«Нормально испытывать тёплые чувства к Люси», — говорю себе.

Мы проводим вместе по три вечера в неделю. Но это не просто дружеское расположение. Было бы легче, если бы это была всего лишь дружба.

Её полуулыбка пьянит меня. Жажду знать о ней всё: какие любимые топпинги для пиццы, какую пасту она использует, краснеет ли только до ключиц или розовеет вся.

Я уже покупаю в CVS мятные шоколадки, потому что не могу отвыкнуть. Хочу чувствовать её волосы в руках, губы у своей шеи. В одних фантазиях сгибаю её над этим столом, в других — заворачиваю в плед и кормлю тостами.

Я уже не на краю — я перепрыгнул.

— Шоу кончилось, — её голос глухо звучит из наушников.

Они лежат на столе рядом с её маленьким блокнотом. Я не трогаю их, когда она не рядом, — нравится напоминание, что она вернётся.

— Ты собираешься…? — она кивает на мои наушники.

Я сглатываю.

— Пока не решил.

Улыбка скользит по её лицу. Она тянется ко мне и снимает их с моей головы, пальцем едва задевая раковину уха. Кладёт мои наушники рядом со своими.

— Поговорим? — приподнимает она бровь.

Она прекрасно понимает мой блеф, а я не могу отвести взгляд от её рта.

Эйлин ушла пять минут назад, щёлкнув выключателем в коридоре. В комнате — только свет от монитора да уличный фонарь, льющийся через окно. Её лицо — чередование теней и бликов. Мы — единственные люди в этом здании.

— Я… ещё не решил, — говорю я.

— Всё не может продолжаться дальше таким же образом, Эйден, — тихо произносит она.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Ты знаешь, — выдыхает она.

Я видел много выражений лица Люси, но это — редкое: тяжёлые веки, розовые щёки.

Это Люси, когда она чего-то очень хочет.

Я разворачиваюсь в кресле, наши ноги сталкиваются. Кладу ладони на её колени, чтобы удержать.

— Это плохая идея, — произношу.

— Почему?

— Потому что ты ищешь другое, — говорю честно.

Её взгляд скользит к моим губам и снова поднимается. Они темнее, чем я когда-либо видел. Tortula ruralis⁵⁸ — мох сразу после дождя. Мои большие пальцы сами скользят по мягкой ткани джинсов на её бёдрах, и мне нет дела до последствий. Её тело тянется ко мне.

— Я знаю. Но я не могу перестать думать… — она обрывается, изучая моё лицо. — Ты тоже об этом думал, да?

Я киваю. Кажется, мой мозг теперь способен думать только о ней.

Она чуть качает головой.

— Может… — она прикусывает слово, челюсть сжимается.

Её глаза ищут мои.

— Что? — спрашиваю я, пальцы поднимаются чуть выше, от чего у неё перехватывает дыхание. Мне нужен самый незначительный повод — и я уложу её на этот стол.

«Дай мне причину», — умоляю без слов.

— Может что?

— Может, нам стоит попробовать, — выдыхает она.

Её язык скользит по нижней губе, и внутри меня всё вспыхивает. Свечи в груди пляшут.

— Просто посмотреть, — добавляет она, наклоняясь ближе, ресницы дрожат, когда я поднимаю руку и обхватываю её шею.

— Да, — шепчу я. — Может быть.

Мы тянемся друг к другу, носы касаются, она издаёт тихий звук.

— Мы же взрослые люди, да? Это…

— …нормально, — заканчиваю я.

Может, если уступлю этому порыву, он станет не таким невыносимым. Как попробовать глазурь на торте — лишь самую малость, чтобы унять жажду.

Я прижимаю костяшки пальцев к её подбородку, скольжу носом вниз по его линии.

— Люси, — пытаюсь ещё раз, разум всё ещё борется с желанием. Я не хочу брать то, чего она не готова дать. — Я не то, что ты ищешь, — напоминаю.

Она мурлычет мягко и мечтательно:

— Может, ты и не то, что я ищу, но ты — то, чего я хочу. И этого мне достаточно. Доверься моему выбору.

Я обвиваю её талию другой рукой.

— Скажи мне остановиться, — прошу шёпотом.

Её пальцы вцепляются в мой свитшот.

— Ну уж нет, — отвечает она так же тихо.

Она приближается, наши губы соприкасаются и снова расходятся.

В горле рождается низкий звук. Мне следовало бы остановиться. Положить конец флирту, взглядам, прикосновениям, желанию, что ломает меня каждый раз, когда она просто смотрит на меня. Я знаю, что для Люси я — лишь отвлечение, шаг в сторону от пути, по которому ей, возможно, стоит идти. Поцелуи с ней не приведут ни к чему хорошему.

Но я никогда не претендовал на то, чтобы быть хорошим. Неделями я держался. Но когда её губы вырисовывают моё имя, вся моя сдержанность осыпается прахом у её ног. Я больше не хочу сопротивляться. Не могу.

— К чёрту, — шепчу я и притягиваю её к себе.

«Струны сердца»

Звонящий: «Как понять, что ты кому-то нравишься?»

Люси Стоун: «О! Эм… даже не знаю… Я, честно говоря, ужасно считываю намёки. Ну… как вы уже, наверное, заметили. Собственно, именно поэтому я здесь».

Эйден Валентайн: «Нет, не поэтому ты здесь».

Люси Стоун: «Разве нет?»

Эйден Валентайн: «Ты здесь, потому что продолжаешь встречаться с… как ты их назвала?… кретинами».

[Смех].

Люси Стоун: «Точно. Именно так я и сказала».

Эйден Валентайн: «Но мы над этим работаем».

Люси Стоун: «Да… да, работаем».

Эйден Валентайн: «Ладно, вернёмся к вопросу. Если кто-то к тебе неравнодушен, он будет искать повода, чтобы прикоснуться к тебе. Ты, скорее всего, заметишь, что он задерживает на тебе взгляд. Не… не в настораживающем смысле».

Люси Стоун: «То есть это будет “приятный” взгляд?»

Эйден Валентайн: «Скорее — тёплый».

Люси Стоун: «А, значит, это смайзинг⁵⁹».

Эйден Валентайн: «Что?»

Люси Стоун: «Ты что, не слышал про смайзинг? Это когда улыбаешься глазами. Смотри, я покажу».

Эйден Валентайн: «Я смотрю. И… ты ничего не делаешь. Это просто твоё обычное лицо, Люси».

Люси Стоун: «Нет, я сейчас улыбаюсь глазами».

Люси

Эйден целует меня так, словно сердится.

Ещё мгновение назад он уверял, что должен остановиться, — и вот его губы уже прижаты к моим, а пальцы крепко вплетаются в волосы у основания косы, разворачивая моё лицо так, как ему нужно. Поцелуй резкий, требовательный, почти болезненный… и невыносимо сладкий. Его рот двигается против моего с яростной настойчивостью.

Я едва касаюсь кончиком языка его нижней губы — и он издаёт сдавленный, почти сорванный звук, отрываясь. Глаза крепко зажмурены, щёки и кончики ушей горят.

— Скажи, чтобы я остановился, — выдыхает он, но тут же прикасается губами к уголку моего рта, к линии подбородка.

Его поцелуи становятся короткими, сдержанными, будто он из последних сил удерживает себя, не берёт лишнего.

А я хочу, чтобы он брал. Всё, что я отдаю, — отдаю добровольно. Я хочу, чтобы он забрал это.

— Нет, — отвечаю я, разворачиваясь и вновь находя его губы.

Издаю тихий, умоляющий звук — и Эйден стонет, целуя меня так, будто это самое важное в его жизни.

«Он властен».

Эта мысль проскальзывает в голове, пока его поцелуи становятся всё жёстче, яростнее, отчаяннее. Он держит меня так, словно боится, что я выскользну. Наши подлокотники сталкиваются, кресла скользят по полу. Я впиваюсь пальцами в его толстовку, отвечая на каждый поцелуй с тем же жаром.

— Эйден… — шепчу я, и он издаёт низкий, почти звериный звук.

Его большой палец надавливает на мою челюсть, заставляя приоткрыть губы. Он проникает в мой рот, и моё тело вздрагивает в старом, скрипучем кресле. Я обвиваю его шею обеими руками. Его ладонь скользит по боку и ложится в прогиб поясницы, прижимая меня к себе.