Мне снова приходится смотреть ему в глаза. Оторвавшись от этой бездны, спускаюсь взглядом к его губам. Они слегка приоткрываются. Я забываю, как дышать. Голова начинает кружиться. Температура тела скачет, как ненормальная, ударяясь о стенки кожи изнутри.

Безумие какое-то. Еще немного, и я распластаюсь у его ног легкодоступной дамой. “Дамой” от слова “дам”.

Торопливо встаю.

Захар вслед за мной.

Забирает у меня ключи и сам открывает замок, будто делал это сотни раз.

– Я к чужим женщинам в гости не хожу. Когда будешь свободна, Варвара Борисовна, тогда подумаю.

Он называет меня “чужой женщиной”. Вроде ничего особенного, но звучит холодно. Как-то гадливо. Верю, что он не красуется, для него это не высокопарные слова, а принцип.

А еще я замечаю другое.

Он не говорит “если будешь свободна”.

Он говорит “когда будешь свободна”.

И уходит. Не попрощавшись.

– Какого хрена вчера было?! – именно так я отвечаю на утренний звонок Глеба, который соизволил это сделать только на следующий день после нашего сорванного свидания. – Ты знал, что я приеду и не предупредил, что будешь не один! Ты меня не проводил, зная, что я не просто боюсь быть одна в подъезде, а охренеть, как боюсь! Тебе плевать, как и во сколько я попала в квартиру?!

Я облокачиваюсь о столешницу кухонного гарнитура, смотрю на букет от Захара на столе и злюсь еще больше. Мне сложно разобраться в своих эмоциях. Двое мужчин. С одним я сплю. С другим… Мысленно обрубаю дальнейшие пошлые мысли, и выбираю другое: оба бесят. Оба!

– И тебе здравствуй. Я бы проводил, если бы ты дождалась меня, как я и просил. Ты сама ушла. Это твое решение. – говорит назидательным тоном. Я же с каждым его “бы” злюсь все больше. Ненавижу эту частицу, она всегда стоит рядом с фальшью, которая расходится с действиями. – Перезвони, когда успокоишься.

Когда мне говорят слово “успокойся”, оно действует на меня как детонатор. Я взрываюсь еще мощнее и быстрее.

– Я спокойна, как удав! – От моего визга кот с дикими глазами пулей вылетает из кухни, не доев корм и разбросав его по полу. Пушка от скорости сносит на поворотах, и через пару секунд я остаюсь на кухне одна. – И не разговаривай со мной в таком тоне. Будто я провинившийся ребенок, а ты снисходительный взрослый папочка!

– Так ты и есть ребенок. Сама обиделась, сама ушла. Взрослые люди умеют разговаривать.

– Ты для этого позвонил? Это все или будет добавка нравоучений? – про свой сюрприз из принципа не говорю и не скажу.

– Хотел рассказать про нашу поездку в горы. Везу тебя в глухую тайгу. Как ты и хотела. Тебе почетное поручение. Выбери от нас на Новый год какой-нибудь символический подарок хозяину турбазы. Полезный для зрелого мужчины, – он делает паузу, но звучит она не как ожидание моего ответа “согласна-не согласна”, а как постановка задачи от шефа и время на ее осмысление.

Он уже говорил, что на Новый год мы едем в маленький поселок Бурятии, где последние несколько лет встречаются его друзья семьями. Глеб там ни разу не был. И везет меня туда. То есть наша пара обретает более серьезный статус. Но сейчас, вместо радости от ожидания совместной поездки, я испытываю только раздражение. Я пытаюсь утихомирить себя и засовываю рвущийся острый язычок в одно место, решаю поговорить с ним при личной встрече и выдавливаю из себя:

– Хорошо. Возьму что-то нужное для здоровья.

Кладу трубку первой, обрывая его на полуслове. Может, я и правда на пустом месте разгоняюсь? Глеб не мог угадать, во сколько точно я приеду, не знал о моем сюрпризе. Плюс, у него сложности в бизнесе, проверка налоговой – это всегда серьезно. И, ладно бы с женой был, а я ведь взъелась, что с другом! Дело в нем? В Шишкине?

Терпеть не могу ковырять себя самоанализом, поэтому включаю музыку погромче и начинаю подпевать, заглушая внутренние голоса. У меня, как обычно, получается. Я знаю свои “переключатели” настроения. Классная композиция, любая физическая нагрузка и рутина всегда спасают от мрачных мыслей и поднимают настроение, каким бы поганым оно ни было.

Меняю воду в вазе, упаковываю в контейнер купленный легкий перекус на работу, собираю кошачий корм с пола и собираюсь на работу. О вечернем приеме Захара вообще не думаю. Совсем. Ни капельки. Даже не помню, как зовут этого медведя.

С сушилки в ванной комнате беру новые комплекты белья. Выбираю ярко-желтый. То, что нужно. Сверху надеваю толстый спортивный костюм – сегодня мерзнуть я не планирую. До сих пор, при воспоминании о вчерашнем колотуне, передергивает. Ах, знали бы мужики, что может скрываться за женской шубой и мешковатой спортивной одеждой.

В клинике между приемом пациентов ко мне заглядывает Глеб. Закрывает за собой дверь и притягивает меня к себе. Высокий, красивый, спортивный, богатый, еще и холостой – мечта любой девушки. Он не дает сказать мне и слова, забирается руками под мой медицинский халат и сжимает грудь, довольно мурча, как кот. Целует в губы, слегка покусывая, отодвигает бумаги со стола, подхватывает за ягодицы и опускает на стол. И, судя по тому, что он начинает расстегивать пуговки на халате, намерения у него взять меня прямо в кабинете, когда за дверью ходят другие люди и в любую минуту кто-то может попытаться войти ко мне.

– Глеб, – упираюсь ладонями ему в грудь и настойчиво отодвигаю от себя, в то время как он облизывается при виде моей груди в желтом прозрачном лифе. Мне нравится видеть его желание, но заниматься сексом в клинике, когда я здесь работаю, так себе идея. – Во-первых, я все еще злюсь на тебя. А во-вторых, у меня через десять минут пациент.

– Нам хватит. Мой развратный доктор. Хочу тебя. Намокла уже? – Что? Я ему что, реактивная секс-феррари, которая заводится за три секунды? Он начинает больно зажимать меня и целовать шею, я же только сильнее сопротивляюсь. Ни капли не возбуждаясь. – Всегда хотел тебя прямо здесь, в кабинете. Или зажать тебя в туалете, загнуть у раковины и жестко трахнуть под звуки бегущей воды.

Я за самые смелые сексуальные фантазии. Но он так груб со мной, что у меня включается обратная реакция. И это точно не “мокнуть” – это “замри, потом вломи и беги”. Плюс, стоматологический кабинет для таких экспериментов не подходит. Прям совсем. Как и туалет… Я брезглива до ужаса.

– Кто-то в кабинке должен громко журчать, пока ты меня… у раковины? Тебя это возбуждает?

– Ты совсем?! – Он отшатывается от меня и ошарашенно смотрит. – Кран открыть, чтобы твои крики заглушить.

– Ты думаешь, я забуду, где мы? И буду орать во все горло?

Мне становится смешно. Хохочу до слез, пока он обиженно дергается, показательно поправляя рукой член в идеально отглаженных брюках со стрелками. Даю руку на отсечение, какого цвета у него сегодня носки. Идеально белые. Как и трусы.

Кто-то дергает за ручку двери с обратной стороны. Мой “хочун” нервничает и приводит себя в порядок. Я застегиваю пуговицы. Иду к зеркалу, поправляя растрепавшиеся волосы.

– За пять минут до приема это, правда, Глеб, плохая идея.

Мне по-прежнему смешно. Ему – по-прежнему нет. Странная мы пара. То ли дополняем друг друга, и противоположности притягиваются. То ли вообще друг друга не понимаем, и расстояние между нами только увеличивается. Судя по недовольному выражению лица Глеба, прямо сейчас перед его глазами маячит второй вариант. А я… А что я? Иду открывать дверь. Мне работать нужно.

В кабинет проходит Дарья Олеговна с медицинской картой, за ней идет восьмилетняя Маша с мамой, по совместительству моим нутрициологом Настей. Как обычно, она заходит только поздороваться со мной и ждет дочь в коридоре.

Маша – удивительный ребенок, самостоятельный и безумно смелый. Говорит “В группе поддержки не нуждаюсь”. Как так может говорить восьмилетний человек?! И ведь ей страшно – вижу, как она сжимает кулачками защитную накидку, но она стойко справляется со своими эмоциями.

В самый первый ее прием я подарила ей фигурку оленя. Как она была счастлива! С тех пор мы с ней и дружим. Она доверила мне свои зубы, а я подарила ей свое сердце – она самая бесстрашная малышка из всех моих пациентов.