Чтобы не обидеть хозяйку, через силу жую небольшой кусочек. Практически не чувствую вкуса. Лимоном закусываю. Говорят, он останавливает тошноту.

Но всё тщетно. Успеваю лишь пробормотать, что забыла принять витамины, и бегу наверх. Отталкиваю выходящего из ванной Рому и склоняюсь над унитазом.

Мужчина что-то спрашивает. Не слышу. За спиной садится, волосы убирает, чтобы не мешали. И меня, кроме токсикоза, ещё и плаксивость накрывает.

— Ну, тише ты, рыжая, — утешитель из босса так себе. Но он меня обнимает. На себя перетаскивает и, прислонившись к стене, сидит. Укачивает, как маленькую девочку. По волосам гладит и в макушку целует.

— Прости, — носом шмыгаю и в десятый раз извиняюсь.

— Да-да, это всё гормоны, — заканчивает за меня. — Ночью снег выпал, пойдём лучше погуляем. На санках тебя покатаю. Или на члене.

— Рома! — возмущённо дёргаю головой, смотря в эти насмешливые зеленый глаза и в грудь бью.

— Ладно, не покатаю. Мне, как оказалось, передышка нужна. Заездила ты меня, — продолжает улыбаться пошляк и в нос целует. — Всё? Пойдём вниз?

— Кто ещё кого, — буркнув, встаю. — Ты иди, я зубы почищу и спущусь.

Оставшись одна, умываюсь холодной водой. Нет, с перепадами настроения и токсикозом нужно что-то делать. Так не может продолжаться. Может, написать Алевтине, антацид какой даст?

Приведя себя в порядок, медленно бреду вниз и останавливаюсь у поворота. Потому что слышу небольшой диалог между родственниками:

— Она беременна, пап, — это Полина выдаёт торжественно, так, будто открыла Америку.

— Поля, бля! — рявкает на неё Роман Геннадьевич.

— Что? — огрызается близкая родственница. — Всё же очевидно.

И как узнала, блин. Нет ведь никаких внешних признаков. Ну, стошнило меня. Мало ли, может, отравилась чем-то. Удивительные детективные способности у этой Поли.

— Радость-то какая! Чего ж вы молчали-то?! — а это Наталья Юрьевна явно решает, что отец Рома, и, судя по скрипу ножек, встаёт, дабы сыночку обнять.

— Свадьба когда? — а вот и Геннадий Викторович подключается и рубит бескомпромиссно.

— Гена! — возмущается мама бестактностью мужа.

— Не лезь, Наташа! — рявкает мужчина.

Плюнув, уверенно шагаю вперёд. Пора спасти босса моего босса. Иначе до добра это не дойдёт.

— Геннадий Викторович, Рома не...

— И ты молчи! — затыкает сурово и громко бьёт кулаком по столу. Вздрогнув, замолкаю. — Ответственность брать собираешься хоть раз в жизни?

— Всю жизнь будешь вспоминать то, что не зависело от меня? — Рома тоже заводится и переходит на повышенный тон.

— Машина была твоя, и девка твоя! Из-за принятых тобой решений девчонка сиротой осталась! Я думал, ты за ум взялся, а нет, всё тем же концом да по тому же месту! Лишь бы испортить кому-нибудь жизнь, да, Роман?!

Что-то знакомое подкорку царапает. Всплывает дело Калининой перед глазами. Я его так долго изучала за этот месяц. Может быть, совпадение какое-то? Ведь про шефа там ни слова нет.

— Так почему не позволил им засадить меня? Пальто белое не запачкал бы! Тебе просто удобно меня винить в том, что ты прогнулся. Испугался и себе на горло наступил! И заметь, я тебя не виню в этом! — распаляется шеф.

Отец семейства челюсть сжимает, играя желваками. Молчит и оседает.

— Гена! — жена к нему бросается, обжигая сына укором.

— Нормально всё, — отмахивается мужчина, хотя выглядит бледновато.

— Молодец, Рома, — выдаёт насмешливо сестра.

— Иди на хер, Поля! — огрызается шеф. — Спасибо за гостеприимство. Нам пора.

— Подожди, Ром! Вы всё неправильно поняли, — вырываю руку из жёсткого захвата.

— Лера, — предупреждающе рычит шеф.

— Я не беременна от Ромы и замуж за него не собираюсь. Я развелась чуть больше полугода назад. И совершенно точно не спешу вновь туда, — говорю уверенно и спокойно.

Распрямляю плечи, смотрю прямо в глаза Геннадия Викторовича. Перевожу взгляд на Полину, которая вот совершенно не верит ни единому моему слову. Живот свой беременный наглаживает и бровь надменно выгибает.

— Зря стараешься, Лер, — цинично усмехается Рома за спиной. — Мне уже вынесен приговор — мудак. Которого плюс ко всему женщина выгораживает. Я прав, отец?

В неестественной тишине я слышу только собственное хриплое дыхание. Всё семейство молчит. Геннадий Викторович поджимает губы, не хочет первым признавать ошибку и что перегнул палку, набросившись на сына.

— Я надеюсь, ты понимаешь степень ответственности, которую взял, когда вступил в отношения с этой женщиной, — намного спокойнее выдаёт мужчина и встаёт.

Шаркая тапочками, медленно проходит мимо и останавливается возле сына. Сжимает плечо и совсем тихо, практически шёпотом выдает:

— Надеюсь, сможешь удержать хоть что-то ценное в своей жизни. Упустив её, другую такую не найдёшь.

Мне бы покраснеть ради приличия. Но я лишь ошеломлённо таращусь на удаляющегося Геннадия. Не ожидала услышать о себе такое. И наверняка это было не для моих ушей, просто стояла очень близко.

Из всего семейства Бессоновых самой умиротворённой выглядит провокатор Полина. Следом за отцом уходит Наталья Юрьевна. И, судя по шлейфу, плывущему из кухни, капает мужу корвалол с валерьянкой.

Мы больше не задерживаемся в гостях. Роман перехватывает за кисть и тянет на второй этаж. Просит побыстрее собирать вещи и переодевается сам.

Мне жалко маму моего босса. Видно, она очень переживает и за мужа, и за сына, и за всю эту ситуацию. Она передо мной несколько раз извиняется. И как бы я её ни убеждала, что всё хорошо, бывает. В любящих и не равнодушных семьях частенько вспыхивают ссоры и споры. Женщина всё равно выглядит очень расстроенной.

Обратно мы едем в тишине. Рома злой и сосредоточенный. А мне не хочется влезать к нему в душу и бередить застарелые раны.

Мужчина оставляет меня возле подъезда, целует в губы и уезжает. Плетусь домой, по дороге забираю ключи у соседки, которая котов подкармливала в моё отсутствие. Поблагодарив, прячусь в своей крепости.

Воскресенье пролетает в ленивом отдыхе и восстановлении душевных сил.

Первая неделя декабря начинается в каком-то бешеном темпе. Шеф покупает туристическую путёвку для своей жены в подарок. И, дабы спокойно с ней отдохнуть, хочет закрыть все свои дела, процессы и сделки. Соответственно, и мне приходится оставаться с ним и работать сверхурочно. Я не против, дома меня никто не ждёт, а деньги лишними не бывают.

И потом, лучше уставать на работе и загружать себя, чем думать о Бессонове, о словах его отца, и скучать по тем семейным выходным. Потому что мне очень понравилось гостить у них. Слушать истории из детства Ромы, разглядывать многочисленные детские фотографии. На каждой из них я видела собственного ребенка.

Беременность протекает тоже неспокойно. По утрам мучает токсикоз. Я очень раздражительна и плаксива. Могу ни с того ни с сего наорать на коллег, что стоят просто возле стойки и громко разговаривают или мельтешат, проходя туда и обратно. Иногда меня переполняет гнев, и я буквально сбегаю в курилку, просто чтобы остудить себя. Хожу из стороны в сторону, глубоко дышу и сжимаю-разжимаю кулаки. В такие моменты Рахлин меня Халком зовёт.

Среда немного меняет распорядок дня. Генерал собирает юристов в конференц-зале. Я, как верный оруженосец, плетусь с аналитическими отчётами следом за Рахлиным. Дабы предоставить большому начальнику информацию о проделанной работе. Предоставлять будет Натан, я только подавать нужные документы и файлы. Говорю же, оруженосец. Санчо Панса, блин.

— Привет, — улыбается Дашка, пробираясь ко мне. — Я поблагодарить хотела. Меня на постоянку к Игорю Валерьевичу взяли.

— Поздравляю и сочувствую, — хмыкаю, сжимая её локоть. Игорь Валерьевич, или древний старец, как его называет мой шеф, юрист очень старой закалки. Ужасно сварливый, дотошный и мелочный товарищ. Но зато как адвокат хороший, иначе бы его тут не держали.