— Притворяешься, что не понимаешь, о чём я, — ухмыляется он, сметает крошки с колен, сминает пустой пакет и метко швыряет в сторону урны.

Пакет не долетает и мягко приземляется на пол. Поднимать потом, конечно, мне. Очередной расшатанный кирпичик в башне моего раздражения.

— Люси. Её свидание. Хочешь поговорить?

— Я уже весь вечер об этом говорю.

Слушатели буквально не дают покоя: где они встречаются, что она наденет, сколько они уже переписываются… Я стараюсь держаться, но скоро взорвусь. Если мне ещё раз придётся произнести «путь к любви», меня стошнит.

И я уверен — она бы не хотела, чтобы весь мир гадал, поцелует ли она сегодня своего кавалера. Я — уж точно не хочу.

Джексон вытирает руки влажной салфеткой, которую носит в нагрудном кармане.

— А ты сам как к этому относишься?

— К чему? К её свиданию?

Он кивает.

— Никак. Мэгги хотела, чтобы у нас было шоу про свидания, и Люси пошла на свидание. Всё идёт по плану.

Может, чуть быстрее, чем я ожидал, но… это её решение. Всё это — её выбор. Я не позволю никому подталкивать Люси к тому, чего она не хочет.

— Что ты знаешь об этом Эллиоте? — спрашивает Джексон.

— Ровным счётом ничего, — отвечаю я.

До конца песни остаётся три минуты, потом четыре минуты рекламы. Семь благословенных минут тишины. Я бы с радостью уставился в пустоту, но Джексон, похоже, настроен на душещипательную беседу.

— Она тебе ничего про него не рассказывала?

— Ни слова.

Жаль, конечно, что не сказала. Но я не имею права лезть в её личную жизнь. С усилием нажимаю на одну из кнопок — она застревает. Приходится поддевать её одноразовым ножиком, оставшимся от чьего-то бублика, чтобы вернуть на место.

— Сказала только, что они переписывались, он вроде как нормальный. Решила, что можно попробовать.

Джексон хмурится.

— «Вроде как нормальный» — не звучит особо убедительно.

— И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал?

Она пришла сюда искать свидание. Эллиот — её свидание.

Джексон раскачивается на кресле, мрачнеет.

— Мне он не нравится.

— Нам он и не должен нравится, — ворчу я.

Хотя мне тоже не нравится. Как бы я ни пытался выжать из себя полное безразличие, не выходит. Я уже открываю рот, чтобы предложить ему убраться в комнату отдыха и оставить меня в покое, как вдруг за стеклом появляется Хьюи. Рубашка навыпуск, волосы торчат в разные стороны, лицо перепуганное.

— Почему Хьюи выглядит так, будто вот-вот станет первой жертвой в фильме ужасов? — хмурится Джексон.

— Он всегда так выглядит, — замечаю я, наблюдая, как Хьюи отчаянно машет руками, что-то беззвучно выкрикивая. — Что он там говорит?

— Без понятия. Может, нам стоит…

— Подождём немного, — качаю головой.

Мы остаёмся на месте. Хьюи стучит кулаком по стеклу, потом указывает на холл.

— Похоже, он всё же настаивает, — бормочет Джекс

Мы всё равно не двигаемся. Смотрим, как Хьюи бегает вдоль стеклянной стены звукоизолированной комнаты, пытается потянуть дверь на себя — хотя её надо толкать. Секунд тридцать мучений, прежде чем он соображает, как она открывается.

Ну, типичный Хьюи.

Он врывается в комнату, запыхавшийся.

Я не двигаюсь. До возвращения в эфир — три минуты.

— Что-то случилось, Хьюи? Всё в порядке?

— Эм… нет. Ничего не в порядке. — Он дёргает большим пальцем за спину. — У входа стоит какой-то злой мужик. Требует тебя.

Джексон нехотя поднимается:

— Это тот, который злится из-за отсутствия снега? Я же говорил, я тут ни при чём. Зима выдалась сухая, но я не Господь Бог — снежные бури вызывать не умею.

Хьюи переминается с ноги на ногу, будто из кладовки вот-вот выскочит маньяк в маске с ножом.

— Нет, не он. Этот ищет именно тебя. Грозится приковаться наручниками к батарее, если с тобой не поговорит.

— Со мной?

Хьюи кивает.

— И что он хочет обсудить?

— Говорит, это касается Люси.

Я вскакиваю. Кресло отъезжает назад и врезается в столик с кофемашиной — всё гремит.

— Люси? Что с ней?

— Не знаю, но тебе лучше пойти и разобраться.

Из офиса выглядывает Эйлин, отвечающая за прямой эфир:

— Кто-то должен остаться в будке, — строго говорит она. — До эфира меньше минуты.

Я толкаю Джексона обратно в кресло:

— Говори про погоду. Я сейчас.

Не дожидаясь ответа, иду в холл, сердце бешено стучит. Это Эллиот? Что-то случилось на свидании? Да, некоторые слушатели злились, что эфир «Струн сердца» пробудил у людей завышенные ожидания от партнёров… но никто бы не решился на что-то серьёзное, правда?

Мэгги должна была проверять всех кандидатов. Они должны были быть нормальными. Безопасными.

Я с грохотом распахиваю стеклянную дверь. В центре холла стоит высокий парень, руки скрещены на груди, на лице — гнев. Завидев меня, он тут же идёт вперёд, кудри подпрыгивают на лбу. Выглядит так, будто сейчас ударит. Или действительно приковывает меня к батарее.

— Ты, — сквозь зубы шипит он, подходя вплотную.

Тычет пальцем в середину моего свитшота, пока Хьюи мечется вокруг. Я немаленький, но он — тоже. Может, у меня и есть пару лишних сантиметров в росте, но решимости у него — с лихвой. Он тычет в меня снова, сильнее.

— Я доверился тебе. Ты обещал, что не станешь над ней смеяться.

Я отталкиваю его руку. Понятия не имею, о чём он.

Смеяться? Над кем? Над Люси?

— Ты о чём вообще?

— Она думала, что это настоящее свидание, придурок! Ты сам всё подстроил? Хотел выставить её посмешищем? — Он хватает меня за грудки, лицо перекошено от ярости. — Я ей сказал, что это пойдёт ей на пользу. А ты… всё это время просто играл с ней.

Я не знаю, что именно между мной и Люси, но точно не игра. Я был с ней честен. Я просто… старался помочь. Может, я и циник в вопросах романтики, но никогда не стал бы причинять ей боль.

Я уже открываю рот, чтобы сказать ему это, когда за его спиной с грохотом распахивается дверь. С улицы, на каблуках, врывается Люси.

На ней тёмное шерстяное пальто чуть ниже колен, волосы растрёпаны, щёки пылают румянцем. Она тяжело дышит, поскальзывается на глянцевом кафеле, а каблуки с тонкими ремешками на щиколотках предательски скользят. На застёжках — крошечные бантики.

И я замираю, уставившись на эту нелепую, вроде бы незначительную, но почему-то пронзающую сердце, как стрела, деталь. А в это время незнакомец всё ещё держит меня за грудки и трясёт, как тряпичную куклу.

— Грейсон, клянусь Богом, я тебе позвоночник выдерну, — шипит Люси, вцепившись в ворот его куртки и пытаясь оттащить от меня.

Он нехотя делает шаг назад, но всё ещё цепко держит мой капюшон. Мы трое сейчас больше похожи на нелепую игру в перетягивание каната — только наоборот.

Люси хлопает его по запястью:

— Ты вообще с ума сошёл? — прошипывает она.

У Грейсона удивлённо поднимаются брови.

— Ты злишься на меня?

— А на кого, по-твоему?! — выплёвывает она сквозь стиснутые зубы и снова хлопает его по руке.

Он, наконец, отпускает меня. Я приглаживаю ладонью смятый материал худи и прочищаю горло — бесполезно, они меня не слушают.

— Ты даже не дал мне объясниться, прежде чем устроил эту демонстрацию супергеройства!

— Ты плакала, Лю, — спокойно отвечает он. — Что я должен был сделать?

— Например, остаться и выслушать. Хотя бы минуту, — парирует она.

Они продолжают спорить, но я уже не слушаю. Смотрю только на Люси.

Её глаза покраснели, губы дрожат. Сначала я подумал, что щёки раскраснелись от ветра, но теперь понимаю: она терла их руками, стирая слёзы.

Внутри всё вспыхивает; кровь гулко стучит в висках. Я протискиваюсь между ними, поворачиваюсь к Люси:

— Ты плакала?

Она моргает, удивлённо глядя на меня. Тёмные ресницы подрагивают на её щеках. Люси машет рукой, как будто отмахиваясь от вопроса, но я подхожу ближе, наклоняюсь и поднимаю её подбородок пальцами.

Щёки мокрые, нос красный. Внутри начинает подниматься тугая волна злости.