— Ты думала обо мне?
Она кивает, дышит прерывисто:
— Да.
Я издаю глухой стон, засовываю колено между её ног, стеллаж за её спиной дрожит.
— И ты был в пижаме с зайцами, — смеётся она.
— Тебе точно нужны фантазии получше.
— Не знаю. Со мной сработало.
Она подставляет шею, когда я нахожу точку за ухом, и дрожит. Пытаюсь переставить нас, чтобы не держать её зажатой у полок, но только прижимаю сильнее. Моё бедро шире разводит её ноги, и она почти полностью опирается на меня, тихо стонет.
В этой тесноте мы разгоняемся с нуля до шести тысяч. Хотел лишь поговорить без посторонних, а теперь целую её, оставляя на коже следы.
— Я думала… — она выдыхает и едва заметно двигает бёдрами, словно не отдавая себе в этом отчёта, а потом замирает, вцепившись в мою рубашку на спине.
— Никто не говорил тебе останавливаться, — я сжимаю её бёдра и задаю ритм — мягкий, но уверенный. Она дрожит. — Говори.
— Думала, как бы ты коснулся меня… если бы был рядом. Наверное, я говорю лишнее.
Я качаю головой и вновь целую её, благодарный за эту честность.
— Не лишнее. Я тоже думал о тебе.
— Да?
Я киваю. После того звонка я лежал в постели, глядя на отблески фонарей на потолке, и представлял её в той чёртовой футболке и шортах. Мозг подкидывал сотню вариантов.
Она снова двигается, её ладони скользят под мою рубашку, проводят по моей разгорячённой коже.
— Что бы ты сделал, — шепчет она, — если бы был в моей постели?
Мысли, копившиеся неделями, вспыхивают калейдоскопом. Если бы я был там, мы, наверное, до сих пор не вставали бы. Я утыкаюсь лицом в её шею и сильнее сжимаю бёдра.
— Ты — проблема, Люси.
— Но очень хорошая, да?
— Что-то вроде того.
— Не думаю, что кто-то когда-либо называл меня проблемой, — мурлычет она, двигаясь в такт моему телу.
— Значит, это звание только для меня.
— И мне это нравится. Нравится, что только для тебя.
Её пальцы крепче сжимаются на моих плечах, движения становятся резче, и из горла вырывается тихий стон. Жаль, что здесь нет света — я отдал бы всё, чтобы увидеть Люси в тот момент, когда она гонится за своим наслаждением. Уверен, это самое эгоистичное, что она когда-либо позволяла себе. Я настолько возбуждён, что в джинсах уже больно и тесно.
— Я… — она смеётся, задыхаясь, сбив дыхание. — Сейчас мне так чертовски хорошо.
Я касаюсь губами кончика её уха.
— Думаешь, я смогу довести тебя до оргазма вот так?
Её бёдра замирают, а затем снова начинают двигаться — ещё быстрее.
— Если честно, кажется, основную работу выполняю я.
Моя ладонь скользит под её свитер, большой палец проводит по тёплой коже живота. Я останавливаюсь чуть ниже груди, едва задевая костяшками пальцев ткань бюстгальтера.
— Как-то невежливо с моей стороны.
Она выдыхает медленно:
— Очень.
Я обвожу пальцем тяжёлую, полную округлость её груди. Кожа горячая.
— Пожалуй, стоит помочь.
— Да, пожалуйста… — она протягивает слова на тихом вздохе.
Я поддеваю чашечку бюстгальтера, сдвигаю её под мягкий край и обхватываю ладонью. Сосок упруго упирается в мою руку, и из её груди вырывается низкий, сдержанный стон. Она божественна на ощупь.
Люси издаёт ещё один сладкий звук и откидывается назад, двигаясь быстрее. Я подстраиваюсь, и мы превращаемся в сбивчивый, жадный ритм — плотно прижатые друг к другу, в углу кладовки, среди рулонов туалетной бумаги.
— Можешь… — она выгибается, и я провожу большим пальцем по соску, словно отвечая на незаконченный вопрос. Её кивок почти отчаянный. — Да… это… так… хорошо…
Я прикусываю кожу возле её губ.
— Хорошо, — выдыхаю. — Но ничего из того, что я хочу сделать с тобой, Люси, нельзя назвать «хорошим».
— Тогда выберем другое слово, — хрипло отвечает она. — Это… — Остаток фразы тонет в низком стоне, когда я зажимаю сосок между пальцами.
— Это… что? — я целую уголок её губ. — Какое слово подойдёт?
В голове мгновенно рождается десяток: невероятно, безумно, слишком много, слишком мало, чертовски, как же сладко.
— Хорошо, — выдыхает она со смешком.
Я слышал от Люси десятки звуков за последние недели — смех, вздохи, лёгкий смешок в горле, когда на линии очередной странный звонящий. Её сиплый голос, когда она устала, и то, как она облизывает губы, произнося моё имя. Я знаю целый альбом звуков Люси, но эти сейчас — мои любимые. Музыка её тела, когда она вжимается в моё бедро, гонясь за своим оргазмом, обеими руками вцепившись в мои волосы, с приоткрытым ртом на моём плече.
— Эйден… — она шепчет, двигаясь всё быстрее, всё менее ровно.
Я поддерживаю её затылок, чтобы она не ударилась о полку, а потом сжимаю волосы просто потому, что могу. Потому что хочу.
Её тело обмякает в моих руках, и мысль о том, что ей нравится, когда я тяну её за волосы, пронзает меня жаром.
— Чёрт… Эйден…
— Вот так, — шепчу. — Хорошо?
Она кивает.
— Мне нужно… — её ладонь ложится на мою, всё ещё прижатую к её груди, и ведёт вниз, к джинсам. Мой палец касается металлической пуговицы, и она выдыхает дрожащим вдохом.
— Нет, — я подталкиваю её бедро вверх, заставляя сильнее прижаться ко мне.
— Но…
— Нет.
— Может, чуть-чуть? — выдыхает она, но я качаю головой.
— Нет, — повторяю. — Ты сейчас влажная, Люси? — вопрос срывается почти обвинением. Я знаю, что не особенно нежен.
Она кивает, и я глухо стону, будто от удара под дых.
— Тогда нет. Я не смогу прикоснуться «чуть-чуть». Потому что, если почувствую, насколько ты мокрая от моих прикосновений, я просто возьму тебя здесь, в этой кладовке.
Её тёплый, тягучий смешок касается моей шеи.
— И в чём же проблема?
— Я не трахну тебя в кладовке, — говорю скорее себе, чем ей.
Но желание вцепиться в дверную ручку, расстегнуть её джинсы и сделать всё, о чём мечтаю, обжигает изнутри. Встать на колени, развернуть её и потянуть бёдра назад…
Я вырываю руку из-под её ладони и снова обвожу пальцем сосок — на этот раз резче, чем хотел. Моё самообладание — карточный домик в ураган.
— Я доведу тебя до конца, а потом мы решим всё остальное. Ладно?
— Да, пожалуйста… это… — она обвивает мою шею руками. — Это то, что мне нужно.
— Я дам тебе это. Дам всё, что захочешь.
Её пробирает дрожь, и я крепче прижимаю её, ведя по своему бедру длинным, медленным движением. Всё это похоже на сон, и я жду, что в любой момент Люси пнёт меня под столом — и я проснусь. Но этого не происходит. Я двигаю её до тех пор, пока её тихие, обрывающиеся звуки не начинают резать мне слух, пока её бедро не задевает мой член при каждом движении. Чёрт, я и сам мог бы кончить так.
— Эйден… — стонет она, уткнувшись носом в мою шею. Её ногти царапают затылок. — Пожалуйста, пожалуйста…
Я ускоряю ритм, задираю вторую чашечку бюстгальтера и прижимаю губы к соску сквозь ткань свитера, царапая его зубами. Мы оба уже на грани — руки дрожат, дыхание рвётся. Мне нужно, чтобы она кончила раньше, чем я сорвусь и стяну с неё джинсы, нагнув к холодной металлической полке.
Её пальцы снова тянутся в мои волосы, я рычу от удовольствия. Тело напрягается, и она замирает, едва дыша.
— Вот так, — прижимаю лоб к её лбу, следя за её движениями. — Ты уже близко, да?
Она кивает, цепляясь за меня. Я стараюсь помочь ей, засовываю ладонь между её бёдрами, давая ровно то давление, которое ей нужно. Прижимаю сильнее, пока её не пронзает дрожь, пока она не замирает в тугом спазме.
— Эйден… — она захлёбывается, вцепившись зубами в моё плечо.
Её оргазм прокатывается по ней волной, и я жалею, что не вижу этого — румянца, полуприкрытых тёмных глаз.
Я убираю руку. Её сердце бешено колотится, дыхание сбивается.
— Хорошо?
— Да… очень… спасибо, — выдыхает она и смеётся. Это самый лучший звук в мире. Я целую её в лоб.
— Сегодня я этого точно не ожидала, — бормочет она, притягивая мои губы к своим. Я выпрямляю её одежду, насколько могу.