— Ты бы тапки надела или носки, — ворчит, показывая на мои босые ноги.

— Спасибо, Ром, — совершенно искренне и немного слезливо выдыхаю. Он аж замирает и брови хмурит.

— Реветь собралась?

— Это всё из-за терапии, — машу перед лицом ладонями, высушивая собравшуюся в глазах влагу.

— Своё спасибо отработаешь, — шагает ко мне, бровями играет. — Можно ротиком, я не привередливый.

— Роман Геннадьевич! — фыркаю и бью по груди. А он гогочет.

Дёрнув плечом, ретируюсь обратно на кухню.

И ведь плаксивость мою остановил. Пошляк!

Роман Геннадьевич остаётся со мной на обед, который он же по дороге и забрал из какого-то ресторана. Мы выбираем нейтральную тему — работу. Мужчина хвалит меня, особенно за Горцева, с которым он заключил долгосрочный контракт. Намекаю, что благодарность принимаю премией, на что шеф опять всё переводит на тему секса и пошлит.

С глупой улыбкой провожаю его. И, наконец, остаюсь совершенно одна. На целых пять дней.

Я люблю своё одиночество. Люблю свою квартиру и двух котов. Могу не выходить из дома несколько дней, что, собственно, и делаю. Вдоволь сплю, читаю отложенные книги, смотрю сериалы взахлёб.

За эти дни мама несколько раз звонит, спрашивает, как я и нужна ли мне помощь. Она, конечно, вместе с остальным семейством осуждает, но всё равно любит меня и переживает. Сестра порывается приехать, но я её не пускаю. И пусть Настя уже выздоровела, лучше перестраховаться. Я себя знаю, ко мне ОРВИ липнет за десять километров. Помню, ещё при первой беременности просто вышла на рынок мандаринов купить. Вернулась, и к вечеру температура поднялась. Повторения мне не надо.

Обо мне не забывает и шеф. Пару раз отправил доставку моих любимых роллов. А Генерал пропал. Ну, собственно, чего я от него ждала? Один раз оказал помощь. Причём очень оперативную. Продуктами меня снабдил на всю неделю. Предлагал звонить, если нужна помощь. Я не звоню, соответственно и он своими делами занимается. Тем более рабочая неделя началась, а он человек занятой.

Самое дурацкое и тягомотное в моём состоянии — это ждать. Ждать и не волноваться. И это два взаимоисключающих фактора. Потому что из-за ожидания я накручиваю себя и думаю о самом плохом, от этого волнуюсь и нервничаю. Сама себя ругаю, ведь нельзя! Матка начнёт сокращаться. И плакать, кстати, нельзя по этой же причине. А как тут не плакать, когда накатывает? Из-за побочек или из-за сцены душераздирающей в книге. Лучше бы детские сказки читала вместо этих любовных романов. И авторы — суки! Предупреждение надо вешать «Осторожно стекло». Чтоб такие как я, впечатлительные, не ревели полночи.

В общем, очень чувствительный орган нужно беречь. И мою ныне тонкую душевную организацию тоже. Наверное, собственное заточение и безделье делают меня слабой.

Как же хорошо, что «отпуск» заканчивается. И этим утром я бодро собираюсь на работу. Предвкушаю, как ворвусь в мир большого бизнеса. Как сяду за своё любимое кресло. И... Возможно… Увижу Генерала. Он редко к Натану спускается, конечно. Предпочитает всех к себе на вершину вызывать. А вдруг!

В общем, ровно в без пятнадцати девять я влетаю на крыльях радости в вестибюль родного бизнес-центра. Правда, останавливаюсь возле турникета с несрабатывающим пропуском и глупо таращусь на незнакомых охранников.

Неужели за пять дней меня уволили-таки?

— Отойдите от турникета, вы загораживаете путь, — басит незнакомый бодигард.

— Я Ланская Валерия! Помощница Рахлина! — раздражаюсь, тыча пропуском.

— Пропуск недействителен, пропустить не имеем права, — вторит его товарищ.

— Твою мать! Я вам сейчас такое право покажу! — рычу себе под нос и вытягиваю телефон.

— Ты уже вышла? — возле меня останавливается Роман Геннадьевич. Слишком близко останавливается. Буквально грудью на спину давит и окутывает своим терпким парфюмом.

— Вышла, — облизываю губы, чувствуя очередной прилив. Только не сейчас, женщина! — Пропуск не сработал. Сейчас узнаю в отделе кадров.

— Пойдём, — мужская ладонь ложится аккурат на поясницу, даже немного на ягодицу влезает.

— Руки, Роман Геннадич, — шиплю.

Слухи слухами, но всё же не столь явственно демонстрировать. Ладонь смещается чуть выше, но никуда не девается.

Он кивает вышколенным бодигардам и, пропустив меня вперёд, подталкивает к лифтам.

— Доброе утро, Роман Геннадьевич, — к нам в кабину залетает Вика. Цепким взглядом сканирует, благо шеф меня больше не касается. — Привет, Лер, а чего в маске? Заболела?

— Меры предосторожности, — бурчу флегматично.

— Ноябрь. Сезон гриппа. Нам болеть нельзя.

Вика волосы поправляет, продолжая таращиться на генерала. И почему меня раздражают её взгляды? Он мужчина видный, грех не посмотреть. Отворачиваюсь от этих двух к зеркальной части стены.

Стягиваю шарф, маску снимаю. Поправляю ворот белоснежной блузки. Всё утро выглаживала, чтобы красиво стоял. И ловлю взгляд босса в отражении. В зеленых глазах притаилось что-то порочное. Аж опять в жар бросает. И Вика тут совсем не к месту, палит нас.

Кабина, наконец, останавливается, и двери бесшумно разъезжаются. Брюнетка нехотя выходит, буркнув что-то напоследок. И как только нас отрезает от вездесущих коллег, Рома за локоть на себя тянет и впивается в губы. Голодно, жадно. Целует развратно. Всё забирает: и тихий вздох, и последние крохи кислорода. В волосы зарывается и тщательно зализанный высокий хвост распускает. Жаром меня топит и к своему бронированному телу прижимает.

Лифт на тридцать четвертом этаже останавливается. Двери медленно в стороны отъезжают, мужчина разрывает объятья. Отступает на два шага. Так легко и спокойно.

Стараясь унять бешеное сердцебиение и отдышаться, распрямляю плечи. Медленно выбираюсь в некой растерянности и разочарованности. Разворачиваюсь уже в коридоре, о резинке для волос вспоминаю, что осталась у него. Рома будто без слов понимает, в нагрудный карман убирает. И двери нас отрезают.

— И что это, чёрт возьми, было? — спрашиваю в пустоту и, дойдя до своего рабочего места, падаю в кресло. — Вот тебе и первый рабочий день без нервов…

С этого самого поцелуя мы с Генералом больше не видимся всю неделю. Он улетает в командировку в Москву, об этом мне рассказывает Рахлин. И вообще, Натан ведет себя слишком подозрительно, всё пытается выяснить: спала ли я с генералом или нет. Ещё один сплетник на мою голову!

К слову, именно шеф и рассказывает мне об изменениях в компании. Оказывается, Бессонов некую крысу ищет, вот и обновил тут всё. Начал с охранной системы и программного обеспечения, то-то я удивилась, когда на своём компьютере обнаружила кучу новых программ и другую почту. Грешным делом, хотела уже Дашу, что меня заменяла, обматерить.

Кроме прочего, внедрил в штат тайных осведомителей, лиц которых даже мой шеф не знает. И это всё большой секрет, проболтаюсь хоть кому-то — нас вместе с Натаном посадят в одну одиночную камеру. Меня, конечно же, шефу не жалко, а вот Цветочек потери мужа не переживёт. Поэтому держим всё в тайне.

Мы, к слову, тоже без дела не сидим. В отсутствии Генерала копаемся в архивах, ищем дело Калининой. Натан даже свой допуск в базы мин.юста, оставшийся со времен его работы в министерстве, даёт. И связывает с контактом из Арбитражного суда Петербурга.

В перерывах между основной работой я шерстю эти самые базы, договариваюсь с контактом шефа. Мужчина по старой дружбе соглашается пустить в их архивы, но только в начале декабря. Видите ли, сейчас у них какие-то проверки.

Не отчаиваюсь, время до Нового года у нас есть. Сделаю Рахлину вместе с Бессоновым подарок под ёлочку. Получу свою премию за спасение чужих яиц. Глядишь, шеф мне за избавление от клиента не только коляску купит, но и кроватку. А что? Тоже неплохо.

В общем, десять заветных дней с момента трансплантации пролетает совершенно незаметно. Здоровье не подводит, стрессов никаких нет. Не знаю, что сделали боссы, но Саркисов не появляется на нашем этаже и не мозолит мне глаза.