Мы с Владом переглянулись. Оружие в нашей странной компании, конечно, лишним не будет, но я бы предпочел, чтобы оно было в моих руках.

– А не тяжело будет? – понял мой взгляд Влад. – Может быть, автомат удобнее нести кому-нибудь из нас?

– Пустяки! – сказала, как отрезала, Леся и встала на ноги вместе с сумкой.

Бутылки специфически зазвенели, и девушка напомнила мне сборщицу стеклотары, направляющуюся в приемный пункт. И эта девушка боится Тихонравовой? – опять с сомнением подумал я, вспоминая, что Леся, в общем-то, не боялась даже Филина. Она вообще ничего и никого не боялась, словно давно привыкла сама быть источником страха, и автомат на ее груди смотрелся естественно.

– Пошли! – скомандовал Влад и первым направился по мосту вдоль цистерн. Леся последовала за ним, а я – в конце. От наших дружных шагов доски скрипели и трещали. Влад, искоса поглядывая на цистерны, качал головой и сплевывал себе под ноги. Леся оборачивалась, смотрела на меня, словно выясняла, не сбежал ли я, при этом ствол автомата некрасиво нацеливался мне в живот.

Когда мы сошли с моста и почувствовали под ногами блаженную твердь, я вспомнил, что забыл взять из кожаной папки, оставленной Филиным в купе проводницы, наши с Владом билеты. По кодовым номерам всегда можно было бы выяснить дату покупки и, естественно, время и дату отправления. В нашем темном будущем эти цифры могли бы сыграть немаловажную роль.

Я крикнул Владу, чтобы он ненадолго притормозил, а сам скинул с плеч рюкзак и побежал на мост. Перед СВ я перешел на шаг, с неприязнью глядя на выбитые окна, черные подтеки краски, покореженную табличку «НЕБИТ-ДАГ – ТАШКЕНТ». Я знал, что где-то в вагоне находится Мила, и оттого он казался мне еще более отталкивающим.

Надеясь не встретиться с Тихонравовой, я тихо поднялся в тамбур и, стараясь не наступать на древесный и пластиковый лом, подошел к двери купе проводницы, поднял с пола папку и, не разбирая, вытащил оттуда все билеты, какие были. Затолкав их в карман, я вышел в коридор, но не успел сделать и шага по направлению к выходу, как услышал голос Милы. Мне показалось, что она, как сумасшедшая, говорит сама с собой, причем совершенно бессмысленными фразами. Я не мог отчетливо расслышать и понять смысл хотя бы одного предложения и попытался беззвучно приблизиться к купе, в котором она сидела. Но как только я сделал первый шаг, дверка от титана предательски заскрипела и открылась. Голос Тихонравовой оборвался. Стиснув зубы, я стоял в незавершенной позе посреди коридора.

На пол упала тень. Из дверного проема купе показался край плеча, каштановый клок волос, а потом и вся голова Милы. Она смотрела на меня, пряча глаза за стеклами солнцезащитных очков, и прижимала к уху трубку мобильного телефона Филина.

По-моему, мы сильно погорячились, когда решили отправиться в столь опасный путь через пустыню к цивилизации. И дело было не в пустыне, которая у многих стойко ассоциируется с верблюдами и барханами. Барханов как раз не было, мы шли по спрессованному грунту, скупо поросшему колючками, и вся местность просматривалась до самого горизонта. Нас душила жара, усиливающаяся с каждой минутой. Пот выступал на лице и теле, как капли жира на печеном гусе, и от жары не было никакого спасения. Полное безветрие усиливало пытку зноем, и уже два часа спустя после выхода мы остановились на привал и стали разбирать бутылки с водой.

Влад, сидя на ящике, молчал, глядя, как на его волосатой руке набухают капли пота. Леся, вынув из сумки какой-то легкомысленный колхозный платочек, пристраивала его на голове. Я тонкой струей лил воду себе на голову.

– Шоссе недалеко, – сказал Влад, чувствуя наше настроение. – От силы километров двадцать. Торопиться не будем. Если не сегодня, то завтра утром обязательно выйдем на дорогу.

– Не надо нас успокаивать, – сказала Леся, взбалтывая в бутылке воду и глядя на нее на свет. – Сегодня мы не дойдем, можете даже не сомневаться.

Я смотрел на мост. Он дрожал в раскаленном воздухе, а пустыня перед ним, казалось, была залита водой, и арочные пролеты отражались в ней.

– Что касается меня, то я готов идти всю ночь, лишь бы подальше уйти от этого близкого моему сердцу поезда, – сказал я. – Мы несем с собой слишком много вещей.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Влад, поглаживая темно-зеленый бок ящика.

– Ты знаешь.

Влад провел ладонью по лбу и стряхнул с него влагу.

– Я не такой идиот, чтобы разбрасываться деньгами, – ответил он.

– Ящик можно закопать в землю и вернуться за ним, когда все утихнет.

Влад стрельнул глазами в мою сторону и незаметно от Леси постучал себя пальцем по голове. Он начинал меня раздражать. Если все разговоры о судьбе ящика не были предназначены для ушей девушки, то зачем вообще надо было брать ее с собой? Я Лесе не доверял. Она была опасна.

– Много патронов осталось в магазине, малыш? – спросил Влад Лесю.

Та отстегнула магазин, взвесила его на ладони и вставила обратно.

– Наполовину израсходован, – уверенно ответила она.

Черт подери! Два года кряду в Афгане я ни на час не расставался с «калашниковым», но так и не научился определять количество патронов на вес. Влад тоже обратил внимание на редкостное дарование.

– А где ты научилась так определять? – спросил он.

– Где-где! В Караганде! – передразнила Леся.

– Может быть, ты еще и стрелять умеешь?

– Может быть… Слушай, не будь занудой, а то я сутки рядом с тобой не выдержу.

– Я тебя с собой силой не тащил.

Ага! До Влада наконец дошло, что взял с собой кошку в мешке, причем кошку с «калашниковым», и теперь пытается повернуть развитие событий вспять.

– А меня никто и не тащит. Я сама иду. И, пожалуйста, повежливее. Я тебя, как Филина, терпеть не буду.

Недолго длилась гармония в нашем треугольнике. Леся начала показывать коготки. Готов поспорить, что Влад почувствовал ее силу и прикусил язык.

– Ну, ладно, – примирительно сказал он и нелепо подмигнул Лесе. – Не пугай. Второй раз подряд меня в заложники взять невозможно.

Я попытался замять этот странный разговор, который мог привести к очень печальным последствиям.

– Поберегите себя, – воспользовался я любимым советом Влада. – До моста все еще рукой подать, и если вертолеты вернутся, то без труда заметят нас.

Влад послушно встал на ноги, взвалил на себя ящик, но ему, кажется, хотелось загасить конфликт радикально, и он резко сменил тему.

– Послушай, малыш, – сказал он, с хрустом ступая по гравию железнодорожной насыпи. – Меня давно мучает один вопрос: что такое бино-мино?

Леся промолчала. Влад едва не попал в «десятку». Я мысленно взвыл от досады. Вытерпеть недосказанность, когда сказано уже почти все, было не в моих силах. Проклиная себя за несдержанность, я сплюнул вопрос, оттягивающий язык, как пудовая гиря:

– А меня интересует другое. Есть ли связь между убийством негра и его умением делать бино-мино?

– А? – не понял вопроса Влад.

Леся шла рядом со мной. Я не смотрел на нее, но чувствовал ее взгляд.

– Теперь я понимаю, – сказала она, – почему Мила так не любила тебя. У тебя очень длинный нос…

– И не только нос, – вставил я, но глупая шутка пролетела мимо ушей девушки.

– …и ты суешь его куда попало. Я ведь не спрашиваю тебя, зачем ты украл у Милы документы?

– Что? – тщетно пытался понять суть нашего разговора Влад.

– Ты, девочка, кое-что знаешь, но далеко не все, – произнес я, чувствуя, что самолюбие мое ущемлено некорректной лексикой. – Именно по этой причине на свете появляются глупые люди.

– Пожалейте себя! – взмолился Влад. – Я не могу въехать, о чем треп? Лучше под ноги смотрите, здесь змей как червей в навозе!

«Болтун!» – мысленно ругал я себя. Болтуны появляются на свете по той причине, что говорят «а», потом снова «а» и снова, в то время как надо говорить «б» и вообще весь алфавит.

Казалось, мой рюкзак наполняется зноем и с каждой минутой становится все тяжелее. Я уже тяжело дышал, как старый конь на подъеме, сдувал с кончика носа мутные капли пота и потихоньку начинал мечтать о холодном озере с чистой родниковой водой. Леся сосредоточенно смотрела на трухлявые шпалы, будто поставила перед собой цель пересчитать их. Ее красная от автоматного ремня шея вытянулась, вены на ней набухли, сумка оттягивала плечи девушки. Ей бы самое время поскулить да пожаловаться на усталость, но наша подруга выбрала себе иной имидж и, кажется, не собиралась от него отказываться. Влад топтал ржавую магистраль с одержимостью бамовца. Его голая мускулистая рука, придерживающая ящик на плече, блестела, словно была смазана подсолнечным маслом; шнурок, стягивающий косичку на затылке, расплелся, и его выгоревшие до белизны волосы рваными прядями налипли на плечи.