Даже надменные айзиры растерянно отступили перед такой неожиданной атакой. Сойер почувствовал, как его локоть сжали, словно железными тисками, и он без сопротивления позволил отвести себя к стене ближайшего дома. Айзиры тоже начали кричать глубокими, напоминающими звон колокола голосами, сердито отдавая приказания. Одна из лошадей брыкалась, как сумасшедшая. Она с ужасным грохотом опрокинула телегу, и огромные тюки шерсти раскатились по мокрой мостовой.

Среди всей этой толчеи Сойер случайно увидел Клай. Она была взволнована и жадно всматривалась в лица бегущих мужчин.

Случайно наступив ногой в лужу, Сойер поскользнулся. Державший его айзир попытался удержаться. Но Сойер подтолкнул его и схватил за ногу. Они оба упали и покатились в сторону айзира, державшего Клай.

Это был именно тот шанс, которого она ждала. Извернувшись, словно змея, вылезающая из своей кожи, она выскользнула из своей шубы и моментально очутилась у передней повозки. Толстый старик, крикнув «Клай!», подхватил её, и повозка тут же скрылась из вида. Остальные возницы с радостными криками умчались за ними. «Дедушка», — подумал Сойер.

Несколько особо нервных собак всё ещё бегало и лаяло в соседнем переулке, но вскоре и они успокоились, и всё произошедшее теперь казалось сном. Клай исчезла, как будто она вовсе не существовала, исчезла в городе, одновременно и родном и чужом для неё.

Всё случившееся произошло так быстро, что когда решётка окончательно раздвинулась и ворота открылись, уже стояла полнейшая тишина. Страж Сойера подтолкнул его вперёд, за слегка позванивающую медную решётку. Сойер оглянулся и в последний раз увидел лежавшую на дороге шубу Клай. Решётка закрылась, и все звуки внешнего мира внезапно умерли.

Олпер разместился на низком уступе в пустой стеклянной камере и смотрел на Сойера. Сойер сидел на полу в противоположном углу камеры и, обняв колени, смотрел на Олпера.

— Ну и дурак же ты, — выпалил Олпер.

Сойер промолчал.

— Помог ей сбежать, — продолжал Олпер. — Ничего более идиотского нельзя придумать. Теперь нам придётся за это отвечать.

Не возражая, Сойер окинул взглядом голые гладкие полупрозрачные стены. В стене должна была находиться дверь. Во всяком случае, через неё их сюда ввели. Но дверь закрылась так плотно, что стала невидимой. Откуда-то сверху в камеру падал свет.

— Мне здесь не нравится, как и тебе, — наконец произнёс Сойер. — И я хочу выбраться отсюда как можно скорее. И не забывай, что теперь мы вместе плывём в одной лодке.

— Лодке! — фыркнул Олпер. — Нашёл сравнение. Это тебе не Земля. Не понимаю, почему…

— Я думаю, ты знаешь больше, чем я. И если мы хотим выжить, тебе придётся рассказать мне всё. О Нэсс, например, неужели она никогда даже не намекала тебе о существовании другого мира?

— Нет, — угрюмо ответил Олпер. — Когда я впервые увидел её в Фортуне, мне показалось, что я грежу. Но когда она прикоснулась ко мне и я почувствовал, как по моим жилам заструилась энергия… — Он с победным видом взглянул на Жар-птицу в своей руке. — …после этого я готов был отдать ей всё, что она попросит.

— Урановую руду?

— Да. Она не хотела, чтобы уран добывали и увозили. Поэтому я и попытался закрыть шахту. Но о том, что существует какой-то другой мир, я и понятия не имел.

— Придётся свыкаться с этой мыслью, — сказал Сойер. — Мне кажется, мы больше преуспеем, если будем друзьями, а не врагами. Может, заключим перемирие? У меня объективно нет никакой возможности послать сейчас в Торонто свой доклад. Я думаю, мы пробудем здесь ещё какое-то время.

Олпер неохотно кивнул.

— Вот и хорошо, — обрадовался Сойер. — Тогда первая моя просьба, — освободи меня от приёмника.

— Нет, — ответил Олпер.

— Почему? Контролировать меня в такой ситуации вряд ли разумно.

— Это как посмотреть. Например, он не позволит тебе меня убить, — сказал Олпер, серые глаза которого подозрительно следили за Сойером. — Я-то знаю, что бы я сделал на твоём месте.

— Ты просто дурак, — заключил Сойер.

Олпер на минуту задумался.

— Ладно, согласен, — сказал он. — Перемирие сейчас — лучшее, что мы можем придумать. Итак, с сегодняшнего дня мы работаем вместе. Но приёмник в твоей голове останется — как гарантия моей безопасности. Что ты там говорил о планах? Каких, например?

Сойер снова обнял колени.

— Единственное разумное, что я могу сейчас предложить, — угрюмо произнёс он, — это ждать.

Они просидели в полном молчании минут десять, время от времени бросая друг на друга недружелюбные взгляды, как вдруг в углу камеры, находившейся напротив двери, послышалось странное гудение. Они оба оглянулись. Нижняя часть стены, куб со стороной в метр, начала мерцать. Поверхность куба стала прозрачной, и какое-то время внутри него можно было разглядеть сложную кристаллическую решётку. Через секунду мерцающий куб превратился в горячий зеленоватый пар, заполнивший всю камеру. Постепенно тепло рассеялось. В воздухе висел зелёный туман, зато в стене зияло квадратное отверстие. Куб словно испарился, не растаяв, как куски сухого льда.

В тёмном отверстии появилась увенчанная стеклянной короной голова айзира, который внимательно рассматривал обоих пленников, словно фермер, пересчитывающий обитателей курятника. Божественное чело айзира было усеяно капельками пота. Вероятно, температура испарившихся веществ была достаточно высокой.

Большие, полуприкрытые веками глаза айзира сначала холодно осмотрели Сойера, а затем и Олпера; по-видимому, убедившись, что именно этот человек ему нужен, айзир, не влезая в камеру, вытянул длинную руку и бросил на колени Олпера небольшой чёрный свёрток.

Прежде чем кто-либо проронил хоть слово, голова айзира исчезла в проёме. Какое-то мгновение отверстие было пустым, затем через него в камеру ворвалась струя холодного воздуха. Зеленоватый пар в камере начал конденсироваться с поражающей скоростью. В мгновение весь пар как бы всосался в отверстие, через которое он поступил, воздух снова стал прозрачным, а отверстие исчезло.

Олпер осторожно потрогал свёрток, затем подозрительно взглянул на Сойера. В этот момент все сомнения разрешились сами собой, так как туго свёрнутый узелок превратился в мягкий узел из мерцающего материала абсолютно чёрного цвета. Узел сохранял форму благодаря собственному силовому полю. Когда и эта обёртка раскрылась, из неё выпало нечто похожее на плащ, размеры которого казались неправдоподобно большими по сравнению с первоначальным объёмом свёртка. Из середины плаща с резким щелчком вылетел свёрнутый в трубку лист бумаги и с шуршанием развернувшись упал на пол.

Олпер осторожно поднял его, держа за самый кончик. На белой поверхности было что-то написано. Глаза Олпера забегали по строчкам. Когда он дошёл до конца, лицо его сияло торжеством. С довольной усмешкой он взглянул на Сойера, и рука его поползла в карман.

Ударил гром. В глубине, в лобных долях мозга Сойера молния калечила зрительные бугры, посылая такие импульсы, что он был полон страха за своё зрение. Биения его собственного пульса, усиленные до трубных звуков Страшного суда, заглушали сознание. Но на сей раз Сойер оказался к этому готов. Он увидел, как рука Олпера скользнула в карман, и понял всё. Рефлекс, зревший в его сознании с тех пор, как Олпер применял это оружие в последний раз, проявился в том, что его мускулы и нервы сработали сами, совершенно подсознательно.

До того, как разразился гром, он уже стоял на ногах, а когда гром ударил, Сойер был в воздухе. Внимание Олпера было отвлечено письмом и лежащим на его коленях плащом. И хотя тот, кто прыгнул на него, действовал инстинктивно, сила удара от этого меньше не стала.

Удар пришёлся сбоку и сверху. Пытаясь защититься от Сойера, Олпер выставил вперёд руки, вытащив их из кармана, и пытка Сойера тут же прекратилась.

Сойер с удовольствием прикончил бы Олпера, если бы мог. Но Олпер, защищаясь, привстал, и ребро ладони, целившее в шею, попало в скулу. Другой рукой Сойер ударил его в живот. Олпер согнулся пополам, и тогда резким движением Сойер ударил его коленом в лицо.