– Нет, отсюда я звонить не буду. Сначала, – я протянул руку, словно все, что было мне нужно, могло уместиться на ладони, – сначала Уварова, «калашников» и джип.

– Хорошо!! – нервно выкрикнула Мила, подняла лицо и приказала тому, кто стоял за моей спиной: – Сделай все, что он сказал!

Я вышел из кабинета в коридор. Дебил, звеня ключами, побежал по ступеням вниз. Мила ткнула меня в спину пальцем с отточенным ногтем, как кинжалом:

– Тебе направо.

Мы подошли к стальным дверям. Дежурный, посмотрев на нас из-за пуленепробиваемого стекла, стал беззвучно шевелить губами. Мила махнула на него рукой, словно намеревалась раскрошить стекло. Электрический замок щелкнул, и дверь стала медленно откатываться в сторону.

Мы вышли во двор. Я зажмурился от нестерпимо яркого света. Мила провела антенной телефона по моей щеке.

– Ты опоздаешь, – сказала она. – И тогда твоя жизнь снова не будет стоить ничего.

– Где Влад? – спросил я.

Мила не успела ответить. Дебил вывел на порог Влада. Сначала я подумал, что он тоже сильно щурится, оттого его глаз совсем не видно. А потом понял, что они совсем заплыли от побоев.

– Садись в джип! – сказал я Владу.

Тот не совсем уверенно, сильно прихрамывая, стал спускаться по ступеням.

– Звони же!! – крикнула Мила.

Этот телефон сохраняет в памяти не меньше десятка исходящих номеров, вспомнил я. Сейчас я наберу цифровой ряд, который мне придет в голову, а через минуту они проверят и поймут, что я блефовал.

Я крутил трубку в руке, рассматривал ее со всех сторон, словно не знал, как ею пользоваться.

– Как выйти на межгород?

– Как и везде! – с ненавистью ответила Мила.

– А какой код у Красноводска?

– Сорок три и три двойки!

Влад, оглядываясь, закидывал хромую ногу на нижнюю ступеньку автомобиля.

– Заводи! – крикнул я ему и, повернувшись к дебилу, осторожно вытянул из его рук «калашников». – Не стой как истукан, – сказал я ему, – а открой ворота!

Но Мила вдруг схватила дебила за ремень, которым он был подпоясан.

– Нет! – сказала она. – После звонка!

Я повесил автомат на шею, отошел от Милы на несколько шагов и стал набирать код Красноводска. Она наверняка следила за моим пальцем из-за своих очков. Я круто повернулся к ней спиной и нажал те цифры, в которые попал палец.

– Алло! – кричал я во весь двор. – Филин?… Алло, плохо слышно!

Мне ответила женщина. Она тоже кричала «алло» и тоже говорила, что ей плохо слышно.

– Я задерживаюсь на сутки!.. Ты меня хорошо понял? На сутки, говорю! Если не перезвоню завтра в полдень – делай то, о чем мы договорились.

Я опустил руку с трубкой. Мила тотчас шагнула ко мне, протягивая ладонь.

– Извини, – сказал я, пятясь назад, и швырнул трубку на бетонные ступени. Трубка ударилась и брызнула во все стороны деталями корпуса и обломками платы. Несколько дебилов кинулись ко мне со всех сторон, но Мила подняла руку, погашая их желание расправиться со мной. Подойдя ко мне почти вплотную, она сняла очки и внимательно посмотрела мне в лицо своими сливовыми глазами.

– Не нервничай, Вацура, – сказала она. – Я тебя отпускаю и преследовать не собираюсь. Хотя прекрасно понимаю, что про Филина ты соврал. Но хочу предупредить тебя об одном: если какая-нибудь гнусная ложь обо мне просочится в прессу или на телевидение, я тотчас даю ход уголовному делу против тебя и твоего друга. Ни один адвокат, какой бы талантливый он ни был, не сможет спасти вас от высшей меры. Ты это хорошо понимаешь?… Вот и прекрасно.

Теперь у нее нет на свете более надежных защитников, чем мы с Владом, подумал я, глядя вслед уходящей Тихонравовой. Пока Мила занимается политикой, мы день и ночь будем озабочены тем, как бы какой-нибудь поганый папарацци не опубликовал на нее компромат.

Влад уже нетерпеливо газовал, и из-под колес джипа выкатывались клубы дыма. Я еще раз поймал черный взгляд Милы, обернувшейся перед стальной дверью, и побежал к машине.

Ни восторга, ни облегчения на душе не было.

Едва мы выкатили из ворот, как наперерез джипу кинулся человек. Влад ударил по тормозам, и я едва не перелетел через ветровое стекло на капот. Белая, как мучная, пыль заволокла все вокруг, словно на знойный туркменский поселок опустился лондонский туман. Не веря своим глазам, я увидел, как на матовой завесе проявилась Анна в светлом теннисном костюме. Ее появление здесь было настолько нереально, что вполне можно было списать на галлюцинации, вызванные нервным и физическим истощением. Но Анна, не объясняя ничего и не доказывая своего материального происхождения, перемахнула через дверцу на заднее сиденье и хлопнула Влада по плечу:

– Гони!!

Влад, ставший после тюрьмы послушным, рассеянным и немногословным, снова дал газу, въехал в навозную яму, распугал кур и вырулил на узкую слепую улочку, в которой джип едва уместился по ширине. Пока он запутывал и сбивал с толку мнимого преследователя, я перебрался на заднее сиденье к Анне и тотчас оказался в ее объятиях. Она, не давая мне ничего сказать, тискала и целовала меня столь же неистово, как Филин Лесю за мгновение до своей смерти. Упругий ветер трепал ее непривычно светлые для местного населения волосы и, смазывая капли слез, быстро высушивал их.

– Откуда ты здесь?! – орал я, перекрикивая рев старого американского движка, который, наверное, еще служил на базах янки во Вьетнаме.

– Вы видели свои рожи?! – задавала Анна встречный вопрос и все гладила нежной ладонью мои лоб, щеки и глаза. – На вас же смотреть страшно! Уроды! Олигофрены! Что с вами сделали?

Она смеялась и плакала.

– Меня, например, только по лицу били, – не оборачиваясь, заметил Влад. – Все остальное цело. Причем – слышите? – подходит такой коротышка, от земли два вершка, плюнуть не на что, и давай возле меня прыгать, своей ногой мне по животу бить. А у меня там – вы же знаете! – десятисантиметровая прослойка мышц, мне хоть бы хны. Тогда он, тарантул обезвоженный, положил мою ногу на две табуретки и давай по ней скакать… А мне больно, я кричу: «Ты что ж делаешь, червь ты вяленый! Пожалей себя! Сотрешься на такой работе!»…

Мы выскочили из поселка на асфальтовое шоссе. Влад перестал оглядываться, высматривая «хвост». Анна поставила на колени дорожную сумку, раскрыла ее и стала выкладывать из нее вату, бинты, мази и бутерброды.

– Много денег отдала, чтобы нас найти? – спросил я, стараясь не трясти головой, чтобы Анне было удобней смазывать лекарством ссадины.

– Да что вас искать! На всю страну прославились: Вацура – Уваров, Вацура – Уваров!.. Чтобы я еще хоть раз отпустила тебя куда-нибудь одного… Не дергайся!

– Не надо бинтом! На кого я буду похож? – попытался воспротивиться я.

– Да ты посмотри, на кого ты сейчас похож!

Я хлопнул Влада по плечу:

– Тормози! Сейчас в другое место поедем.

Влад съехал на обочину и заглушил двигатель. Минуту мы продолжали сидеть неподвижно, вслушиваясь в тишину пустыни.

– Хочу сразу сказать о неприятном, – произнес я.

Влад по-прежнему сидел ко мне спиной. Мне кажется, он был настолько накачан неприятностями, что уже физически не мог их вынести, от моих слов он даже ссутулился, будто ожидал нового удара.

– Мила завела на нас уголовное дело, – сказал я.

– Это я знаю. Дальше! – сказал Влад.

– Если вторая часть документов попадет в прессу, она даст делу ход.

– Не попадет, – ответил Влад.

– Хорошо, если милиция, найдя труп, не придаст бумагам значения и похоронит их в архиве, а вдруг продадут коммерческому изданию?

– Не продадут, – так же односложно ответил Влад.

– Но почему ты так уверен?

– Потому что документов больше не существует.

– Как это понять? Ты же…

– Я тебе тогда сказал: хватит подвигов! – перебил Влад. – Неужели ты надеялся, что я засуну эти бумажки за пазуху Филину?

– А куда ты их дел?

– Сжег! А пепел развеял по ветру!