Как толстовка с лёгким запахом зимней мяты на плечах. Как бедро, прижатое к моему.

— Я гений, — заявляет Майя, едва я выключаю воду.

Лицо самодовольное, с тенью насмешки. В этот момент она так похожа на Грейсона, что я едва удерживаюсь, чтобы не сказать вслух. Двенадцатилетние, как выяснилось, терпеть не могут, когда их сравнивают с родителями, как бы очевидно ни было это сходство.

Я вытираю руки.

— Да, — соглашаюсь, и её улыбка растягивается, становясь зубастой и чуть кривой — проблеск детства, из которого она так стремительно вырастает. Я улыбаюсь в ответ. — Хочешь уточнить?

Майя крутит пальцем у моего лица, ткнув в уголок губ.

— Вот это, — говорит она.

— Что? — смеюсь я, отмахиваясь.

— И ещё вот это, — добавляет, тыкая в грудь, прямо туда, где живёт это тёплое, шипучее чувство. — Я ожидала, что мой план сработает, но, кажется, превзошла саму себя.

Её план. Передача. Манипуляция моей личной жизнью.

— И чего же ты хотела добиться?

— Пару свиданий, — пожимает плечами, натягивая потрёпанные конверсы с загнутыми назад пятками.

Я предлагала купить модель без задников, но она упорно уродует обувь по-своему.

— Папа, когда узнал, рассчитывал на «момент преображения».

Я возмущённо фыркаю.

— А мне хотелось, чтобы за твою симпатию подрались парни. Это звучало круто. Ну а главная цель — чтобы ты поверила в себя.

— А есть какие-то уровни?

— Конечно. Второй уровень — бесплатные обеды и восторженная публика.

Я чувствую, как на лбу собираются морщины.

— А третий — это… ну… спать вместе, — она моргает, глядя прямо на меня. — Что? Не смотри так. Это важная цель.

— Господи, спаси меня… Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Есть кое-какие догадки.

— От кого?

— Лучше не говорить, — пожимает плечами, словно я не переживаю на собственной кухне маленький экзистенциальный кризис. — Давай дальше. Четвёртый уровень был скорее мечтой, чем планом.

— Да? — после третьего я уже не уверена, что хочу знать.

Мозг всё ещё зацепился за выражение «спать вместе» — особенно, когда это произносит ребёнок.

— Четвёртый уровень — влюбиться, — рассеянно произносит она, вытаскивая второй кроссовок из-под кухонного стола. Наклоняется, засовывает ногу внутрь. — Эйден стал неожиданностью.

В горле что-то сжимается, желудок будто проваливается к пяткам. Хоть бы в руках оказались тарелки, чтобы занять их чем-то.

— Что ты имеешь в виду?

Она чешет нос, начинает искать рюкзак.

— Я провела исследование, прежде чем дозвониться в его шоу. Он вечно ворчал, но казался человеком, готовым помочь. Я подумала, что он сможет помочь тебе найти то, что ты заслуживаешь, но… — она смотрит на меня лукаво. — Он втянулся довольно быстро, да?

— Не знаю. Не так уж и быстро.

Майя склоняет голову и бросает выразительный взгляд:

— Конечно, мам.

Меня пристыдила собственная дочь.

— Он стал неожиданностью и для меня.

Разве не так всегда бывает? Самые ценные, хрупкие вещи врываются в жизнь без предупреждения. Прижимаются к тебе, обхватывают крошечными пальцами твой большой палец спустя девять месяцев глубокой паники. Врываются на кухню в поисках кетчупа. Отвечают на звонок посреди ночи.

Между мной и Эйденом есть невидимая нить. Я долго пыталась её распутать, но теперь сама тяну за узел.

— И всё же, с учётом всего, я заслуживаю мороженого, — буднично добавляет Майя.

Я закатываю глаза, пряча улыбку:

— Мы ели мороженое вчера.

— Хочу ещё. Минимум три раза в неделю.

— Это расценки для тех, кто вмешивается в личную жизнь своей матери?

Она уверенно кивает:

— Оформим письменно. Пусть мои люди свяжутся с твоими.

— Принято, — я взъерошиваю ей волосы и мягко разворачиваю к задней двери.

На крыльце уже ждёт Грейсон. Внутри кухни Матео мечется, видимо, спасая то, что Грэй сегодня напридумывал.

— Веди себя хорошо, крошка.

Она спрыгивает с крыльца, рюкзак подпрыгивает у неё за спиной. На последней ступеньке замирает, оборачивается — волосы рассыпаются по плечам, лицо серьёзное. Моё сердце бьётся больно и нежно одновременно.

— Ты всегда говоришь, что у тебя уже есть вся любовь, что ты готова лопнуть от счастья с нашей семьёй и друзьями. Но я подумала… может, хоть раз ты могла бы получить и ту любовь, которую действительно заслуживаешь. — Она улыбается. — Четвёртый уровень.

В носу предательски жжёт.

— Майя… — мой голос хрипнет, приходится сглатывать ком в горле.

Она улыбается, и я понимаю — она всё чувствует.

— Ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю?

— Такая ты глупая, мам, — она смеётся.

За забором тут же откликается смех Грейсона и Матео. Майя бежит по двору, волосы сияют в закатном солнце, как хвост кометы.

— Передай Эйдену привет! — кричит она.

***

Я слышу его раньше, чем вижу — низкий голос катится по пустому коридору станции. Сегодня я предлагала его подвезти — его «Бронко» всё ещё стоит в дальнем углу мастерской, — но он сказал, что его заберёт Джексон. Оказывается, по последним средам месяца у них всегда общее собрание. Видимо, оно всё ещё в силе.

Я направляюсь в комнату отдыха, надеясь обнаружить тайник с его кофе, как вдруг слышу своё имя. Замираю, переминаюсь с ноги на ногу. Слышу снова — откуда-то с конца коридора, неподалёку от кабинета Мэгги, дверь которого распахнута настежь. Откладываю банку с печеньем и кофе, прикидываю варианты. Подслушивать — глупо, но любопытство сильнее. Я же всего на секунду… Имя назвали дважды, это не случайность.

Я подкрадываюсь ближе.

— Ты так ей и не сказал, — вздыхает Мэгги. — Эйден, мы же говорили об этом неделю назад.

— Знаю, — в его голосе слышится неохота.

Я скольжу взглядом по тёмному стеклу аппаратной, в котором волнами отражаются они вдвоём. Значит, никакого собрания… Эйден проводит рукой по волосам, затем опускает её к затылку.

— Просто не было подходящего момента.

— Не было момента? — сухо переспрашивает Мэгги.

— Нет.

— И когда он появится?

Эйден молчит.

Мэгги снова тяжело выдыхает, но смягчается:

— Ты не можешь просто захотеть, чтобы она ушла, и выгнать её из шоу без предупреждения. Я так не работаю, Эйден.

В животе неприятно скручивается. Он хочет, чтобы я ушла? Со «Струн сердца»? И сколько он это обсуждает? Неделю? Дольше?

До того, как я осталась у него ночевать?

До того, как мы были в баре?

Я заставляю плечи расслабиться. Нет. Не стану делать выводы по обрывку чужого разговора. Эйден никогда не давал повода не доверять ему.

— Мог бы просто спросить, — говорю я, входя в поле зрения.

Эйден резко поднимает голову.

Я улыбаюсь натянуто:

— Говорят, она вполне разумная. Эта Люси.

Он тяжело сглатывает:

— Люси… — и всё. Смотрит на меня с лёгкой паникой в глазах.

Мэгги встаёт из-за стола:

— Пойду сделаю кофе.

Она выходит, на ходу сжимает мне руку, каблуки стучат по полу. Мы с Эйденом сверлим друг друга взглядом. Его лицо — как у человека, пойманного с рукой в банке печенья.

— Она ведь кофе не пьёт, — говорю я, надеясь разрушить это странное напряжение.

Он кивает, но молчит. Я не могу его прочитать. Мы переписывались и разговаривали последние два дня, и всё казалось нормальным… а вдруг нет? Может, я что-то сделала не так.

Я отталкиваюсь от дверного косяка и плюхаюсь в мешок-кресло в углу комнаты. Оно издаёт подо мной лёгкий писк, словно я уселась на животное, а Эйден впервые за время разговора чуть теплеет в лице.

— Ты хочешь, чтобы я ушла с шоу?

— Нет.

— Но Мэгги сказала…

— Потому что… — он снова трёт шею, большой палец упирается в ямочку под ухом.

Выдыхает, опускает руку. Он выглядит вымотанным. Вся его поза — усталое, мятежное, сутулое равновесие. И, кажется, футболка надета наизнанку.