Пристальный взгляд богини, словно два зелёных луча, коснулся Клай, и, оставив её на время в покое, задержался на Сойере. Там, где его коснулись лучи, он почувствовал ожог. Когда богиня отвела взгляд, Нэсс какой-то странной речью неожиданно попыталась привлечь к себе внимание богини. Но напрасно. Теперь взгляд остановился на занавесе, из-за которого появлялись айзиры…
Сойер повернулся и стал смотреть туда же. Лицо Олпера было едва заметно. Он с жадным любопытством выглядывал из-за занавеса, пытаясь разглядеть, что происходит. И добился своего. Встретившись взглядом с изумрудно-зелёными лучами, исходившими от богини, он вдруг на мгновение застыл, а потом оцепенело двинулся вперёд.
Словно загипнотизированный, а может быть, и в самом деле в гипнотическом состоянии Олпер вышел из-за занавеса и стал спускаться по лестнице, двигаясь, точно робот. Рука Олпера была засунута в карман, и Жар-птицы видно не было.
Богиня вновь заговорила. Её голос был глухим, но сильно резонировал под маской. Колонна охранников двинулась вперёд. Сделав сложный прыжок, Нэсс оказалась между тремя людьми и приближающимися охранниками. Она скомандовала что-то резким голосом, который даже сейчас, когда она была разъярена, звучал мелодично. Охранники в нерешительности остановились и взглянули на богиню. Сойер подумал, что если Нэсс действительно суждено через три дня получить эту страшную маску, то охранники правильно сделали, что прислушались к её приказу.
Богиня опять заговорила. Голос звучал бесстрастно. Нэсс ринулась к ней. Они стояли друг против друга, покачиваясь, словно две раскрывшие капюшоны кобры, готовые броситься в атаку.
— Она угрожает богине, — едва прошептала Клай. — Она говорит, что сделает после того… нет, подожди, дай лучше послушать.
Богиня говорила звенящим на всю площадь голосом, а Нэсс отшатнулась назад и что-то прошипела. Айзиры и хомы затаили дыхание.
— Что такое? — нетерпеливо спросил Сойер. — Что она говорит?
— Тише, тише — шёпотом ответила Клай.
— Дай послушать. Просто так она двуликую маску не отдаст. Она бросает Нэсс вызов, требуя распечатать колодец. Это значит, что одна из них умрёт. Она хочет попытаться выиграть маску — это её право. Она…
— Я думал, что айзиры бессмертны, — удивился Сойер.
— Для других да. Но есть оружие, против которого айзиры бессильны. Богиня держит его в руках. Я не знаю, что это такое. И ни один хом не знает. Известно только, что если богиня извлекла его, то с этого момента её саму могут им убить. Но даже зная это, она бросает вызов! Она говорит, что или убъет Нэсс, или умрёт сама. — Клай глубоко вздохнула, затем тихо рассмеялась. — На это грандиозное представление у меня забронированы места в первом ряду партера, — сказала она, с улыбкой глядя на Сойера.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, сжимая её руку. — Что это такое — открытие колодца?
— Это торжественный обряд, — ответила Клай, — где обязательно требуются жертвы. И богиня узнала меня. Мне предстоит забавное приключение.
Нэсс неподвижно замерла перед ликующей соперницей. Казалось, она решила незаметно выйти из игры. Клай засмеялась. Услышав смех, Нэсс повернула голову, и серьги в её ушах качнулись. Она прошипела ещё несколько злобных фраз, обращённых к богине, а потом обернулась к группе ожидавших своей участи людей, бросила уничтожающий взгляд на Клай. У девушки от страха перехватило дыхание, и она крепко прижалась к Сойеру. Сложенные в улыбке-полумесяце губы Нэсс мстительно раздвинулись. Затем огромные глаза остановились на Олпере, который стоял, словно статуя, уставившись на богиню.
— Я подойду к тебе позже, — быстро проговорила она низким голосом. — Если тебя спросят, не говори ни слова о Жар-птице. Помни, что я тебе сказала, иначе мы все погибнем. Ты меня слышишь, Олпер?
Он молча кивнул.
Она отвернулась от него и спустилась к богине. Тем временем колонна охранников-айзиров окружила Олпера, Сойера и Клай. На полных высокомерия лицах айзиров не отражалось ни единой эмоции, но хватка их холодных пальцев оказалась железной, когда, подхватив Сойера под руки, они поволокли его вниз по лестнице. Олпер пришёл в себя и даже попытался сопротивляться, Клай же, оказавшись в руках богов, совершенно пала духом.
Когда охранники повели своих пленников к стеклянным башням храма, над их головами в разрывах грозовых облаков проглядывал кроваво-красный закат. Пока длинная колонна пробиралась сквозь толпу горожан, стемнело, и один за другим начали зажигаться огни. В узких переулках пленников вели по одному, и Сойер не мог даже словом перекинуться с Клай. Девушка откинула на спину капюшон и жадно разглядывала знакомые улицы, как бы надеясь на чудесное спасение.
Сойер шёл словно во сне, слыша вокруг себя незнакомую речь, видя загорающиеся в домах незнакомые огни и движущиеся за занавесками загадочные тени. Мир этот, несмотря ни на что, был вполне реальным. Из окон, светящихся темно-малиновым и ярко-зелёным светом, доносилась странная музыка высокой тональности, исполнявшаяся на незнакомых инструментах. То и дело ощущались ароматы неведомых кушаний, смешиваясь с до боли знакомым запахом дыма от горящих поленьев. Мальчишки визгливыми голосами предлагали что-то, лежавшее в конусообразных проволочных сетках, но что это было, Сойер рассмотреть не смог. Маленькие торговцы сновали туда-сюда в толпе, занимаясь бойким вечерним бизнесом.
Но стоило айзирам с пленниками приблизиться, как толпа мгновенно замолкала и расступалась. За время пути Сойер увидел много лиц, в глазах которых светилось искреннее сострадание. Но что могли сделать эти несчастные создания, кроме как посочувствовать пленникам, да надеяться, что судьба окажется милостивее к ним самим. Однажды из окна, расположенного довольно высоко от земли, кто-то бросил пятнистый фиолетовый фрукт, который стукнулся о маску на затылке айзира, идущего как раз впереди Сойера. Айзир обернулся, внимательно всмотрелся, запоминая окно, и продолжил путь. От этого взгляда по спине Сойера пробежала дрожь.
Они только-только добрались до улицы, на которой стоял храм, как раздался сильный раскат грома и начался дождь, окрашенный закатом солнца в малиновый цвет. Послышался стук закрываемых окон и дверей, женщины начали звать детей с улицы. И когда они подошли к храму, улица была пуста и только ливень поливал их, не щадя сил.
Ворота были похожи на стеклянные или ледяные, с высокой, взмывающей вверх аркой, почти готической по форме и сложности сплетённых узоров. Ворота были прозрачными, но в красном свете заката они приобрели зловещий оттенок. С улицы ворота прикрывала раздвижная медная решётка.
Процессия остановилась. Шедший впереди айзир вытянул тонкие губы трубочкой и издал мелодичный свист, похожий на звук флейты. Какое-то время они молча стояли у ворот.
Решётка, подрагивая, начала расходиться, и в этот момент у входа в переулок, справа от Сойера, послышался какой-то шум. Он не мог разглядеть из-за косо падавшего дождя, что там происходит, но услышал крики и ржание несущихся на них людей и животных. Стены дрожали от грохота повозок, который многократно усиливался благодаря уличному эху.
Когда шум и грохот приблизились, Сойер разглядел несколько повозок, доверху гружённых чем-то, что по виду и запаху напоминало мокрую шерсть. В повозки были впряжены бешено несущиеся лошади — маленькие лохматые создания, пятнистые, словно леопарды. Передней повозкой правил полный пожилой человек в одежде уличного торговца. Ногами он упирался в передок телеги, а сам согнулся вперёд, подгоняя кнутом и без того несущихся во всю прыть лошадей. За первой повозкой мчались другие; люди в них громко кричали на лошадей. Шум дополняли крики бежавших за повозками людей и лай собак. Повсюду распахивались окна и выглядывали головы любопытных. Вокруг нарастала паника. Волна неразберихи подкатила к процессии и захлестнула её. Возбуждённые лошади вставали на дыбы и храпели, сея ещё больший беспорядок среди тех, кто стоял у ворот храма. Все собаки в округе оглушительно лаяли, лошади ржали, причём звуки эти чем-то напоминали человеческие вопли, а кричавшие люди бегали между накренившимися телегами, стегая лошадей и пиная собак, вертевшихся под ногами.