– Я знаю. Но Мелита – владычица красоты. Она может совершить чудо, как в Маоне и сделать Дарду красивой. И еще скажи ей, что я по ней скучаю. )

– Она сказала, что скучает по тебе.

– Просто в храме ей приелись мужчины.

– Наверное, так.

(– Ты не обидишь ее, слепой?

– Она сильная женщина, сама кого хочешь обидит.

– Не прикидывайся дураком. Ты прекрасно понял, о чем я. )

Дарда нахмурилась, раздумывая. Она не говорила Ахсе, где живет. Следовательно, ей сказал об этом кто-то другой. Кто-то, кого Дарда близко знает. И князь прознал об этом от кого-то из ее окружения. Или все же Иммер лгал и держит в отряде лазутчика?

Впрочем, пока что были другие заботы.

Они вернулись в Кааф не в срок, и не затем, чтоб отдыхать. Нужно было восполнить потери. Но Дарда все-таки выкроила время, чтобы побеседовать с матерью Теменун.

Хариф спал, когда она вернулась, и Дарда решила без помех заняться делом. Она развела во дворе огонь, вскипятила воду в котелке, отсыпала туда часть содержимого из свертка, который ей вручила жрица, и отнесла в дом – настаиваться.

Однако Хариф к тому времени проснулся. Принюхался.

– Полынь, спорынья… что еще?

– Кое-какие травы и листья, – недовольно сказала Дарда. Она почувствовала, что неприятного разговора не избежать.

– Ты беременна?

– Нет. Но это может случиться. Я была беспечна, и мать Теменун поделом выбранила меня.

– Ты не хочешь иметь детей?

Ей не понравилось, как это прозвучало, но она постаралась ответить без резкости.

– Я не могу себе этого позволить. Что, если ребенок будет похож на меня? Особенно, если это будет девочка? Я, правда, на своих родителей ничуть не похожа, но зачем рисковать?

– По-моему, ты вполне свыклась со своей наружностью и неплохо себя чувствуешь.

– Верно. Но никому не пожелаю пережить то, что испытала я в детстве. Не знаю, уж чем отец с матерью так прогневали богов…

– Думаю, что боги здесь не при чем. Иногда хворь, которой когда-то переболели родители, сказывается на ребенке. Еще такое случается, если женщина рожает поздно…

– Откуда тебе это известно?

– Я беседовал с опытными лекарями и повитухами. До нашей встречи на границе, задолго до нее… Надеюсь, госпожа Теменун знает, что делает и точно отмерила дозы. Настойкой спорыньи можно отравиться…

– Или сойти с ума, – закончила Дарда. – А еще спорыньей бывает, пользуют мужчин. Но тебе без надобности… А вот ты слишком много знаешь о женщинах и их делах.

– Удивительно, сколь много нового узнаешь после того, как ослепнешь, – отозвался Хариф.

Снова ее царапнул его тон. И не зря. Но по крайности, он не помешал ей выпить настой. Однако Дарда не сомневалась, что он был оскорблен. Слепой мужчина – все равно мужчина. Если женщина не хочет иметь от него ребенка, это удар по его гордости, даже если ему самому ребенок без надобности. А Дарда оскорбляла самолюбие Харифа не в первый раз. Никакого удовольствия ей это не доставляло, но и обманывать его она не хотела. По ее разумению, Хариф должен был затаить обиду – то, как он говорил о Маоне, выдавало, что человек он злопамятный. Но он вел себя так, будто ничего не изменилось. Дарда этого не понимала, и однажды спросила его, как он выносит ее поступки? Он рассмеялся.

– Потому что я люблю тебя, глупая женщина.

– Врешь ты все. Меня нельзя любить.

– Опять ты заводишь песню про свое лицо. Ты забываешь, что я его не вижу. То, что не нравится другим, я – не вижу. А то, что я чувствую и слышу… Мне нравится, например, твой голос.

– Деревянный.

– Ровный. Ты не визжишь и не пищишь, как другие женщины. В твоем голосе есть покой, а это важно. Или ты ждешь, чтобы я похвалил твое тело? Сказал про твои груди, небольшие, но упругие и соразмерные, как раз такие, какие приятно охватить ладонью? Про твои длинные стройные ноги? Изволь…

Она слушала – и не верила ни на грош. Женщину проще всего подкупить лестью, и это тоже была лесть, хотя и не такая грубая, какую приходится обычно слышать. Но все равно, слушать было приятно.

И в чем она могла упрекнуть его? Слова Харифа о любви Дарда считала лживыми, но любила ли она его сама? Сомнительно. Ей было с ним хорошо и многое в нем вызывало у нее искреннее уважение. Но если бы она его любила, то не стала бы покидать ради службы на границе. И забыла бы о своих страхах, и решилась родить. И, конечно, ничего бы от него не скрывала, и не знала сомнений.

Но с тех пор, как Дарда стала взрослой, она не перед кем не раскрывалась полностью, и не доверяла ни одному человеку, невзирая на самое доброе и дружеское отношение. Ни мать Теменун, ни Лаши, ни Шарум не стояли для нее выше подозрений. Она не могла забыть о визите Ахсы. Возможно, за этим не крылось ничего. Возможно кто-то из людей расслабился в удовольствиях, предлагаемых храмом Мелиты. Но и это было плохо. А что, если Ахса в действительности не приходила, и Хариф все выдумал с какой-то непонятной ей целью. Проще всего было бы прийти в храм Мелиты и попытаться выяснить у Ахсы. Но если тот (или та), кто затеял интригу, от нее именно этого и ждет?

Меж тем снова пришло время возвращаться на границу. Пока она собиралась, Хариф спросил:

– Вы заключили договор с Иммером на какой-то определенный срок?

– Нет. Границы нужно защищать всегда, и пока здесь не будет достаточно солдат, обученных не хуже моих людей, налеты не прекратятся. Но, возможно, если б я захотела уйти, Иммер бы меня отпустил. А не отпустил бы – я бы и так ушла.

– Однако ты не уходишь, и не строишь никаких планов. Думаешь, ты уже достигла своего предела?

– Не знаю. Пока что ничего иного мне не хотелось.

– Уверен, что ты способна на нечто большее, чем гоняться по пескам за преступниками.

– Наверное. Ну и что?

– Странно, что при такой дьявольской целеустремленности ты совсем не честолюбива.

Дарда не ответила. Она думала о другом.

Теперь она не говорила Харифу, что он может остаться в ее доме. Это подразумевалось само собой.

Перед уходом она сказала ему:

– У меня к тебе просьба… не так, чтобы неприятная… Сходи в храм Мелиты. Это не храм Хаддада, слепой может прийти туда, как и всякий другой. Повстречайся с Ахсой. И спроси у нее – от кого она узнала, где меня искать?

Царь Ксуф не взял штурмом крепость Маттену. Но и князю надело сидеть в осаде. Он заплатил Ксуфу изрядный выкуп, после чего правители заключили договор, поклявшись быть вечными союзниками. Так что можно было считать предсказание Булиса сбывшимся, и войну – завершившейся победой зимранского оружия.

Прогрохотали по улицам боевые колесницы, протопали пешие воины – в меньшем количестве, чем уходили, ибо заключению договора предшествовало немало стычек. Но какой славный полководец считает, сколько полегло пехоты? Знатные воины сражаются в колесницах. Ксуф был доволен, как не был доволен уже давно, и его начищенные до блеска доспехи, казалось, излучали сияние, исходившее непосредственно от его персоны. Криос, сопровождавший своего государя, был скорее мрачен, но он вообще веселостью нрава не отличался, и его угрюмость не портила Ксуфу настроения. Царь сожалел лишь об одном – не удалось захватить таких пленников, чтоб их можно было с честью сразить на ритуальных поединках. Всех знатных пленных пришлось по договору вернуть Маттену. А от простолюдинов – ни чести, ни пользы, ни удовольствия.

А удовольствие он был намерен получить. В первую очередь от пира. На заднем дворе резали свиней и телят, котлы на кухне бурлили, как вулканы над жаром преисподней. Погреба стояли распахнутые, и слуги ,таская оттуда наверх всяческую снедь и кувшины с вином, падали с ног от усталости. А от запахов, распространявшихся из кухни, даже не слишком голодный человек мог бы захлебнуться слюной. Так что Ксуф пребывал в предвкушении, когда появился Рамессу, и, кланяясь, сообщил, что госпожа царица почтительно просит своего повелителя почтить ее посещением.