Интервью стало вирусным. Прошла неделя — и всё взорвалось.

Как? Почему?

Я так и не решилась прочитать комментарии с телефона Грейсона — он выхватил его раньше, чем я пришла в себя за столом, и сунул обратно в карман своих потрёпанных джинсов. Сказал загадочно: «Поговорим об этом позже», выпроваживая Майю в школу. На этом всё и закончилось.

Хотя, по правде сказать, зря он так уверен. Никакого «поговорим позже» не будет. Мы вообще об этом больше никогда не заговорим, потому что я собираюсь собрать вещи, запихать их в багажник своей крошечной «Субару» и уехать в закат. Заберу Майю из школы — и вперёд. Например, в Сан-Хосе машины тоже ломаются.

— Всё в порядке? — раздаётся за спиной голос.

Я дёргаюсь и стукаюсь локтем о край своего ящика с инструментами, пытаясь справиться с объёмной курткой.

— В порядке, — бурчу, даже не оглядываясь на Анджело, который уже на своём месте.

В конце концов я побеждаю пуховик, швыряю его на катящееся кресло и мысленно вычёркиваю из списка дел. Мне срочно нужна доза кофеина и перезагрузка мозга. А лучше — перемотать время назад и выбить у себя из рук тот злосчастный телефон. Или просто провалиться под землю. Или хотя бы сделать вид, что ничего не произошло.

— Ты уверена?

Анджело закидывает на плечо полотенце, вытирает руки и наблюдает за мной поверх очков. Этому человеку, кажется, неведомо старение. Мы работаем вместе уже десять лет, а он всё тот же — будто застыл где-то на шестидесяти пяти. Говорит, что весь секрет — в узо⁸, которое присылает брат из Греции. Я думаю, дело в том, что он постоянно смеётся над другими.

Улыбка у него всегда скрыта в уголках глаз — и сейчас морщины особенно заметны:

— Обычно ты не выглядишь такой… — он делает рукой неопределённый жест, — нервной до девяти утра.

Обычно мою личную жизнь не обсуждают на всю округу, но, как говорится, когда-то случается в первый раз.

Я рывком срываю рабочий комбинезон с крючка — так резко, что бирка отлетает, — и впрыгиваю в него. Рукава спускаю до талии и завязываю на узел. Нужно срочно занять руки, чтобы отвлечься. Когда руки работают — голова отдыхает. Всё становится проще, понятнее. Есть план, и я ему следую.

Нагибаюсь через перегородку между рабочими местами и хватаю табличку с заданиями на сегодня. Где-то впереди Харви орёт не в ту тональность «Bye Bye Blackbird»⁹. Дэн, как обычно, хмурится на экран в офисе. А Анджело стоит тут и мешает мне. Всё как всегда. И мне тоже нужно стать «как всегда».

Как только перестану паниковать.

Анджело опускает руку прямо на список, заслоняя его.

На костяшках пальцев — старый шрам, между ними — мазок чёрной смазки.

— Мне нужно твоё внимание, — говорит он.

— Вижу, — бурчу в ответ.

Глубоко вдыхаю, пытаясь сосредоточиться. Он изучает меня через очки той самой голубоглазой серьёзностью, которая появляется у него, когда он начинает рассказывать очередную житейскую притчу. Волосы растрёпаны, будто его только что сдуло с пирса. Я в поисках последней капли терпения.

— Ну? Что случилось?

— У моей мамы была поговорка, — начинает он.

Он ждёт реакции, но я чувствую, что остатки терпения остались где-то в раковине среди гор грязной посуды.

— И?.. — тяну без особого энтузиазма.

— Она говорила: «Истина — в вине и в детях». Обычно после того, как мой идиот-брат вбрасывал какую-нибудь глупость за ужином. Но она повторяла это постоянно. «Вино и дети», — он щёлкает пальцами. — По три раза на дню.

— Ты… — я щурюсь. — Хочешь вина?

— Нет, — отрезает он. — Ещё даже девяти утра нет. Не говори глупостей.

Вот и отлично. Я — глупая.

— Послушай. У меня утро, мягко говоря, странное. Можешь сразу сказать, к чему ты клонишь?

Он хмурится. Видно, что разочарован. Похоже, он ожидал больше уважения к своей мудрости. Из приёмной вдруг доносится особенно громкий вой — Харви, раскачиваясь на полусогнутых, вваливается в мастерскую, всё ещё напевая, с закрытыми глазами, будто на концерте. Комбинезон расстёгнут до пупа, под ним — белая майка. Он вальсирует со шваброй в роли партнёрши.

— Сегодня его очередь выбирать музыку?

Анджело фыркает:

— К несчастью, да.

— Ну, не так уж и плохо, — косо смотрю на Харви, крутящегося посреди мастерской. — Гораздо лучше, чем твои «третие четверги».

Он тут же выпрямляется.

— Кантри — не мусор!

— Конечно.

— Тим Макгро¹⁰ — гений!

— Если я ещё раз услышу «Don’t Take the Girl»¹¹, за последствия не отвечаю.

Анджело закатывает глаза и скрещивает руки:

— Услышишь. Через неделю. Можешь не сомневаться. — Он отмахивается. — Всё. Больше не хочу делиться с тобой своей мудростью.

— О, нет, — сухо отвечаю. — Только не это.

Вот оно. Именно то, что мне нужно: болтовня, ругань из-за плейлиста, Дэн, который в третий раз за утро забыл, как распечатать документ. Всё по расписанию.

Я возвращаюсь к списку — пора понять, с чего начать. Глушитель на стареньком «Фокусе»? Или тот самый розовый «Жук», над которым парни уже неделю шутят. Наверное, начну с него.

Но Анджело снова загораживает табличку рукой.

Я закатываю глаза и запрокидываю голову:

— Что теперь?

— «Вино и дети», — повторяет он, щёлкая пальцами. — В детях — правда. И я рад, что ты послушала свою.

— Майю?

Он смотрит на меня поверх очков, полотенце снова болтается из стороны в сторону.

— Это твоя дочь, так? Вроде бы я был минимум на шести её днях рождения.

— Да, но к чему ты…

— ЛЮ! — орёт Харви на всю мастерскую.

Музыка тут же обрывается. Он практически скользит по полу ко мне, сияя, будто выиграл в лотерею. Дэн из офиса наблюдает с интересом.

Харви резко тормозит:

— Горжусь тобой, малышка. Ты сказала правду.

— Не называй меня «малышка». Ты старше меня от силы на восемь месяцев, — я зарываю лицо в ладони и прижимаю пальцы к переносице. — То есть… вы все уже знаете?

— Ага! — довольно кивает Харви. — Шейла прислала мне запись. Сказала, чтобы я послушал и сделал выводы. Я слушал — и вдруг понял: та, кто говорит… это ты. Я чуть пивом не захлебнулся. Даже не знал, что у тебя столько чувств. Молодец.

Он смачно хлопает меня по плечу.

— Могла бы упомянуть мастерскую! — кричит Дэн из офиса.

Я даже не поднимаю голову. Останусь вот так, с закрытыми глазами, до конца своих дней. Пусть время идёт мимо — я останусь здесь, в мастерской, в абсолютном отрицании реальности.

Быть смелой было куда проще, когда я думала, что это всего лишь Эйден и кучка незнакомых слушателей. Люди, которых я никогда не встречу. Но, оказывается, это были знакомые. И теперь они знают обо мне такое… чего я никогда не собиралась рассказывать.

Телефон начинает вибрировать в кармане. Опять тот самый неизвестный номер — четвёртый раз за утро. Любопытство берёт верх над желанием раствориться в воздухе. Я отступаю в укромный уголок станции — отличный повод проигнорировать все взгляды.

Меньшее из зол.

— Алло?

— Привет, — на другом конце запыхавшийся женский голос. — Это Люси? Люси Стоун?

К несчастью, да. Хотелось бы быть кем угодно, только не собой.

— Да. А вы кто?

— Меня зовут Мэгги, и я звоню с «101.6 ЛАЙТ FM». У меня для тебя предложение.

«Струны сердца»

Звонящий: «А что насчёт Люси?»

Эйден Валентайн: «Люси?»

Звонящий: «Да. Та самая женщина, что звонила вместе со своей дочерью.

Она уже нашла кого-нибудь для свиданий?»

Эйден Валентайн: «Понятия не имею».

Эйден

Я стою перед радиостанцией с кружкой кофе и наблюдаю, как Джексон с героическим упорством пытается выбраться через окно своей машины. Розовый «Жук» припаркован так близко к его «Хонде», что открыть дверь просто невозможно.