Он, как и в прошлый раз, низко поклонился царице, и это было приятно. Зимранцы считали ниже своего достоинства склоняться перед женщиной. Далла милостиво кивнула ему,

– Я не была с тобой любезна, добрый… – Дипивара.

– Да, Дипивара. И не ответила согласием на предложение царя Гидарна, хотя сердце мое желало этого…

– Госпожа царица не обязана объясняться. Мой господин все понял верно, и не покарал недостойного слугу…

Даже так – "мой господин". Дипивара был достаточно откровенен, очевидно, полагая, что признание в том, что он служит Гидарну, вполне безопасно.

– Теперь я попрошу тебя об услуге, добрый Дипивара. Когда ты отправляешься в Шамгари?

– Это зависит от разных причин…

– Я хочу, чтоб ты выехал как можно быстрее. Завтра. А лучше – сегодня. Мне нужно, чтоб ты передал мои слова царю Гидарну. – Далла вздохнула, набираясь решимости. – Владыке Гидарну известно, что я давно пребываю в печальном вдовстве. Но сейчас меня постигло тягчайшее горе – я лишилась единственного сына…

Дипивара не выразил изумления. Неужели слухи в городе уже распространились? Или он просто хорошо владел чувствами?

– Государь Гидарн – могучий правитель, он грозен для непокорных, а к смиренным полон милости. Я, слабая женщина и одинокая вдова прошу у него зашиты, и если будет на то его желание, вручаю свою руку и царство…

Дипивара снова поклонился.

– Я счастлив, что госпожа избрала меня, жалкого, для такого поручения. Твои слова дойдут до государя Гидарна в ближайший срок.

– Однако это должно оставаться в тайне. Никто, кроме Гидарна не должен узнать доверенного тебе. Иначе мне не миновать смертельной опасности.

– Я понимаю, госпожа, я понимаю. Но все же послание твое слишком важно, чтоб доверять его устам простого купца. Было бы хорошо, если бы ты послала владыке письмо…

– Письмо? – Далла нахмурилась. В Зимране знатных женщин не обучали грамоте, изыски, связанные с "мужскими" и "женскими" письменными стилями были далеки от здешних нравов. И хотя Далла воспитывалась не в Зимране, никто ее чтением и письмом не затруднял.

– Я запишу твои слова, госпожа, – вызвался Рамессу.

– А я спрячу письмо так, что ни один непосвященный не найдет его, – добавил Дипивара.

Но Далла думала о другом. Гидарн потребует подтверждения того, что ее послание не есть вымысел хитрого купца. Вероятно, нужно что-то еще… Какой-то подарок.

Она обвела комнату взглядом и увидела чашу из храма Мелиты. Негодяи вернули чашу, а деньги, которые в ней были, не позабыли присвоить.

– И еще, добрый Дипивара. Пусть знаком моих чувств послужит этот дар для владыки Гидарна…

Она встала, взяла чашу и поставила перед купцом. Но тот в ответ замотал головой.

– Нет, нет, госпожа, не надо!

– Что это значит? – оскорбилась Далла. – Мой подарок слишком беден и груб для такого царя, как Гидарн?

– Отнюдь, госпожа. Чаша драгоценная и прекрасной работы… но эти голуби… да еще белые…

Далла посмотрела на него с недоумением. Белые голуби принадлежали Мелите и обозначали любовь. Ничего лучшего и придумать нельзя.

– Ах, госпожа, ты, верно, не знаешь… В Шамгари белые голуби считаются воплощением демона проказы, страшнейшей из болезней. В Шошане меня просто убьют с таким подарком.

– Но что же делать? – Далла обернулась к Рамессу. – У нас нет времени долго искать.

– В сокровищнице есть оружие южной работы, мечи и кинжалы, отделанные драгоценными каменьями…

– Не стоит утруждаться, – прервал его Дипивара. – И ты, госпожа, не терзай себя сомнениями. Царской печати на письме будет достаточно.

Когда они выступили из Каафа, их было три тысячи человек, из них примерно половина – пехотинцы. К ополчению из горожан и сельских жителей присоединилась значительная часть гарнизона Каафа во главе с князем Иммером. И не только они.

Вообще Иммер оказал формированию мятежной армии большую помощь. Он привлек к делу почтенного Шмайю, и финансист счел предприятие достойным того, чтобы вложить в него деньги. На средства Шмайи Иммер нанял пятьсот воинов, преимущественно уроженцев Гаргифы и Паралаты. Наемники двигались через Кааф в Дельту, чтобы предложить свои услуги Солнцеподобному, но Иммер перекупил их.

Дарда поначалу отнеслась к этому скептически. Ни прежние правители Нира. ни нынешние не содержали наемных войск, полагая это для себя зазорным. И люди в Нире привыкли, что государство защищают царские войска либо ополченцы.

На мнение Дарды повлияло то обстоятельство, что наемники были вооружены гастрафетами – оружием, о котором Дарда тщетно мечтала в детстве, как ее сверстницы – о недостижимых, но манящих украшениях и нарядах. Став старше. она не то что совсем позабыла об оружии дальнего боя, но стала уделять ему меньше внимания.

Иммер велел командиру наемников Кревге устроить во дворе городской крепости показательные стрельбы. Зрелище было впечатляющее. Хотя скорость стрельбы из "пузобоя" заметно уступала скорости опытного лучника, пробойная сила была гораздо выше. Стрела гастрафета, короткая и тяжелая, пробивала не только доспех, но и семислойный щит. Лучники таким похвастать не могли. В армии Криоса гастрафеты не были взяты на воружение. И Дарда перестала возражать против участия наемников в походе.

Иммер настоял также, чтобы весь отряд Паучихи облачился в доспехи и шлемы. Поскольку никто из недавних пограничников не был приучен сражаться в тяжелых бронзовых доспехах или чешуйчатых панцирях, все они ограничились кожаными кафтанами, обшитыми бронзовыми бляхами.

Подобрать хороший доспех по, мягко говоря, необычной фигуре Паучихи было бы затруднительно. Но Иммер преподнес ей подарок: кольчугу, шамгарийское изобретение. Она была значительно легче, чем панцирь, но Дарде, привыкшей, чтобы в бою ее движения ничто не стесняло, и эта тяжесть казалась мучительной. Она шипела, ругалась и отказывалась надевать металлическую рубаху, однако Иммер упорно стоял на своем.

– Когда ты поймешь, Паучиха ( он часто забывал, что теперь ее надо звать по имени), что нам предстоит не вылазка в пустыню? Что будут не погони, а сражения! И не легкость надобна, а прочность!

Пришлось привыкать и упражняться в новом вооружении. У Дарды был обычный нирский шлем, круглый, без украшений. Иногда к такому шлему крепился кожаный надзатыльник, у Дарды его заменяла кольчужная бармица. Легкости в движениях не прибавляли малый налокотный щит для левой руки и высокие сапоги. У Иммера хватило ума не уговаривать Дарду сменить коня и меч. Бурый не отличался геройским видом, зато мерин был крепок и отлично выезжен. А мечом Дарда обзавелась в прошлом году – фальката Алкамалака была ей не по руке. Меч был взят среди добычи, отбитой у дебенцев, и сразу понравился Паучихе. Он имел более длинный и узкий клинок, чем привычные нирские мечи. В какой стране он сработан, сказать было затруднительно, ясно лишь, что не в Нире, не в Дельте и и не в южных княжествах, где хорошее оружие украшали по рукояти драгоценными камнями, а по лезвию золотыми или серебряными насечками. Этот меч был из хорошего железа и, несомненно, стоил дорого – но лишь за счет своих боевых качеств. Деревянную рукоять обтягивала выделанная кожа, плоская гарда защищала руку. К рукояти также крепилась ременная петля, так что и выбитый из руки меч можно было удержать. Вообще меч оказался чрезвычайно удобен в работе, и Дарда почти не жалела о посохе.

Пока готовились к выступлению, Дарда неустанно тренировалась в полном доспехе. Причем в пеших поединках ее противником нередко выступал Иммер. Сам он носил доспех, изготовленный по его заказу в Дельте – многослойный, из льняного холста, пропитанный особым составом для прочности. ( Состав был тайной тамошних мастеров.) Такой доспех позволял Иммеру двигаться свободно, даже при его солидной комплекции. Меч у него был также из Дельты, с длинной рукоятью, являвший собою, пожалуй, нечто среднее между мечом и секирой. Дарде еще не приходилось сталкиваться с подобным оружием. Так что фехтовать с Иммером было полезно и поучительно. И желающих поглазеть на эти поединки во дворе крепости находилось немало, – но допускали не всяких. Только солдатам, свободным от караула и воинских упражнений и наемникам Кревги выпадало такое счастье. Иммер, вообще публичных поединков не одобрявший, и не посещавший состязаний во дворе Хаддада, в данном случае позволял делать из себя зрелище. Он знал, как добиться уважения среди воинов. То же, по его мнению, нужно было и Дарде.