Затем она перешла к стратегии. Холодный, аналитический разбор.
1. Что он хочет?Сломать меня. Проверить на прочность. Выяснить предел. Возможно, так он поступает со всеми новичками, чтобы отсеять слабых. Возможно, у него личные причины именно для меня.Вопрос: КАКИЕ?
Она писала долго, пока пальцы не начали неметь от усталости, а строчки не поплыли перед глазами.
2. Что я могу сделать?
1)Стать экспертом.Изучить его бизнес, его проекты, его конкурентов так, как не знает никто другой. Нужно доказать, чтомоя компетентность перевешивает его желание меня сломать.
2)Предвосхищать.Думать на два шага вперед, как в шахматах.
3)Исключить ошибки.Внедрить тройную систему проверки для каждой, даже самой мелкой задачи. Время, потраченное на перепроверку, сэкономит часы на исправление его гнева.
4)Убить в себе эмоции.Никаких слез. Никаких оправданий. Никаких вспышек гнева.Его провокации — это проверка. Нужно стать бесчувственным, идеально отлаженным механизмом. Стать такой же каменной статуей, как он.
Но по мере того как страницы заполнялись, странное успокоение опускалось на нее. Хаос, паника и унижение медленно, но верно превращались в четкий, пусть и суровый, план действий. Ее унижение становилось топливом для ее решимости — в конце концов, ее “план выживания” оказался вполне правильным. Она знала, что будет сложно. Но не думала, что Марк Вольский не видит в ней человека.
Она встала, подошла к окну. Ее скромный вид на панельные многоэтажки и грязноватый двор разительно контрастировал с той панорамой, что открывалась с пятидесятого этажа. Но где-то там, в сияющей дали, в одной из самых высоких башен, сидел он. Довольный собой, уверенный в своей непогрешимости, наверняка убежденный, что сегодня еще на один шаг приблизился к тому, чтобы сломить ее, превратить в послушную, безропотную тень.
"Ошибаешься, Вольский, — пронеслось в ее голове с ледяной, кристальной ясностью. — Ты только что разбудил во мне того, кого лучше было не тревожить. Ты думаешь, я жертва? Ты ошибаешься. Я — тень, которая учится ходить за своим хозяином, чтобы однажды стать его кошмаром".
Она посмотрела на свои записи. На слово "Контроль", подчеркнутое несколько раз с такой силой, что бумага протерлась.
"Хочешь тотального контроля? Хорошо. Но игра только начинается. И правила, — она сжала кулаки, — правила еще могут измениться".
Завтра будет новый день. Новый раунд. И на этот раз она будет готова.
6. Неожиданный союзник
На следующий день Ариана переступила порог офиса ровно в 6:45. Эти пятнадцать минут до прихода Вольского были ее стратегическим плацдармом. Она без суеты проверила почту, до мелочей изучила его расписание на день и, используя собственный термометр, приготовила кофе. Ровно 85 градусов. Без права на ошибку.
Ровно в 7:00, словно тень, она вошла в его кабинет и поставила идеальную кружку на идеальное место перед ним. Он бросил беглый, сканирующий взгляд, кивнул почти незаметно и, не отрываясь от монитора, отрезал:
— Сводку по входящим звонкам за вчера. У меня есть пятнадцать минут.
— Уже на вашем столе, — тихо, но четко ответила Ариана, указывая на аккуратно подшитую папку, лежащую слева. Она поднялась в офис затемно, чтобы подготовить всё заранее.
Вольский на секунду оторвался от экрана, его взгляд скользнул по папке, затем задержался на ней. В его глазах, этих холодных серых глубинах, мелькнуло нечто, похожее на легкое, мгновенное удивление. Оно исчезло так же быстро, как и появилось, не оставив и морщинки.
— Хорошо. Жду отчеты по азиатским рынкам к 9:00. Без опозданий.
Он снова погрузился в работу, вычеркнув ее из своего пространства. Ариана вышла, чувствуя странную смесь крошечного удовлетворения и возросшего напряжения. Первая микроскопическая победа. Но Ариана не обольщалась — это был лишь тест, разминка перед настоящей битвой.
Весь день она провела в том же бешеном ритме, но теперь каждое ее движение было просчитано, каждая реакция — взвешена. Она действовала на опережение, как шахматист, предугадывающий ходы противника на несколько шагов вперед. Документы материализовались на его столе до того, как Марк их запрашивал. Списки контактов были не просто распечатаны, а выверены, проанализированы и снабжены краткими справками. Она методично превращалась в безупречный, безэмоциональный, высокофункциональный механизм.
Во второй половине дня возникла необходимость подписать документы у главы аналитического отдела, Игоря Савельева. Его кабинет, скрытый от всевидящего стеклянного аквариума Вольского, находился в противоположном, более "человеческом" крыле этажа. Игорь был мужчиной лет сорока пяти с умными, проницательными и одновременно усталыми глазами, в которых читался многолетний опыт выживания в этой стальной корпоративной экосистеме. Его манеры были спокойными, обдуманными. И, в отличие от других, он смотрел на Ариану не с жалостью или презрением, а с неподдельным, аналитическим любопытством.
— А, новичок, — он встретил ее легкой, неформальной улыбкой, когда она вошла. — Как держитесь? Наш местный Наполеон еще не растерзал вас в клочья?
Ариана позволила себе в ответ сдержанную, вежливую улыбку, тщательно дозируя открытость.
— Пока держусь, Игорь Петрович. Спасибо.
Он неспешно подписал бумаги, но вместо того, чтобы вернуть их и отпустить ее, откинулся на спинку своего кресла, сложив руки на столе.
— Знаете, я торчу в этих стенах уже больше десяти лет. Поверьте, видел множество ассистентов. Они приходили полные амбиций и уходили с пустым, выжженным взглядом. Рекорд — полгода. Остальные редко дотягивали до трех.
— Он со всеми так… суров? — осторожно, подбирая нейтральное слово, спросила Ариана.
Игорь тихо усмехнулся, и в его глазах блеснула горькая ирония.
— "Суров" — это самое мягкое и цензурное определение, какое я слышал. Он вас не просто проверяет. Он вас системно ломает. Сначала — этот адский первый этап, который вы сейчас проходите: проверка на прочность, на устойчивость к абсурду. Если кандидат выдерживает и не сбегает с криком, начинается вторая стадия — ему доверяют более серьезные задачи. Но финал всегда один. Всегда находится та самая, последняя капля. Одна девушка не так согласовала время его частного рейса. Другой подал ему чай в неподобающей, по его мнению, чашке. Он не терпит двух вещей: слабости и ошибок.
Он посмотрел на Ариану пристальным, изучающим взглядом, словно пытался определить ее запас прочности.
— Вы, между прочим, имеете шансы продержаться дольше других.
— А что стало с теми, кого он… сломал? — тихо спросила Ариана, чувствуя, как по спине пробегает холодок.
— Кто-то уполз в компании рангом пониже, заливать раны. Кто-то навсегда завязал с профессией ассистента. Одна, я помню, просто исчезла — собрала вещи и уехала из города, сменила номер. — Игорь тяжело вздохнул, и его усталость на мгновение стала осязаемой. — Не принимайте это близко к сердцу. Дело не в вас. Это его… философия. Его вера в то, что только так, пропуская через жернова, можно выковать идеальный инструмент. Проблема в том, что инструменты имеют свойство ломаться.
Ариана молча кивала, а в голове у нее назойливо крутилась мысль: "Но зачем такая жестокость? Неужели просто для поддержания дисциплины? Или здесь что-то большее?"
— Спасибо, Игорь Петрович, за предупреждение, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
