— Недоразумений в бизнесе не бывает, — парировал он, не дав ей договорить. Его тон был ровным, но каждое слово било точно в цель. — Бывают последствия. Вы либо сами создали проблему, либо не смогли ее предотвратить. И то, и другое в моей системе координат говорит не в вашу пользу. Я не нанимаю жертв обстоятельств. Я нанимаю тех, кто обстоятельства создает и контролирует.

Его взгляд, тяжелый и пронзительный, продолжал сверлить ее, выискивая малейшую трещину в броне. — Стрессоустойчивость. Что это для вас значит? Развернутый ответ, без заученных формулировок из учебников по кадровому менеджменту.

— Это… это значит сохранять ясность мысли и действовать эффективно в условиях давления и неопределенности, — все же выдала она первую пришедшую на ум, заезженную фразу.

— Бред, — он отрезал, даже не задумываясь. — Стрессоустойчивость — это когда на вас кричат, когда ваши ошибки стоят компании десятков миллионов, когда от вас требуют невозможного в нереальные сроки, а потом еще и винят во всех грехах. И вы не бежите плакать в туалетной кабинке, не ищете сочувствия. Вы стираете слезы, если они были, и находите решение. Вы к такому готовы?

— Да, — выдохнула Ариана, заставляя себя смотреть ему прямо в эти ледяные глаза, хотя внутри все сжалось в один тугой, болезненный комок страха.

— Абсолютная лояльность? — продолжил он свой безжалостный допрос, не меняя интонации. — Для меня это значит, что с сегодняшнего дня ваше личное мнение, ваши амбиции, ваши семейные обстоятельства, ваши моральные принципы — больше не существуют. Есть только мои интересы и интересы компании. Вы — мое продолжение, мой инструмент, моя тень. Вы не имеете права на собственный голос. Понимаете, что это значит?

Она молча кивнула, сглотнув комок в горле, не в силах вымолвить ни слова. Слова застряли где-то глубоко, парализованные холодом, исходящим от этого человека.

— Нет, не понимаете, — он уловил ее малейшую неуверенность, как хищник улавливает запах крови. — Но это и не главное. Главное — почему вы здесь, передо мной? Отчаялись после увольнения? Жаждаете заполучить большой куш и строчку в резюме? Или вам, наивной, просто нравится бросать вызовы и проверять себя на прочность?

Ариана замерла. Она чувствовала, что правильного ответа не существует. Любой ее выбор будет проигрышным. Он ловил ее на лжи, на полуправде, на попытках казаться лучше, чем она есть. И тогда она решилась на предельную, отчаянную честность.

— Мне нужна работа, — сказала она тихо, но четко. — Срочно. И я не боюсь сложностей. Я готова учиться, работать день и ночь, готова быть лучше всех, кто был до меня. Я докажу это.

Вольский молча смотрел на нее еще несколько бесконечных секунд. Казалось, он будто сканировал и оценивал ее воможную ценность. В его глазах что-то мелькнуло — не интерес, не одобрение, а скорее холодное любопытство, с которым ученый смотрит на новый, неисследованный штамм вируса.

— Ладно, — наконец произнес он, и это слово прозвучало как приговор, а не как предложение. — Испытательный срок — один месяц. Зарплата, как указано в вакансии. Первый рабочий день — завтра. Будьте здесь в семь утра. Не опаздывайте ни на секунду. Елизавета ознакомит вас с обязанностями и правилами.

Он резко отвернулся к огромному монитору, явно и бесповоротно давая понять, что аудиенция окончена. Весь этот допрос, решивший ее ближайшее будущее, длился не больше пяти минут.

Ариана вышла из кабинета, ее колени слегка подрагивали, а ладони были влажными. Она сделала это. Она получила шанс, билет в ад или в рай, она еще не знала. Елизавета, та самая девушка за стойкой у лифта, проводила ее взглядом, пожелав хорошего дня.

Но, спускаясь на стремительном лифте вниз, в шумный и полный жизни город, она поймала себя на стойком, леденящем ощущении. Она чувствовала себя не новым сотрудником, а лабораторной мышью, которую только что запустили в сложный, извилистый лабиринт. И где-то в самом его центре, в кромешной тьме, ждал хитрый, безжалостный хищник с холодными стальными глазами, который уже потирал лапы в предвкушении игры.

3. Ночь перед боем

Дверь ее скромной съемной однушки на окраине города захлопнулась с тихим, но окончательным щелчком, словно запечатывая ее прежнюю жизнь. Ариана прислонилась спиной к прохладной поверхности, закрыла глаза и позволила волне адреналина, копившейся все эти часы, наконец отступить. На смену ему пришла оглушающая, тошнотворная пустота. Она сделала это. Она получила работу. Но почему это чувствовалось не как триумф, а как приговор?

Она медленно проскользнула в комнату, сбросила туфли, которые всю дорогу домой втискивали ее пальцы в тиски, и прошла на крохотную кухню. Включила свет — холодный, люминесцентный. Холодильник гудел навязчиво и одиноко. Внутри — недоеденный салат, кусок сыра и йогурт с истекающим сроком годности. Еда одинокой, вечно спешащей женщины.

"Нужно поесть", — приказала она себе мысленно. Руки на автомате достали пасту, сыр и курицу из морозильника. Пока вода закипала, она стояла у плиты и смотрела в стену, но видела не ее, а холодные стальные глаза Марка Вольского.

"Почему я должен рассмотреть вашу кандидатуру? Вам прислали приглашение по ошибке?"

Его слова жгли, как ожог. Отчаяние. Именно его он учуял в ней. И он был прав.

Мысленно она пересчитала свои сбережения. Небольшая сумма, которую Ариана отккладывала с каждой зарплаты, скопилась в небольшую подушку безопасности. Ее хватило бы на два, от силы три месяца скромной жизни, если не считать… Папа…

Мысль об отце всегда была для нее открытой раной. Сергей Орлов. Некогда блестящий инженер, чьи фотографии, а так же папки с чертежами она хранила в старой коробке как реликвию. Мужчина, который когда-то подбрасывал ее к потолку, смеясь, и рассказывал сказки о великих изобретениях. Теперь — морально сломленный банкрот, живущий прошлым. А с ним выживала и мама — школьная учительница, зарабатывающая копейки за две полные ставки и плюс еще шесть тысяч за классное руководство. Мысль о матери всегда была одновременно и уколом боли, и источником странной, горькой силы. Когда отца уволили, Ариана поклялась себе, что мама, которая выхаживала его после запоев и истерик, никогда больше не будет ни в чем нуждаться.

Ариана посылала ей деньги каждый месяц, стараясь откладывать больше, даже если самой приходилось экономить на обедах. Теперь, с испорченной репутацией и без работы, эта тонкая нить поддержки могла оборваться. И эта мысль была невыносимой.

А новая работа… Работа у Вольского. Зарплата там была заоблачной. Достаточной, чтобы снять приличное жилье, помочь маме и восстановить душевное равновесие отца, даже прилично откладывать — гораздо больше, чем она сейчас тратит. Но цена за такое…

Ариана не заметила, как поглощенная в размышления приготовила ужин. Она механически ела пасту, почти не чувствуя вкуса. Семь утра. Пунктуальность до секунды. Она жила в часе езды от "Башни Вольского", если без пробок. Но пробки в городе были всегда. Чтобы быть там к семи, ей нужно было вставать в пять. Каждый день. А если еще придется задерживаться… Что ж, она готова на такое истезание, выбора все равно нет — ее позорное увольнение стало бы волчим билетом в любой компании, а Вольский бросил ей вызов. Но одна задержка метро, одна поломка поезда — и все.

Она достала телефон и одним движением открыла приложение с недвижимостью. Установила фильтр на район нового места работы. Цены взлетели до неприличных, космических высот. Аренда студии стоила в два, а то и в три раза выше. Она с горькой усмешкой отложила телефон. Проще было купить спальный мешок и тайком ночевать в офисе. Идея, несмотря на свою абсурдность, казалась почти практичной.

Отложив тарелку в раковину, она направилась в спальню, к шкафу. Когда-то она горилась своим "офисным арсеналом": несколько блузок, удачно сидящих по фигуре юбок и брюк, графитовый брючный костюм и синий костюм-тройка. Гардером Ариана подбирала дорого и кропотливо — он получился умеренно-строгим, каждая вещь вписывалась в рамки дресс-кода, но имела свою изюминку — отличался фасон, крой, материалы. Теперь же Ариане казалось, что все это было хоть и качественно, но безлико и недорого. В "Вольск Групп", где, как она успела заметить, даже секретари были одеты как модели из глянца.