– Благодарю вас, – Мейсон с улыбкой поклонился. – Спасибо большое, мисс Китс.

Зал суда охватило недоуменное молчание.

– Видимо, – сухо сказал судья Норвуд, – свидетельница, эмоциональный человек с натянутыми нервами, посчитала возможным не ждать, как распорядится суд. Таким образом, возражение теряет силу.

– Можете продолжать, мистер Мейсон.

– Мне не нужно будет этого повторять? – спросила судью Мэрион Китс.

– Вы свидетель. Вам будут заданы вопросы. Вы должны только отвечать на имеющие отношение к делу вопросы. Другая сторона и суд позаботятся, чтобы ваши права были защищены. Если бы вы сохраняли терпение и молчание, то я поддержал бы возражение.

– Извините, ваша честь, у меня взвинчены нервы. Я хотела бы проконсультироваться с адвокатом, прежде чем отвечать на другие вопросы. Все это часть кампании шантажа с целью нанести ущерб моей репутации. Мистер Мейсон столько наговорил, когда мне вручали повестку. Я думаю, у меня есть право на адвоката. Мне сказали, что нельзя пользоваться повестками суда для того, чтобы привлекать к делу тех, кто ничего об этом не знает.

Хейл толкнул локтем Ивса и ухмыльнулся. Судья Норвуд произнес:

– Вы правы в своем общем понимании закона. Человек, которому известны какие-то факты по делу, обязан выступить свидетелем, когда его вызывают. Но нельзя никого затаскивать в суд с единственной целью… Пока воздержусь от дальнейших комментариев. Мистер Мейсон, вы имеете что-либо сказать?

– Если она хочет адвоката, то надо согласиться, – сказал Мейсон.

– Хорошо, сейчас вы освобождаетесь от дачи показаний, – обратился судья Норвуд к Мэрион Китс. – Проконсультируйтесь с адвокатом и возвращайтесь сюда завтра в десять утра, если хотите, то с адвокатом.

Вы хотите вызвать других свидетелей, мистер Мейсон?

– Я хотел бы завершить выступление со своей стороны, ваша честь, но есть некоторые технические вопросы, по которым обвинение оставило очень большие пробелы, улики, которые окружной прокурор посчитал, видимо, возможным опустить.

– О чем вы? – спросил Хейл. – Я ничего не опускал.

– Опускали. Вы не включили в дело кресло на колесах, в котором было обнаружено тело.

– Я включил улики по всем фактам, касающимся кресла. Само оно большое и громоздкое, поэтому я не видел причины, чтобы…

– Вот именно, – вмешался Мейсон. – Это кресло – одна из самых важных улик по данному делу, а окружной прокурор ограничился свидетельством шерифа о том, что в шинах кресла не было осколков стекла.

– Хорошо, – сказал Хейл. – Готов удовлетворить эту прихоть. Если он хочет включения кресла в дело, пожалуйста… Шериф, принесите, пожалуйста, кресло.

– То есть вы хотите вновь открыть дело с вашей стороны? – спросил Мейсон.

– Да. Сейчас принесут кресло, и я включу его в дело в качестве улики.

– Очень хорошо.

Шериф принес кресло из комнаты для вещественных доказательств, что была рядом с залом суда.

– Вот оно.

– Хотите, чтобы шериф прошел на свидетельское место и присягнул? – осведомился Хейл.

Мейсон пожал плечами:

– Если вы говорите, что это то самое кресло, то я согласен.

– Тогда все.

– Сейчас я хотел бы вызвать Сэма Барриса в качестве своего свидетеля, – заявил Мейсон.

– Вашего свидетеля? – удивленно переспросил Хейл.

– Вот именно.

– Хорошо, – согласился судья Норвуд. – Мистер Баррис, вы вызываетесь как свидетель защиты. Вы уже приводились к присяге по данному делу, так что снова присягать не надо. Начинайте, мистер Мейсон.

Мейсон указал на запачканное кровью кресло рядом со свидетельским местом:

– Мистер Баррис, как вам кажется, это то кресло, в котором было тело Артура Кашинга, когда вы вошли в его коттедж рано утром третьего числа?

– Да, сэр.

– Нет ли в нем каких-либо изменений по сравнению с тем моментом?

– Нет, сэр.

– Мистер Баррис, находились ли вы в зале суда несколько минут назад и слышали ли, как вскрикнула свидетельница Мэрион Китс?

– Я не слышал ее крика, – ответил Баррис. – Я слышал какое-то слабое восклицание, которое не назвал бы криком. Мистер Мейсон, быть может, вы попытались заставить эту женщину кричать для того, чтобы я мог ее опознать. Могу сразу сказать, что ни один произведенный здесь в зале звук совсем не походил на крик, который я слышал тогда.

– Давайте ясно установим, – сказал Мейсон. – Насколько я понимаю, когда вы услышали, как в Артура Кашинга бросили зеркало, то никто не кричал?

Хейл вскочил на ноги.

– Не отвечайте, не отвечайте! – прокричал он свидетелю, а затем, обернувшись к суду, заявил: – Ваша честь, я возражаю. Это неправильный допрос свидетеля. Используются неподтвержденные факты. Он требует от свидетеля делать выводы, основываясь на предположениях, обратных тому, что действительно произошло. Известно, что никакая женщина и никто иной не бросали зеркало в Артура Кашинга. Зеркало бросил Артур Кашинг в последней отчаянной попытке защититься, а затем его застрелили.

– Не вдаваясь в суть различных противоречий, – сказал судья Норвуд, – я поддерживаю возражение, поскольку от свидетеля требуют выводов. Он может сообщить, когда он услышал крик по отношению к моменту, когда раздался звон разбитого стекла.

– Хорошо, – согласился Мейсон. – Я переформулирую свой вопрос. Как вы сопоставили бы по времени крик со звоном разбитого стекла?

Сэм Баррис поколебался:

– Трудно расставить все по порядку в собственной голове, когда только что проснулся.

– Понимаю вас. И все же постарайтесь, мистер Баррис.

– Ну, насколько я помню, я услышал звон стекла, потом выстрел. Затем я лежал, почти заснув, и только какое-то время спустя я услышал женский крик.

– А сколько времени вы лежали, засыпая?

– Может быть, несколько секунд.

– Около минуты?

– Может быть, больше минуты.

– Пять минут?

Баррис задумался.

– Да, где-то около пяти минут. Честно говоря, мистер Мейсон, может быть, я и заснул ненадолго, максимум… Я бы сказал… Нет, не знаю.

– Вы хотели сначала очертить какие-то временные рамки, мистер Баррис, но потом передумали. Почему?

– На это нельзя было бы полагаться.

– Другими словами, – сказал Мейсон, – если быть откровенным, вы не знаете, каков был интервал между звоном разбитого стекла и криком. Но когда вы хотите установить какие-то временные рамки, то приходите к выводу, который кажется абсурдным с учетом фактов. Так?

– Я возражаю против этого вопроса как имеющего аргументированный характер, – заявил Хейл. – Это также попытка перекрестного допроса собственного свидетеля. Мистер Мейсон произвел большой эффект, отказавшись ранее от перекрестного допроса этого свидетеля, и…

– Возражение чисто техническое и поэтому отводится, – объявил судья Норвуд. – Кажется, вы забываете, что конечная цель подобных слушаний в том, чтобы удовлетворить суд, а не в том, чтобы заниматься здесь юридическими упражнениями и ловко перескакивать от одного технического вопроса к другому. Отвечайте на вопрос, мистер Баррис.

– Честно говоря, я собирался сказать, что могло пройти порядка пятнадцати минут между тем, как я услышал сначала выстрел и звон стекла, а затем крик. Это звучало бы не совсем логично, но, по-моему, речь могла бы идти о пятнадцати минутах.

– А позднее вы встали с кровати сразу же, как услышали крик?

– Не совсем так. Я поднялся, когда услышал звон стекла. Может быть, через две-три минуты. Я постоял, но не увидел ничего, кроме света в коттедже Кашинга. Тогда я не пользовался подзорной трубой. Я разбудил жену, и как раз когда она вставала, мы услышали крик.

– И вам неизвестно, раздался ли звон разбиваемого зеркала и выбиваемого окна вследствие того, что кто-то бросил зеркало в Артура Кашинга и промахнулся либо Артур Кашинг бросил зеркало в кого-то?

– Именно так.

– Совершенно очевидно, – сухо заметил Хейл, – что ответ говорит сам за себя. Обвинению ясно, что зеркало бросил мистер Кашинг в отчаянной попытке защититься.