Помню, как записалась на приём к врачу и сидела под дверью кабинета с полной уверенностью, что мне не нужен ребёнок от предателя.

А потом вошла, меня тут же пригласили за ширму, чтобы посмотреть на аппарате УЗИ всё, и я пропала. Ехала домой и тихо рыдала, пряча от пассажиров метро красные глаза.

И оказалось, что не только я с таким сюрпризом. Как мы тогда все справились, не представляю. Хотя представляю. Мама, Аля, Ден и дядя Дан, дедуля. И самый короткий и ёмкий разговор за всю нашу жизнь.

Если на Алю с Деном они смотрели строго, но ничего уже невозможно было поделать, то на меня взгляд был направлен другой.

– А может… – только заикнулась тогда мама, но дедушка как отрезал.

– Не может!

– А если… – мама решилась вставить ещё раз.

– Нет, Ярослава!

И всё. На этом весь разговор закончился.

– О чём думаешь, дочь? – спросила мама тихо, когда наше молчание затянулось.

– Дедулю вспомнила, – ответила я, слыша, что мой голос сел.

Мама напряглась, но сдержалась. Когда дедушки не стало, это оказалось ударом для всех. И ведь он даже не жаловался ни на что. Он просто лёг отдохнуть в обед, перед этим весело поиграв с правнуками, и больше не проснулся.

Все те дни прошли для нас как будто в каком-то вакууме. Даже мальчики не шалили. Дом был наполнен такой давящей тишиной, что всё сворачивалось в узел.

– Он гордится вами, – уверенно сказала мама, разворачиваясь к столу, что-то выискивая глазами.

– Мам, что ты ищешь? – спрашиваю я, понимая, что мама чего-то не видит.

– Да хотела себе ещё коктейль смешать, а то не выдержит моя престарелая нервная система всех сегодняшних событий, и точно кто-то пострадает, – бубнит мама тихо. – Но кто-то возомнил себя явно бессмертным и унёс куда-то тару.

– Давай свой конспиративный стаканчик, – тихо смеюсь я. – Сама тебе смешаю. Но ты только никого не убей, – добавляю я, улыбаясь, а мама уверенно кивает мне, вот только один глаз косит в сторону Дениса и Борзого.

Хотя, может, и можно кого-то покалечить. Да толку. После драки кулаками не машут. А у нас и драки-то не было. Так, всего лишь постоянные боевые действия.

Мы же даже переспали с Борзым на спор. Он меня достал своими приколами, а я сказала, что такие, как он, не умеют даже девушку возбуждать. Вот он и доказал обратное.

Вхожу в дом, и кожа покрывается мурашками. Здесь просто кондиционер работает и слишком яркий контраст с улицей. Но если себя можно обмануть, то тело, как оказалось, не обманешь. Зачем только вспомнила всё?

Вхожу на кухню и нахожу мамину бутылку в холодильнике. Улыбаюсь, потому что догадываюсь, что это дядя Дан унёс её. В этом весь Стальнов. Да и Ден такой же.

Достаю сок, лёд и смешиваю всё в стакане, пытаясь переключить внимание на всё что угодно, но только не на Борзова.

Рядом со мной на столешницу ложится мужская рука, а тихий низкий голос с хрипотцой произносит у самого уха:

– Скажи, ты своего мужа съела?

Не разворачиваюсь к Борзому, стискиваю зубы и хочу послать, пока мне не доходит смысл его слов.

– Кого? – разворачиваю голову в его сторону и замираю в нескольких миллиметрах от его губ, задыхаясь от его запаха, который отравляет сознание.

Смотрю в его глаза и заставляю себя отойти на шаг. Борзый напрягается, но ничего не делает больше.

– Мужа, – повторяет он с запозданием.

– Борзов, ты видишь здесь какого-то левого мужика? – спрашиваю щурясь, стараясь говорить зло и не выдавать дрожь в голосе.

– Ну Илюху же ты родила от кого-то, – хмыкает он и разворачивается так, что опирается задницей о столешницу.

Молчу. Я даже не могу заставить себя открыть рот и сказать, что не замужем и никогда не была. Да и не собираюсь я туда. Не всем везёт, как Але или маме. И я приняла всё, что происходит со мной.

– Не расскажешь, как жила здесь? – спрашивает Борзый, а я вскидываю бровь от резкой смены темы.

– Ты мне кто? – спрашиваю серьёзно и ставлю на кухонный остров мамин стакан. А то, боюсь, его содержимое до мамули не дойдёт. – Друг, брат, муж? – перечисляю я. – Вот именно – никто! – выделяю последнее слово. – И ты мне мешаешь.

– И чем же? – снова вопрос. – Бухать в одиночку? – он кивает на стаканчик. – Могу предложить свою компанию, – и его губы растягиваются в слишком знакомой улыбке.

У меня такое ощущение, что ему всё равно на все мои колкости и замечания. Его поза не меняется, только взгляд становится более пронизывающим. И от этого по коже бегут те самые противные мурашки-предатели.

***

– Бля, я не могу! – ржёт Скиф, а я растираю до сих пор горящую щеку. – Если бы знал, что Лика там тебя ломает, придержал бы батю.

– Заткнись, – огрызаюсь я. – Друг ещё называется.

– О нет, – Ден не перестаёт улыбаться, но становится более серьёзным. – Это сюда не приплетай. Я тебя предупреждал. Ты не поверил. А ведь я всё это жрал, давясь собственным стеклом. Хреновое ощущение, скажи?

– Но вот по твоей довольной роже не скажешь, что ты на моей стороне, – фыркаю я и беру со столика стакан с вискарём.

На улице поздний вечер, но Ден увёз меня, даже не дав увидеть, как малой Лики свечки будет задувать. А ведь я обещал пацану, что побуду. Зачем – сам не понимаю.

Но когда увидел, как Лика пошла в дом, то как идиот попёрся за ней. И вот итог: у меня красная рожа и припухшая щека, и я бухаю. Только не в той компании, в которой бы хотел.

– Нет, – кивает довольно Ден. – Однозначно не на твоей стороне, Борзый. И не потому, что я такой правильный, а потому, что ты мудак.

– А ты кто? – спрашиваю я хмыкая. – Бухаешь здесь, пока твоя рыжая далеко.

– Не рыжая, а любимая жена, – поправляет уверенно Скиф. – И я могу уйти, да только кому лучше будет. Я всё равно огребу за то, что тебя позвал. Так лучше дать вулкану остыть, а потом уже можно и вымолить прощение.

– И не надоело тебе за столько лет быть женатиком, – не спрашиваю я. Вижу по Дену, что он горит и своим пацаном, и Алькой.

– Когда всё по-настоящему – не надоедает, – отвечает друг уверенно. – А ты не хочешь рассказать, зачем вернулся. И правду желательно.

Смотрю на Дена и пытаюсь понять, для чего ему это. Отрезал всех, когда уехал за границу. Только с ним и общался. Но мы стали старше. Мы изменились. Да и не просто изменились, каждый чем-то оброс.

Я бронёй, Ден – семьёй. И хрен его знает, что прочнее.

Выпиваю залпом содержимое стакана, горло обжигает, но молчу. Мы с Деном на треке. Осматриваюсь вокруг и завидую ему. Он смог всё поднять. Не просто поднять, а ещё и развить. Фонари освещают гоночную трассу, а память подкидывает момент, как две рыжухи сделали нас на гонках.

– А помнишь, как девочки выиграли трек? – спрашиваю у Дена улыбаясь.

– Ты не спрыгивай, – улыбается Ден, и по глазам вижу, что помнит. – Рассказывай давай. Ты же не просто так позвонил сегодня.

– Просто так, – улыбнулся я Дену. – Соскучился, прикинь? Оказалось, я настолько отвык от родины, что даже не сообразил, что можно было бы позвонить сразу.

– А что насчёт холдинга твоего бати? – спрашивает Ден, а я замечаю, как с него слетает вся весёлость.

– А что холдинг? А его приму, дела налажу и уеду назад, – отвечаю уверенно. – Что меня здесь держит? Отцовская сука всё равно его в могилу загонит и начнёт свою войну.

– Это мачеха твоя? – хмуро спрашивает Скиф.

– Она, – киваю я и, подхватив бутылку, плескаю себе янтарной жидкости.

– Ты тогда тоже из-за неё уехал? – ещё один вопрос Дена, а мне вот совершенно не хочется никому показывать свои скелеты.

Натягиваю улыбку на лицо и, подняв стакан, чокаюсь с воздухом и снова выпиваю. Поднимаюсь с места и подхожу к большим окнам. Ден переделал часть лоджии для зрителей под кабинет, и это реально круто.

– Может, погоняем? – предлагаю я ему.

– Нет, – уверенно заявляет он, а я чувствую его взгляд. Расчленяет меня, но пусть лучше так. – У пацанов, кстати, здесь есть личные карты. И они каждую неделю ходят на занятия.