Этот вечер навсегда останется в моей памяти. Я чув­ствовал губами и всем лицом его прохладное прикос­новение. Мне хотелось обнять степь, прижаться к ней щекой, как к теплой руке матери, и застыть так. Я с любовью смотрел на темнеющее небо со светлой полос­кой у горизонта, на зубчатые горы, розоватые у вершин, на серое, как из лучшей стали, озеро, на город, горящуй, как огромная иллюминация. Город и озеро сотворены руками наших отцов и нашими руками. А раньше здесь только свистел одинокий ветер да пушились мелкие одуванчики. Паслись кое-где редкие верблюды, стояли одинокие юрты. А сейчас? Смотрите, какое все-таки чудо!

С собой я взял приемник. Сейчас включил его и пой­мал Алма-Ату. Передавали концерт танцевальной му зыки. Это я люблю. Всякие там румбы, фоксы по мне. Пританцовывая в такт музыке, мы подошли к лодоч­ной станции. Старик с темными от смолы пальцами по­смотрел на мой приемник и полушутя, полусерьезно проговорил:

— Смотри, парень, не увлекайся там на воде музы­кой, а то черная рыба утащит под воду.

Я засмеялся и, оттолкнувшись от причала, изо всех сил стал выгребать подальше от берега, туда, где, по легенде, стрелой выбрасывается из воды черная рыба. Говорят, что ударом хвоста она может перевернуть любую лодку, и человек тонет, даже если он умеет пла­вать.

Лодка скользит по глубокой глади. Скользит бес- . шумно, и кругом тишина. Только вдали гудит мой го­род. Солнце, которое уже только наполовину видно из- за вершин Булаттау, окрасило дома в оранжевый цвет.

Огромные пятиэтажные дома дрожат в мареве и кажут­ся миражем. Они вдруг превращаются в сказочные двор­цы с золотыми окнами.

На миг я позабыл все на свете. Мне показалось, что я плыл по морю несколько месяцев, и вот, наконец, из тьмы вырос прекрасный город. Я в восхищении рассмат­риваю его тонкие, как иглы, минареты, вонзающиеся в небо, слышу через призывный крик муэдзинов, как за­тарахтел арбакеш на вислоухом ишаке; пробежал по пустынной улице босоногий дивана с толстым посохом в руке, выкрикивая свое мистическое слово «хак!»

Ну, конечно же! Это великий город Шам, тысячелет­ний, древний и мудрый... Султан торопится по тесным кривым улочкам, обгоняя семенящих в парандже жен­щин, сгорбившегося старца с черной тюбетейкой на го­лове Кайрши. У старика дрожит протянутая рука. У не­го пересохли, потрескались губы, и он не может произ­нести привычное «ради аллаха!»

Открывают лавки толсторожие купцы. А я иду даль­ше и дальше. И вдруг узкий темный переулок выбра­сывает меня на залитую солнцем базарную площадь.

Звеня узорными бубенчиками, проходит караван. Бахалши в разноцветных толстых халатах ведут под уздцы высокомерных верблюдов. Караван встречают высокие стражи с кривыми секирами в могучих руках.

У торгового ряда шумно. Бьют в громкие бубны, за­вывает длинная кернаи, оповещая весь базарный люд, что из Багдада прибыл известный купец.

Ух ты! Прямо из толпы, приплясывая, вышел факир. Темное лицо обманщика и гипнотизера спокойно и пре­зрительно. Смотри, смотри! Из его рта выползает чер­ная змейка с розовым дрожащим язычком. Ведь она может ужалить!

Я резко отпрянул и вдруг услышал плеск. Замечтав­шись, я уронил в воду весло. Пришлось вернуться в ре­альность и доставать уплывшее весло другим. Хорошо, что мы были уже у берега. Пока я возился, в городе на­чали вспыхивать не яркие еще электрические огни.

— Ты на своей лодке, как шахмаран, плывущий по Красному морю...— сказала Ольга недовольно. Она, вер­но, почувствовала, как я от нее далеко.

— А ты как балерина в белом платье,— засмеявшись, сказал я и добавил: — Слушай, балерина, поедем на ост­ров, он тут недалеко. Но Ольга молча покачала голо­вой. Тогда я сложил весла и выпрыгнул на песок.

— Почему ты не хочешь? Ведь всегда мечтала по­бывать на острове,— я схватил девушку за талию и под­толкнул к лодке. Но она вырвалась из моих рук и ска­зала:

— Ты меня опять путаешь с кем-то. Я никогда с .то­бой не говорила об острове. Я не Пятница. Притом уже ночь. Сейчас на острове можно встретить жезтырна- ков — так говорит твоя Хадиша.

— Опять ты за свое. Оставь ты Хадишу в покое! — крикнул я.— Ну, не хочешь на остров, давай посидим на берегу.

Мы сели на песок, который еще был теплый. Я взял ее за руку. Пальцы у нее были длинные и гибкие, как у скрипача. Ни за что не подумаешь, что Ольга инже­нер. Улыбнувшись, я шутливо сказал:

— А знаешь, где я сегодня побывал? В стране Шаме!

Я скорее почувствовал, чем увидел, как она встрепе­нулась.

— В Шаме? Значит, опять думал о своей Хадише, пусти меня, я пойду к автобусу.

Она была по-настоящему рассержена.

Я обхватил руками ее за плечи и прижался к губам. Честное слово, я первый раз целовал девчонку. И до сих пор еще не понимаю, как решился на это.

Она вырвалась и побежала.

— Теперь не убежишь от меня, Оленька! — закри­чал я, бросаясь за ней.

Несколько раз я почти настигал ее, но она круто сворачивала в сторону, и снова я оказывался позади. Наконец Ольга запнулась за какой-то корень и упала в траву. Я опустился рядом.

— Ольга, какая ты красивая! — с восхищением про­говорил я.

Она молча взяла меня за руку и доверчиво прижа­лась к ней щекой. Потом мы перевернулись на спину и долго смотрели в небо.

Одна за другой вспыхивали звездочки. И с каждой но­вой звездой темнело небо, пока не стало густого синего цвета.

— Ольга, мне кажется, что сейчас, если загадать, сбудутся все наши мечты! — засмеялся я.

— Давай,— сказала она.— Загадывай...

— Загадал!

— Сбудется,— сказала Ольга так серьезно, будто это от нее зависело.

— А кого ты любишь?

— Есть такая девушка, красивая, умная...

— Брюнетка?

— Блондинка.

— Как ее зовут?

— Оля!

Оля засмеялась и встала. А я продолжал сидеть и вдруг почувствовал себя настоящим хозяином всей этой красоты. Я даже зажмури'лся и стал слушать, какая ти­ шина. Только чуть слышно звенело в ушах. Сколько так продолжалось, не знаю. Я совсем забыл об Ольге и вздрогнул, когда она осторожно дотронулась до мое­го лба. .

— Султан,— сказала она,— Сул-тан-чик, мы же про­пустили последний автобус. Пойдем!

Когда мы приехали, Антона Ивановича дома не было. Он уехал в дом отдыха на ту сторону озера и обещал вер­нуться поздно.

Мы сидели, болтали, пили чай. Потом Ольга подош­ла к большому приемнику и покрутила ручку. Сначала хаотичный шум, какой-то треск, и вдруг тихая, удиви­тельно нежная мелодия полилась из радиоприемника. Ольга сделала чуть погромче и, подойдя ко мне, села рядом. Мы долго молчали. Потом она взяла меня за руку.

А что же дальше? — думал я, прислушиваясь к му­зыке.— Все так и будет. Вы, Султан Омаров, будете ходить в незаслуженных героях, и все будут знать об этом и смеяться за спиной. В конце концов сам к себе потеряешь всякое уважение. Я подумал, что есть та­кая русская пословица — береги честь смолоду. Честь смолоду.

Я встал и сказал, что мне надо уходить. Мы вышли с Ольгой из дома и не успели завернуть за угол, как ми­ мо нас проехал в своей «Волге» Антон Иванович.

— Вернемся? — сказала Ольга.— Еще раз попьем с отцом чаю.

— Нет! Я тебе разве не сказал, что он меня вчера здорово пробрал...

— Железной теркой,— засмеялась Ольга.— Это он умеет... А за что?

— За Айдаргалиева. За то, что я недоволен его по­мощью...

— Помощь помощи рознь,— задумчиво проговорила Ольга.— Помнишь, после того разговора с тобой я ему так и сказала. Он ведь как что, сразу говорит, что за уши тянул тебя к славе.

— Вот я и хожу сейчас вислоухим ослом!

— Ну, по-моему, ты перегибаешь,— Ольга чуть за­метно усмехнулась.

— Ты намекаешь на то, что мне твой отец предло­жил дать новый рекорд?

— Хотя бы!

— Хватит рекордов, работать надо,— зло сказал я.

— А рекорд не работа? Рекорд — это значит верх мастерства в работе,— убежденно сказала Ольга.— Хо­чешь, я тебе помогу? Весь цех поможет.

— Когда все помогают, это не рекорд.