– Ты круто развернулся, – киваю я.

– Ты, кажется, тоже, – слишком спокойно говорит Ден, и от его интонации я вспоминаю, почему его прозвали Скифом.

Был такой фильм старый. Нам пацанами зашло так, что мы кайфовали от него. И там главный герой, который был потомком скифов, был такой же отбитый, как и Стальнов. Шёл до последнего, не отступал и даже врага не бил исподтишка. Но перед тем, как начинался пиздец, он становился абсолютно спокойным. Ловил свой дзен, как мы говорили. Вот и приклеилось к Дену это прозвище.

– Слушай, давай ты мне как-нибудь в другой раз посчитаешь рёбра, – предлагаю я не разворачиваясь. – У меня в понедельник разбор полётов. Нужно уволить половину офиса и вытравить всех крыс.

– А кто сказал, что я буду тебе рёбра считать, – раздаётся за спиной, и я резко разворачиваюсь к Дену.

От резкой боли темнеет в глазах, а в голове пульсирует так, будто на неё надели колокол и врезали по нему чем-то железным.

– Да блядь! – заорал я в нос, сгибаясь пополам. – Ты идиот, Скиф.

– Я же обещал, Борзый, – хмыкает Ден, возвращаясь на место совершенно спокойно. – Пацанов учу, что слово нужно держать, так что уж прости, но ты заслужил.

– Да за что? – взрываюсь я. – Она счастлива. Замуж вышла, ну или что там у неё. Пацана родила. Причём почти сразу после меня!

Ден смотрит на меня таким взглядом, что я понимаю, сейчас снова вмажет.

– Она замужем никогда не была, Борзый, – отвечает Скиф на весь мой ор.

– А Илюху ветром надуло? – спрашиваю я, сплёвывая кровь и вытираясь рукавом рубашки. – Блядь, сломал нос, что ли?

Но Ден ничего не говорит больше. Бросает на меня злой взгляд, поднимается и, подойдя к небольшому холодильнику, спрятанному в стене, достаёт лёд и подаёт мне.

Прикладываю лёд ко лбу и понимаю, что с болью и мозги остывают. Хочу спросить у друга, то, что мелькает в башке, но молчу.

Семь. Илюха сказал сегодня, что ему семь. Возвращаюсь в кресло и пытаюсь сложить пазл, который вроде и сложен, но я упорно пихаю последнюю деталь вверх ногами.

– Тебе помощь нужна, – не спрашивает Скиф.

– У меня был выбор: прогнуться под батю, которого до предела надрочила его Виола, и жениться на какой-то тёлке, которую я в упор не видел и не знал, или свалить за границу, в загибающуюся фирму, чтобы поднять её, – голос садится, но я заставляю себя говорить.

– И почему не рассказал? – спрашивает Ден, сжимая челюсть так, что скулы играют под кожей.

А я не знаю, что ответить. Не сказал, потому что не умею я доверять, как оказалось. Хотя Скиф столько раз прикрывал мою спину, даже в армии, когда служили. Да и после.

– Потому что сам могу решить все свои проблемы, – отвечаю, но во рту собирается горький привкус.

– Решил? – Скиф снова начинает говорить своим раздражающим голосом. – А ведь батя узнавал по тебе инфу, и ничего не нашёл. А твой отец сказал ему, что это твоё наказание. И нехрен лезть к тебе.

А вот этих новостей становится совершенно гадко. Я уехал, потому что никто не знал, ни о Лике, ни о моих приключениях. У меня реально подтекал чердак от неё и я тупо боялся кому-то сказать, что она моя.

– Тебе легче стало оттого, что тебя ненавидит несколько человек, которые считали другом, семьёй считали? – ещё один вопрос, но в этот раз звучит он неприятно. – А одна, насколько я знаю, любила так, что пищала каждый раз, как видела тебя рядом.

Откидываю голову на спинку, чтобы не смотреть Дену в глаза. Судя по тому, что я видел сегодня, она меня быстрее четвертует.

Глубоко вдыхаю, как перед прыжком в воду, и спрашиваю то, что сам от себя не ожидаю:

– Так кто отец пацана? Я его знаю?

***

Смотрю на спящего сына и чувствую, как внутри всё наполняется невероятной любовью, и так каждый раз. Но вот послевкусие последних дней немного портит всё. Глажу рыжие волосики, и прожитые годы пробегают перед глазами бегущей строкой.

Я ведь нигде не афишировала свою жизнь. Соцсети вообще перестала вести, потому что сначала была боль и неприятие всей ситуации, а потом просто не захотела. Счастье любит тишину, и это правда.

У меня вообще всё вышло удивительным образом. Никто до последнего даже не догадывался, что я беременна. В универе закончила первый курс без проблем. А как родила Илюшу, был обычный больничный.

Когда на четвёртом курсе Денис приехал забирать нас с Алей с учёбы вместе с мальчиками, все охренели. Вот тогда и узнали, что у меня есть сын. Нашлись и те, кто попытался пролезть в душу и ударить побольнее. Хорошо всё же, что на занятиях по обороне я не отставала и сдачи научилась давать ещё и физически.

Но с каждым годом в своём мальчике всё больше видела его. И нужно же было только цвет волос мой взять. Нельзя было хотя бы чуть-чуть похожим на меня родиться?

Оставляю лёгкий поцелуй на щеке своего солнышка и слышу тихое:

– Люблю тебя, мамочка.

– И я тебя люблю, – отвечаю тихо и выхожу из комнаты.

У Илюши это на уровне рефлексов. Даже когда крепко спал рядом со мной, часто сквозь сон шептал эти слова, которые согревают, дают сил и показывают смысл всей моей жизни.

Прикрываю глаза и останавливаюсь в коридоре, а память сразу же подкидывает образ Борзого на дне рождения сына. Сейчас, когда голова остыла, а его запах выветрился из лёгких, понимаю, что я поступила подло по отношению к сыну. Отобрала у него возможность общаться с отцом.

Я смотрела на то, как они рассматривали карт, и ревновала. Хотя я же столько раз видела, как Ден и дядя Дан играют с мальчиками. Как дедушка возился с правнуками и ловил каждый момент с ними. И не было у меня чувства ревности. Почему же сейчас проснулось?

Да ещё и Ден! Как он мог? Обещал ведь. Слово давал, что не расскажет, а в итоге увёз его.

– Очнись, Лика! – сама себя останавливаю. – Если бы Ден рассказал, то Борзый уже был бы здесь, – говорю тихо сама себе. – Ага, – тут же подключается вторая я, – если он не приезжал на родину почти восемь лет, то и сейчас ему по барабану.

Слышу, как на кухне звонит мобильный, и по мелодии знаю, кто там. Да, я обиделась. Не так чтобы сильно, чисто для вида. Но всё же. Подхожу, смотрю на улыбающуюся моську сестрёнки и вздыхаю. Два дня игнорирую её. Сегодня сама Илюху в сад отвозила. Последние дни работаю, а потом в отпуск. Но со Стальновыми не пересекалась эти дни.

Звонок прекращается, а через полминуты всплывает окно мессенджера.

«Если ты не возьмёшь трубку, я приду к тебе через пять минут!»

Ещё один звонок, и я всё же отвечаю. Вот чего-чего, а слов на ветер мы с Алей не бросаем.

– И долго ты будешь дуться? – звучит вопрос, но голос такой, будто она плакала.

– Ты чего это? – спрашиваю я удивлённо. – Что случилось?

– Ты! – выкрикивает Аля, но я слышу, как она сама себя затыкает. – Ты случилась, – уже тихо добавляет сестра. – Лика, перестань меня игнорировать.

– Я… – хочу сказать, что не игнорирую, но ведь это будет враньё.

А сестрёнке врать я не могу. Она была той, кто шла со мной рядом. Той, что поддержала и только любовью ограждала. И сейчас продолжает.

– Денис тоже ничего не рассказал, – уверенно заявила я.

– Ой, молчи за своего мужа. Вот на него я зла, – уверенно заявляю и разворачиваюсь к чайнику.

Нужно что-то выпить, и лучше, чтобы это было успокоительное и некрепкое. У меня ребёнок в доме.

– Он позвал его на праздник, но никто не ожидал, что Сашка приедет. Его никто не видел здесь семь лет, – продолжает Аля.

– Восемь, – поправляю сестру я.

– Лик, – голос Али меняется, и снова слышу слёзы, – ты так и не отпустила его.

Аля не спрашивает, она уверенно заявляет, а мне и сказать нечего.

Нет, я не ханжа и старалась даже на свидания ходить. Ровно два раза. Этого хватило, чтобы понять – не моё.

– Может, я всё же приду, пока Денис с Макаром? – вот теперь сестрёнка спрашивает.

– Нет, – отвечаю я хрипловато. – Не нужно. Мне завтра на работу. Дай доработать два дня спокойно. А потом хочу куда-нибудь съездить с Илюшей.