который сумеет провести там за ночь расследование и доставить сюда его результаты к утру, – сказал Мейсон. – Я хочу, чтобы он был завтра в судейской комнате, где я смогу поговорить с ним.

Скажи Полу, чтобы не жалел никаких расходов и нанял самолет. Скажи ему также, что мне необходим полный отчет обо всех нераскрытых ограблениях в районе между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом за пятое, шестое и седьмое сентября. Он может начать собирать эти сведения с помощью междугородных звонков. Пускай позвонит начальникам полиции в разные города. Мне нужно все, что только можно добыть.

– Но послушайте, – воскликнула Делла, – вы же не сможете обойти свидетельство Джаспера насчет револьвера, не сбросите со счетов все эти разговоры, не вычеркнете того места, где было найдено тело, если только вы…