Меня сильно интересовал непонятный шар энергии под землёй. Поэтому я быстро переместился к месту, ближайшему к этому непонятному куполу. Это была комнатка, больше похожая на сейф и оборудованная целой кучей всяческих ловушек — от ядовитого газа и взрывчатки до автоматического перемещения, да-да, в то самое жерло вулкана. Вот только Шнырька уже поотключал всё это нахрен. И теперь это просто пустая коробка перед большой дверью из дорогущего мифрила.

Я с чувством собственника погладил по ней, представляя, сколько всего полезного сможет сделать Крендель, когда её переплавит. И без затей саданул кулаком, срывая сверхнадёжный замок. Сто ступенек вниз и…

— Шука-шабака… — снова выдал Шнырька, но на этот раз широко улыбаясь.

— Думаю, камрад Крендель абсолютно разделит твои эмоции, — покачал головой я, рассматривая раскинувшуюся передо мной артефактную мастерскую, подобной которой я в этом своём жизненном воплощении ещё никогда не видел.

Кажется, производство, артефактное производство Рода Галактионовых только что вышло на совершенно другой уровень.

— Спасибо тебе, ирокезный дятел, за такой шикарный подгон!

Вселенная Скверны

Неназываемый висел в пустом пространстве, омываемом волнами изумрудной энергии. Все его чувства сейчас обострились, и практически каждое из них испытывало настоящее блаженство.

Глаза — от лицезрения волн этой прекрасной изумрудной энергии, уши — от нежной музыки, что лилась вокруг него, как будто из ниоткуда, одновременно убаюкивая и ободряя. И даже запах в кои-то веки отличался от запаха тлена и раздражения, которые окружали Тёмного Бога последние тысячи лет его существования.

Он словно попал в детство, когда он ещё был человеком. Ну, до того ужасного детства, которое сделало, в конце концов, из него этого самого Тёмного Бога.

Нет, это были ощущения того младенчества, когда рядом были тёплые руки матери, бесследно исчезнувшей из его жизни очень рано. Да, именно на это было похоже нынешнее ощущение, как будто он находился в мягких и тёплых руках заботливой матери, которая желает ему только добра, и ничего больше.

Приятное тепло разливалось по его членам, добавляя комфорта, а на пике доходя до неистового оргазма, который наступал снова и снова, пока Тёмный Бог, внезапно превратившийся в обычного маленького человека, окончательно не был изнурён.

Хотя изнурение тоже было приятное, примерно как после тяжёлой физической нагрузки сделать расслабляющий массаж и принять тёплую ванну. Абсолютно всё вокруг было пропитано спокойствием, удовлетворением, и даже удовольствием. Исчезли — страх за будущее, опасение настоящего и горечь прошлого, которые преследовали Неназываемого в последнее время. Осталась теплота, радость и надежда.

Нет, даже не так — не надежда, а полная уверенность в том, что с этого момента у него всё будет только хорошо, и никак иначе.

Неназываемый расслабился и отдался удовольствию, когда в какой-то момент в голове у него появились образы. Они медленно и чрезвычайно бережно исследовали его мозг, его энергетическую структуру, как будто изучая и подстраиваясь так, чтобы было комфортно ему, Неназываемому.

После чего образы трансформировались в мягкий женский голос — голос его матери, который он всё ещё помнил. Голос, что пел ему колыбельные песни, когда он не мог заснуть… Голос, что был последним приятным моментом его последующей жизни, которую больше можно было назвать войной за существование.

— Здравствуй, сын мой, — таковы были первые слова.

— Мама?

Неназываемый, при всём своём нынешнем расслаблении, всё-таки оставался одним из самых сильных и долгоживущих Тёмных Богов. Он знал, как всё это работает, и меньше всего верил в то, что сейчас с ним разговаривает его настоящая мать. Он пытался найти её душу, уже будучи богом, долго пытался и тщательно. Он ходил к Моране, спрашивал Скульптора, даже обращался к самой Предвечной, но никто из них не смог помочь Неназываемому соединиться со своей матерью.

И всё это было в его родной Многомерной Вселенной. Что же говорить тогда про эту Вселенную, в которой он находился в настоящий момент? Откуда здесь было взяться его матери?

Но, несмотря на это, что-то, о существовании чего он забыл давным-давно, внутри него верило и надеялось, что мать жива и что она рядом.

— Нет, я не твоя мать, — неизвестная собеседница не стала вводить его в заблуждение, и сразу расставила все точки над «и». — Но я могу ею стать, если ты этого хочешь, конечно же.

— Стать? — удивился Неназываемый, непонятно чему больше: тому, что с ним не пытаются играть в иллюзии, или же этому странному предложению.

— Да, я могу быть всем, чем ты захочешь. Прямо сейчас у меня нет доступа к душе твоей матери. Но если мы подружимся, и я получу доступ к Многомерной, то первое, что сделаю — найду её душу и верну тебе в целости и сохранности.

— Что? Да как ты можешь это сделать? Величайшие Боги Смерти моей Вселенной не смогли её найти, — удивился Неназываемый.

В словах собеседницы и в её спокойствии прорезалась явная нотка презрения.

— Сильнейшие? Они ничто по сравнению со мной… и с тобой, если ты станешь моим другом. Ты сможешь их уничтожить в один момент. Ну, или заставить ползать на коленях, целовать твои ноги, умоляя оставить им жизнь. И они, уж поверь мне, подпишутся на вечное рабство, влача жалкую жизнь, полностью зависимую от тебя и твоего слова. Вот как всё будет, если ты поступишь правильно.

— «Поступишь правильно»? — ответил Неназываемый, задумавшись.

Почему-то у него не было сомнения в словах неизвестной собеседницы. Он знал, что всё, что она говорит, — правда, и ничего кроме правды. Что всё, что она сейчас обещает, обязательно выполнит.

Если она сказала, что поднимет его выше всех богов Многомерной, значит, так оно и будет. Осталось лишь принять правильное решение.

— Кто ты? — всё-таки задал свой вопрос Неназываемый, хоть и прекрасно знал на него ответ.

— Ты сам знаешь, — рассмеялась незнакомка.

И этот смех, похожий на звон колокольчиков, больно отразился в, казалось бы, уже мёртвом сердце Неназываемого. Это был смех его давно умершей матери.

— Скверна… Тебя зовут Скверна.

— Правильно, мальчик мой. Меня зовут Скверна. Но ты можешь называть меня как захочешь.

— Мне нравится имя Скверна, — задумчиво ответил Неназываемый. — Я уже к нему привык.

— Вот и хорошо. Но мне не нравится имя Неназываемый. Что это за имя для тёмного мальчика? Тем более, что настоящее имя ОНА тебе всё же дала. Почему ты не используешь его?

Неназываемый вздрогнул. Она, то есть его мать, действительно дала ему человеческое имя, которое он перестал использовать, сначала обходясь вообще без имени, а потом, вырастив на вселенском уровне легенду, опираясь на то, что лучше не вспоминать его имя всуе, иначе у произнёсшего будут большие проблемы.

Так, собственно, он и старался действовать до последнего времени, пока в его жизни появился этот Охотник.

— Дрейк… Мама назвала меня Дрейком, — выдавил из себя Неназываемый, которое он не то, что не произносил, а которое давно забыл.

— Очень красивое имя. Мне нравится. Я буду называть тебя Дрейком.

И снова от Скверны понеслись такие лучи добра и любви, что от переполнявших его эмоций Неназываемый… точнее, уже Дрейк, едва не захлебнулся от восторга.

— Что от меня нужно для… — Дрейк сглотнул, подбирая слова, — для нашей дружбы?

— Ничего особенного, мой милый, — ласково прошептала Скверна. — Просто впусти меня в себя полностью и без остатка. Мне потребуется некоторое время, дабы понять, как мы можем вернуться в Многомерную Вселенную и отомстить всем тем, кто посмел обидеть тебя, мой милый мальчик.

— Полностью? — в затуманенном мозгу Дрейка вспыхнул предупреждающий сигнал. — Но как же я? Как же моя личность?

— Хороший вопрос, мой мальчик, — Скверна абсолютно не была смущена подобным недоверием. — Смотри сюда… и смотри внимательно.