— Нэсс, — позвал он. — Ты меня слышишь? Словно по волшебству её сверкающее лицо возникло среди примятой травы. С травы капала вода и, попадая на лицо Сойера, струйками стекала по его щекам.

— Если ты вытащишь меня наверх, — предложил он Нэсс, — то мы с тобой договоримся.

Она протянула руку вниз.

— Я тебе не верю. Отдай сначала Жар-птицу.

Сойер вздохнул.

— Хорошо. Но для этого тебе надо до меня дотянуться.

— Ещё немного.

Узкая, гладкая, длинная рука появилась недалеко от его лица. Сойер рассмеялся и крепко обхватил её вокруг запястья, словно клещами. Затем потянул руку вниз, давая понять, что за этим последует.

— Теперь ты попалась, — сказал он. — Тащи меня наверх, или оба полетим вниз.

В ответ раздался яростный крик. В тот же момент рука начала вырываться. Ему казалось, что он держит в руках извивающуюся змею. Корень, на котором он висел, трясся и качался и даже начал подозрительно трещать. Сражаясь за свою жизнь, Сойер попытался перекричать её яростные, шипящие проклятия.

— Хватит, Нэсс, хватит. Остановись, иначе мы оба погибнем. Вытяни меня наверх.

— Я не могу это сделать, ты, глупец, — исступлённо закричала она.

— А как же ты обещала меня спасти, — сказал Сойер, ещё сильнее стискивая пальцы вокруг её запястья. — Или ты сейчас же меня поднимешь, или полетишь вниз.

Сойер слышал, как её дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы. Он улыбнулся, глядя на её напряжённое, прекрасное лицо, хотя горящие ненавистью глаза придавали ему свирепое выражение.

— Такие не сдаются, — подумал он. — Никогда. Они скорее предпочтут умереть.

— Я больше не могу держаться, — спокойно, словно о чём-то малозначащем, сказал он. — Корень очень гладкий. Последний шанс. Подумай, Нэсс.

Нэсс ещё больше наклонилась над пропастью. Почти половина её тела висела над бездной, и сияющие серьги свисали вниз, освещая, точно лампы, гибельный путь. И тут Сойер почувствовал, как корень задрожал и угрожающе затрещал.

— Ну что ж, жизнь была прожита не зря, — прокомментировал он, глядя в лицо Нэсс.

В этот момент разорвались последние волокна, и на какую-то долю секунды они, не двигаясь, повисли в воздухе, потому что рука Нэсс всё ещё сжимала какую-то невидимую опору.

Вдруг на её лице отразилась надежда, сменившаяся ликованием.

Нэсс засмеялась и… отпустила корень.

Что пришло ему в голову, когда он начал падать? Сойер не мог с точностью припомнить. Казалось, само время остановилось.

На краю обрыва появилось тёмное лицо человека в остроконечной шляпе, который лежал на траве и смотрел за их падением. Сойер запомнил этот момент во всех деталях, запечатлев его в памяти с фотографической точностью: неровный край обрыва и уменьшавшееся с огромной скоростью лицо, превратившееся в крошечное, словно мир, видимый в бинокль с другого конца. Лицо человек лежало на тёмной, мокрой траве, которая казалась свисающей с его подбородка бородой. Наконец и борода, и сам человек превратились в точку, которая, описав по часовой стрелке дугу по небу, исчезла навсегда.

На всём пути падения в бездну смех Нэсс отдавался долгим, звенящим эхом, летящим за ними, словно хвост кометы.

Пока они падали вниз, грозовое облако, находившееся под ними, всё время двигалось, как бы пересекая им путь. Оно поднялось вверх, чтобы принять их. Может быть, именно поэтому Нэсс рассмеялась и отпустила руку?

Но как могло облако их спасти?

К величайшему удивлению, оказалось, что на облаке растут деревья. Сойер упал в густое сплетение ветвей, как в колыбель, которая прогнулась, чтобы принять его в свои объятья, а затем, выпрямившись, снова подбросила вверх. Про себя он подумал: «Стоит ветке сломаться, и колыбель упадёт». Но деревья в этой стране были куда благосклоннее к нему, чем люди. Дважды они не давали ему упасть. Конечно, трудно было ожидать чего-то особенного от растущих на облаке деревьев, но было приятно ощущать под собой их пружинящие ветви.

«Хорошие деревца, — с одобрением подумал он. — Добрые, умные, понимающие, сочувствующие». В этот момент отломившийся сук больно ударил его по голове. Первый раз Сойер был благодарен судьбе за то, что потерял сознание от удара.

Ему чудилось, что он лежит на твёрдой, неровной мостовой. Тени скользят по нему в серебристо-серой мгле.

«Мощённые облака» — это было выше его понимания, и он приподнял голову, пытаясь что-нибудь рассмотреть, но в этот момент чья-то рука прижала его к мостовой так, что у него зазвенело в ушах.

— Где она? — зло прошипела Нэсс, которая, должно быть, обшаривала его карманы, потому что отскочила от него так быстро, что он покатился по неровным камням и звёзды поплыли у него перед глазами. — Что ты с ней сделал? Я знаю, она у тебя была. Куда ты её девал?

Нэсс наклонилась над ним, и яркий свет от покачивающихся серёг бил ему в глаза. За ней, в серебристых сумерках, громоздились тёмные силуэты. Сквозь деревья, словно гигантское грозовое облако, опустившееся так низко, как они никогда не опускаются, всего в пятнадцати-двадцати метрах над их головами нависала поверхность верхней планеты.

— Может быть, я уронил её, — пытаясь привстать, сказал Сойер. — Где мы? На облаке? — Мы на одном из дрейфующих островов, — нетерпеливо ответила Нэсс. — Ты что, правда потерял её? Отвечай! — и она сильно его встряхнула.

На лбу, там где его ударила ветка, выросла шишка. Он осмотрелся. Вокруг на настиле лежали сломанные ветви и кучи осыпавшихся листьев — следы его падения. Итак, тёмное облако оказалось дрейфующим островом? Он с силой ударил рукой по настилу.

— А это надёжно? — забеспокоился Сойер. — Как этот остров держится?

— А как держится Солнце? — раздражённо проговорила Нэсс. — Откуда я знаю? Где Жар-птица? Отвечай сейчас же, а не то убью.

До Сойера наконец-то дошло, что если она узнает, что навсегда лишилась Жар-птицы, то скорее всего выполнит свою угрозу.

— Будешь хорошо со мной обращаться, тогда скажу, — торопливо ответил он. — Я выронил её, когда летел вниз. Но помню, куда она упала. А без меня ты не сможешь её найти.

Она бросила взгляд в темноту.

— Куда упала Жар-птица? — требовательно спросила она. — Отвечай!

— Не скажу, — ответил он.

Длинная рука Нэсс мгновенно выбросилась вперёд и ударила его в висок. Удар был сильный. Другой рукой она схватила его, когда он начал падать, железной хваткой вцепилась в его руку и скрутила её за спиной. Затем сквозь сжатые зубы промолвила: «Отвечай, хом».

Энергия, позаимствованная у Жар-птицы, дала Сойеру силы бороться. Он потряс головой, которая страшно гудела, и отклонился в сторону, навалившись всем телом на державшую его руку, чтобы помешать ей защищаться, а ребром ладони свободной руки нанёс резкий удар по шее.

Удар пришёлся по твёрдому, холодному, нечеловеческому телу. Нэсс слегка пошатнулась и злобно прошипела, перекрутив его руку сзади ещё сильнее, так что у него плечо чуть не выскочило из сустава. На лбу у Сойера выступили капельки пота. Он сжал зубы и сказал высоким, жёстким голосом:

— Давай. Ломай дальше.

Она взглянула на него с удивлением.

— Я тебе не хом, — сказал он резко. — Ломай. Всё равно не скажу. Можешь предлагать что угодно, можешь меня убить…

Она вывернула руку ещё сильнее. Он сдержал дыхание и ударил её ещё раз, надеясь слегка ослабить хватку и спасти свою руку: Нэсс непременно сломала бы её, не помешай ей неожиданное обстоятельство.

Неизвестно откуда взявшийся камень с острыми краями просвистел в воздухе и чуть не ударил Нэсс в лоб. Она отшатнулась и выпустила руку.

Сойер благоразумно растянулся на мостовой, потирая затёкшую руку и пытаясь разглядеть нападавших.

Он понимал, что камень такого размера должен был бы размозжить ей голову. Но в последнее мгновение, предшествующее удару, у головы айзира возникает словно вспышка молнии, спасительный буфер. Скорее всего Нэсс сама мысленно его вызвала. Так что же айзиры, действительно, неуязвимы? Тогда понятно, почему Нэсс рискнула упасть в бездну на дрейфующий остров. Такое падение не принесло бы ей никакого вреда, в то время как Сойер, если бы не спасительная колыбель из ветвей деревьев, лишился бы жизни.