— Думаю, тебе стоит просто сказать: «Спокойной ночи».
***
Когда я тихо захожу в квартиру, Матео уже сидит на диване с книгой в руках, а на столике рядом стоит пустая чашка из-под чая. Его появление для меня неожиданно, и ключи выскальзывают из ладони, гулко разлетаясь по полу.
Наклоняясь, чтобы их собрать, я почти физически ощущаю, как на моём лбу загорается неоновая вывеска:
«Я ЦЕЛОВАЛАСЬ С ЭЙДЕНОМ ПОСЛЕ ПРЯМОГО ЭФИРА».
Чуть мельче, ниже:
«И МНЕ ЭТО ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛОСЬ».
А в самом низу, мелким шрифтом:
«НО, ПОХОЖЕ, ЭТО НЕ СТОИТ ПОВТОРЯТЬ».
— Не хотел пугать, — говорит Матео, когда я выпрямляюсь.
Он откладывает книгу.
— Майя хотела переночевать здесь.
Я хмурюсь и перевожу взгляд на лестницу.
— Всё в порядке?
Он кивает:
— Да. Грейсон устроила художественный марафон и она сказала, что запах краски вызывает у неё головную боль. — Он зевает. — Но, между нами говоря, думаю, ей просто не хватает тебя. Поймал её на том, что она упорно боролась со сном, читая книги.
В груди что-то болезненно сжимается. Я слишком часто пропадаю на станции, слишком много времени меня не бывает дома.
— Спасибо, что привёл её.
— Конечно, — он подходит ближе и берёт меня за руку.
Его взгляд полон понимания.
— И не начинай, ладно? Ты заслуживаешь время для себя.
Я стягиваю шарф с шеи.
— Но если Майе нужна я…
«…она нуждалась во мне, пока я целовалась в радиобудке, играла в ски-бол и позволяла красивым парням в барах хлопать меня по спине в знак поддержки…»
Он качает головой:
— Ей нужно было твоё присутствие. А ты все эти двенадцать лет безупречно справлялась с её потребностями. Теперь пора позаботиться о себе.
Он слегка склоняет голову, и я вынуждена встретить его тёплый, карий взгляд. Грейсон называет его «виски со льдом» — и, пожалуй, это очень точное определение.
— Майе важно видеть, что мама умеет ставить своё счастье на первое место. Чтобы и она могла научиться так делать.
— Это… — я на мгновение запинаюсь, стараясь не выдать дрожи в голосе, — очень красиво сказано, Тео.
— И это правда, — он пожимает плечами и снова берёт книгу. — Я слушал шоу сегодня. Ты звучала счастливо.
Я тут же вспоминаю, как Эйден заплетал мои волосы в косу, как в голосе звучал хрип, когда он тянул меня к себе, скрип стула и ту улыбку в полумраке экрана.
Я сжимаю губы, прислушиваясь к тёплому чувству, что разливается под кожей.
— Я счастлива, — произношу медленно, боясь, что если скажу громче — оно исчезнет. — Думаю, шоу идёт мне на пользу.
Матео тихо соглашается, сдерживая улыбку.
Я прищуриваюсь:
— Грейсон, случайно, не рассказывал, что застал меня с Эйденом в гостиной?
— Конечно, — он снова зевает, но улыбается. — Но как твой любимый наблюдатель, я не собираюсь лезть в чужую личную жизнь.
— Спасибо.
— Это забота моей второй половины. Уверен, как только этот этап в жизни закончится, он задаст тебе десять тысяч вопросов. И нашей неугомонной дочери, которая изо всех сил старалась не уснуть, чтобы допросить тебя самой.
Я смеюсь, и он с тихим вздохом поднимается.
— Мне пора. Нужно тебе что-нибудь перед уходом?
Я качаю головой и провожаю его к задней двери. Прислоняюсь к косяку и наблюдаю, как он выходит во двор, проходит сквозь ржавые ворота, которые нам давно пора починить, и поднимается по лестнице к их маленькому крыльцу. Он машет мне из кухни, и я гашу свет.
Дом наполняется сонной тишиной, когда я поднимаюсь наверх. Звуки складываются в привычную симфонию — мелодию, слова которой я знаю наизусть: скрип половиц, скрип двери старого шкафа в конце коридора, включившегося отопления, тёплый воздух, поднимающийся по древним вентиляционным шахтам, и ветер, играющий с витражным окном над дверью.
Я заглядываю в комнату Майи и невольно улыбаюсь: её маленькое, но быстро растущее тело запуталось в простынях, рука заброшена поверх одеяла.
Так она спит с двух лет, когда я почти перестала спать вообще.
Я выключаю гирлянду на потолке, и Майя, не просыпаясь, сворачивается клубком под одеялом.
— Мама? — сонно зовёт она.
Мне кажется, я буду слышать этот голос в памяти вечно, тысячи раз во тьме. Майя тогда и Майя сейчас.
— Это я, — тихо отвечаю, садясь на край кровати и гладя её по ноге. — Хотела переночевать здесь?
— Папа рисует, — бормочет она в подушку, не открывая глаз. — Слишком много Fleetwood Mac60. И я хотела узнать, как прошло шоу.
— Ты чересчур следишь за моей личной жизнью, — шепчу я.
— Я же главный кукловод, — сонно отвечает она, слова слегка путаются. — Очевидно, что мне интересно.
— Да, пожалуй, ты права, — смеюсь я. — Шоу было хорошим.
А что было потом — ещё лучше, но это не тема для разговора с дочерью.
Майя издаёт нечленораздельный звук, и я улыбаюсь.
— Признаю: мне действительно весело.
— Видишь? — ворчит она, ещё глубже укутываясь в одеяло. — Я гений.
— Ты и правда гений, детка.
Я беру книгу рядом с ней, отмечаю страницу и кладу на тумбочку.
— Эйден, наверное, счастлив, — сонно бормочет она.
— Почему счастлив, милая?
— Из-за твоих свиданиях, — тихо говорит она. — Я слышала тебя сегодня. Думаю, он рад, что ему больше не придётся тебя ни с кем сводить.
— Правда? А почему? — я перебираю её волосы, распутывая длинные пряди на подушке. — Думаешь, он устал от меня?
— Нет, — сонно возражает она. — Он тебя любит.
— Конечно, любит. Я же говорю — я обаятельная.
— Нет, мама. Он именно любит.
— Именно любит, да?
— Мм-хм. Интернет говорит.
Майя всегда много говорила во сне, когда была маленькой. Просыпалась и рассказывала, как синие гремлины строят колонию в дуршлаге под раковиной, а совы-люди живут в душе. Сейчас её сонные разговоры звучат примерно так же.
— Интернет говорит?
— Ага. Огромный, бескрайний мир, мам, — зевает так широко, что в конце смешно пищит. — Все… ну, все считают, что вы классные. Наверное, прямо сейчас обсуждают.
— Сейчас никто ничего не обсуждает, — улыбаюсь, закручивая на пальце её кудряшки. — Все спят. И тебе следует тоже. Отдыхай. Утром сможешь устроить допрос.
Она что-то бормочет про чернику, творог и прогнозируемую продолжительность жизни гиббонов, а я выскальзываю из её комнаты и иду к себе. Тело устало, но мысли носятся, словно соревнуясь друг с другом.
Я знаю, что у «Струн сердца» были трудности. Да, с моим приходом рейтинги подросли, но Мэгги хочет большего. Поступок Эйдена кажется… резким, не в его духе. Но он ведь не мог поцеловать меня ради шоу?
Месяц назад я, наверное, ещё терзала бы себя этой мыслью. Но с тех пор, как я оказалась в «Струнах», успела кое-чему научиться — в том числе стоять на своём.
Достаю телефон, набираю номер, который уже помню наизусть, и жму «отправить», пока не передумала.
Люси: «Ты в курсе, что интернет говорит о нас?»
Швыряю телефон на край кровати и переодеваюсь в растянутую футболку и короткие чёрные шорты с дыркой на бедре.
Телефон вибрирует, но я нарочно сначала умываюсь и чищу зубы.
Эйден: «О каких „нас“ идёт речь?»
Закатываю глаза.
Люси: «О тебе и обо мне. Эйден Валентайн и Люси Стоун».
Эйден: «Да, в курсе. А что? Ты что-то видела?»
Нет. Честно говоря, я слишком боюсь открывать соцсети. Сейчас моё кредо — сладкое неведение. Постукиваю ногтем по экрану.
Люси: «И что они говорят?»
Эйден: «Всякое».
Господи. Он как будто нарочно тянет, чтобы меня довести. Два шага вперёд — и прыжок назад в заросли эмоциональной пустыни.
Люси: «Например?»
Эйден: «Люси».
Люси: «Эйден».
Эйден: «Лучше задай вопрос, который на самом деле хочешь задать».
