Подхватываю ее на руки, и Алиса обвивает мои торс ногами. Один взгляд в зеркало и в штанах становится супер тесно, эти ее блядские кожаные штаны так обтягивают ее сочную попку, что мозг, без оглядки на правила приличия и морали, начинает вырисовывать яркие картины дальнейшего развития в горизонтальной плоскости.

Вещи летят в разные стороны. Причем раздеваемся, продолжая целоваться. Мы не может оторваться друг от друга, такое ощущение, что если мы разъединимся, то мир прекратит свое существование, и только наше единение продлевает жизнь на земле.

Укладываю Алису на диван и оказываюсь сверху. Целую ее шею, руками провожу по груди, спускаюсь к центру ее возбуждения и ощущаю влагу на пальцах…, и ее всхлип, сопровождаемый стоном… Раздвигаю ее ноги и толкаюсь внутрь.

— Ай.., - не ожидала, что будет так больно. Девочки, конечно, делились впечатлениями от их первого раза, но… у всех по-разному. Вот, как оказалось, мне лично, больновато.

— Алиса…, - замираю в ней и смотрю ей в глаза, а она зажмурилась и не дышит, - Почему не предупредила.

— Забыла…, - отмазка на пять баллов.

— Ага, а я вот таким способом напомнил... – открой глаза и посмотри на меня. Алиса послушно выполняет то, что я говорю. – Ты как? Сильно больно?

— Уже нет. – Пытаюсь оценить степень боли, да не…, жить можно.

— А так, - чуть отстраняюсь и делаю легкий толчок.

— Ах.., - от осознания того, что со мной Глеб, что я его люблю, хочу, сила моего возбуждения настолько велика, что легкое жжение внизу живота - незначительная мелочь. Я выгибаюсь дугой, пытаюсь быть ближе с нему, обхватываю его за плечи и притягиваю к себе, - а так, просто великолепно…

— Тогда я продолжаю, - с каждым новым движением моего члена в Алисе, тело взрывается маленькими фейерверками. Она такая отзывчивая, страстная и чувственная. У меня просто срывает крышу от непередаваемого ощущения эйфории. Сейчас я готов перевернуть весь мир, сразиться с сотней врагов, лишь бы она была всегда рядом со мной.

— Ах.., - мои стоны, наверное, слышен с первого по пятый этаж, Глеб накрывает мои губы и поцелуями заглушает их. Мои руки исследуют его тело, стараются прижать его, как можно ближе к моему. Я чувствую, как он становится больше внутри меня, пару движений и выскальзывает из меня, кончая на бедро. Скатывается в сторону и укладывает меня на бок, прижимая к своей часто вздымающейся груди.

— Не жалеешь? – спрашиваю Алису после того, как отдышался.

— О чем?

— Ну, что со мной… первым, да и вообще…, я же старый для тебя. Мне уже сорок три, а тебе только двадцать.

Поднимаю на него глаза и начинаю хихикать.

— Что смешного, - смотрю на хихикающую Алису.

— Ты, главное вовремя спросил… - смотрю в его суровое лицо и понимаю, что надо угомонить своего мужчину. «Свой», приятно звучит. – Дурак ты… Конечно, я ни о чем не жалею… И не какой ты не старый, а самый лучший.

И вот это слова «лучший», Алиса говорит так, что я понимаю, что в нем еще тысяча слов, синонимов и значений, и более ничего и говорить не надо. Все в нем – одном слове.

Она укладывает голову на мою грудь, и я нежно глажу ее по волосам, прикрываю глаза и попадаю в другую реальность.

Я опять в том доме, стою на пороге. Давящая тишина заставляет прислушиваться к себе. Я чувствую, как долбит пульс в висках, а звук сердце, мне кажется, отлетает от стен эхом, выдавая мое месторасположение. Шаг, второй, третий, резкий поворот направо, большая комната, наверное, гостиная. Лестница на второй этаж, а возле первой ступени лежит женщина с открытыми голубыми глазами, точно такими же, как у Алисы. Ее взгляд уже ничего не выражает – она мертва. Секунду смотрю на нее, на груди расползлось кровавое пятно, рукав на платье порван, наверное, она с кем-то боролась перед тем, как умереть.

Перевожу взгляд и вижу, что рядом с ней сидит девочка лет пяти. Она опустила голову, держит мать за руку, но не плачет, а только качается из стороны в сторону как маятник. Боже, как долго она просидела рядом с ней? Дети не должны видеть смерть – это неправильно, противоестественно, жестоко. Комок подступает к горлу. Слышу по рации, что парни проверили уже весь дом - никого, пусто. Это приводит меня в чувство. Я делаю несколько шагов к ней, подхватываю ее на руки и успеваю увидеть ее глаза, они точно такие же, как и у ее матери, и по цвету и по отсутствию жизни в них.

Теперь-то я понимаю, что это Алиса. Она льнет ко мне и утыкается в шею лбом, а я обнимаю ее и несу на улицу в микроавтобус.

В прихожей на тумбочке лежит открытая женская сумка и из нее торчит угол рамки для фотографии. Тяну эту рамку и вижу счастливую семью: Алису, ее мать и отца… Может это глупость, но как только я сажаю Алису в машину, сую ей это фото в руки, пусть помнит мать только такой, как на фото, а не мертвой…

Пытаюсь сказать хоть какие-то слова поддержки, но не знаю, поймет ли она меня, поэтому говорю, то, что считаю нужным:

— Я не скажу, что все будет хорошо… Как было, уже не будет никогда, но ты должна быть сильной, потому что слабые не выживают…

И тут она смотрит в мои глаза, в ее глазах отражается другая вселенная, другой мир…  И задает вопрос, по которому я понимаю, что детства у этого ребенка уже не будет, она вмиг стала взрослой, в тот самый момент, когда увидела смерть…

— Моя мама тоже была слабой?

Как ей сказать, что ее мама, скорее всего, не пожалела себя, встала на пути, лишь бы защитить свою дочь.

— Нет…, тот кто это сделал, был слабым и ничтожным и…

Я не успеваю закончить фразу, меня прерывает какой-то мужик. Он в солнцезащитных очках, кепка надвинута сильно низко… Лица практически невидно, но этот голос…, после трех месяцев общения с его хозяином, я точно могу сказать, что это – Камиль. Он там был…

Сквозь сон слышу, как жужжит телефон, как Алиса встает с дивана, тихонько выходит и прикрывает дверь. Я лежу в полудреме и мне лень вылазить из-под одеяла. Алиса с кем-то говорит по телефону, слышу ее редкие комментарии. Потянулся, нашел свой телефон рядом на тумбочке, наверное, Алиса положила, разблокировал и глянул на дисплей: шестое января, 9.45. Пора вставать.

Натянул боксеры, выхожу в коридор, а из душа уже выскочила Алиса.

— Привет, - говорю Глебу с глупой улыбкой на лице. Наверное, у меня щеки порозовели, я вспомнила, что было вчера ночью и маленькой девочке внутри меня, стало немного стеснительно. Тем более, что я сейчас стою перед ним лишь обмотанная полотенцем.

— Привет, - повторяю за Алисой. Она такая красивая, а без этого боевого вчерашнего макияжа выглядит совсем юной. Она пробегает взглядом по моему голому торсу и покрывается румянцем. Вот дуреха, решила постесняться?  Притягиваю ее к себе и целую. – Ты у меня такая красавица, - шепчу ей на ухо.

— Я освободила тебе ванную комнату, и полотенце положила, там, на стиральной машине, - вырываюсь из его рук и мчусь в комнату.  Быстро переодеваюсь и иду на кухню, готовить завтрак.

Минут через пятнадцать уже одетый захожу в кухню. Алиса что-то напевает и пританцовывает возле плиты. Нежно касаюсь ее, чтобы не испугать. Кладу ей руки на талию, притягиваю к себе и зарываюсь носом в ее волосы. Она даже пахнет неземным запахом… Может она точно с другой планеты?

— Садись за стол, - говорю Глебу. Поворачиваюсь к нему и чмокаю в губы.

Раскладываю по тарелкам еду. Глеб принимается за омлет, запивает Американо, а я сижу ковыряюсь в тарелке и не знаю, с чего начать.

— Кто звонил? – Спрашиваю у Алисы. Я же вижу, что она что-то хочет сказать, да не знает, как начать.

— Понимаешь…, тут такое дело.

— Гм.., - начало заставляет меня напрячься. В голове пронеслись ее слова сожаления о вчерашнем, почему-то хорошее в голову не лезет… Может вспомнила о своем будущем «муже», ага, сейчас, так я ее и отдал, прикопаю старого гонд…на в лесу. – Не томи.

— Мне позвонили с кафедры и предложили поехать на три месяца в Китай на стажировку, но я… теперь…, наверное, откажусь.