Зеин Жунусбекович Шашкин

Перевод с казахского: В. Буренкова

Дата публикации: 01.11.1964

Сегодня в моей жизни произошло нечто невероятное. Я ударил старого и, как у нас на заводе все считают, очень заслуженного человека — сторожа из шихтового двора. Да нет, даже и не ударил, а схватил его за шиво­рот и выбросил на улицу. Словом, ко мне пришел гость, а я его выгнал. И еще одно: именно этот старик должен бы, по идее, стать мне после матери самым близким че­ловеком на свете, а я так с ним поступил! И сделал это в ответ на дружбу, которую он предложил мне вполне искренне. Я, помню, еще крикнул: «Убирайся, шайтан, чтоб ноги твоей здесь не было! Увижу — убью!» А са­мое-то, самое скверное во всем этом: я вовсе не считаю себя виноватым и если придется, то готов повторить все сначала.

Однако пора перестать интриговать читателя. Надо рассказать все по порядку, но начинать придется изда­лека, ибо это совсем не простая история. Дело не в том, что я чрезмерно вспыльчив или горяч, нет, конечно. Ча­сто бывает так: надо поругаться, а я стою как столб и молчу. Зато бывает и наоборот: надо молчать в тряпочку, а я поднимаю хай на весь цех. Потом самому неудобно, даю зарок, ругаю себя, а назавтра повторяется все с са­мого начала. Или вот еще: люблю мечтать. Приду вече­ром усталый, надо спать, а я сижу у себя в комнате на подоконнике до полуночи и то в Москве себя воображу, то в Лондоне, а то и по Луне прогуляюсь, а раз вообра­зил себя даже в сказочном городе Шаме, но об этом по­том. Это тоже не просто.

Но что ни говорите, а серьезности у меня не хватает. Правда, не все это замечают, потому что внешне-то я парень ничего. Произвожу в общем неплохое впечатле­ние. Особенно на девушек. Не знаю почему, но многим из них нравятся парни высокого роста. А я, когда пойду слу­жить в армию, наверняка стану правофланговым. Ольга, дочь нашего директора, когда приехала из института на первые каникулы и увидела меня, от удивления даже рот открыла:

— Султанчик! Как ты вырос! Высокий стал, строй­ный...

Ну если говорить про мое лицо, то особенно тут хва­литься, прямо скажем, нечем. Обыкновенное лицо. Но зато шевелюра, шевелюра! Волосы иссиня-черные и вьются.

По моим словам вы можете подумать, что зеркало занимает в моей жизни важное место. Но это не так. Я даже бриться натренировался без зеркала, на ощупь. Воткну свою «Неву» в розетку, ну и пошел. Получается лучше чем у парикмахера. Если взять описание казаха, сделанное лет сто назад, то я мало похож на него. Видно, со временем все изменяется, даже человеческие лица. Но это особый разговор, а я ведь хочу рассказать о себе — вернее, о последнем годе своей жизни. Он у ме­ня переломный.

До этого я жил незаметно и ровно. Кончил десяти­летку и стал работать сталеваром на заводе. И была моя жизнь в это время похожа на трамвайную линию из трех остановок—дом, завод, театр. А потом мой трам­вай сошел с рельс и покатился под откос. Вы, конечно, догадались, что виною была девушка. Звали ее Хадиша. Была она похожа на тростинку: высокая, с длинными, худыми, как у мальчишки, ногами. Лицо у нее было очень смуглое и круглое. Родом она из баян-аульских гор. Откуда и моя мать. Кажется даже, что они с ней из одного рода.

Хадиша рано осиротела и воспитывалась у старшего брата. Окончила ФЗУ и стала работать у нас на заво­де крановщицей. Вначале она познакомилась не со мной, а с мамой. Не знаю, чем она покорила старушку, так что та в ней души не чает. Несколько раз уже говорила, чтобы я женился на Хадише.

— Лучшей невесты, сынок, не найдешь,— говорит она мне.

Я с матерью не люблю спорить. Но жениться... Ну конечно, Хадиша хорошая девушка. Но хороших деву­шек сколько угодно. Не на всех же на них жениться! Я женюсь на той, без которой мне и белый свет будет немил.

Мои друзья из бригады почему-то считают ее чудач­кой. Их удивляет, что взрослый человек не может уйти из ребяческого мира сказок,— Хадиша их знает очень много и любит рассказывать всякому, но я-то совсем не удивляюсь этому. На меня и самого иногда находит что- то подобное. .

Вчера после оперативки, когда половина людей уже ушла в цех, Санька, которого мы зовем за его длинный язык балаболкой, через всю комнату закричал мне:

— Слушай, Султан, а где же твоя чудачка? Она что, Не должна сегодня работать? Ты ее освободил?

Хотел я ему дать оплеуху, но удержался. Удержался потому, что рядом стояла Ольга. Она смотрела на меня и ждала, что я отвечу.

И я ответил:

— Ты, Санька, придержи свой язык. А то болтается он у тебя, как козий хвост. Хадиша увидит и острижет.

Все засмеялись. А Санька сделал такое лицо, как будто и не слышал моих слов. Но я-то знаю его. Он с ответом долго ждать не заставит. Теперь надо быть на­чеку.

Когда мы с Ольгой спускались по металлической лестнице во двор, она вдруг спросила:

— Султанчик, а кто же она, эта твоя девушка? У неt что, в самом деле...— и еще покрутила пальцем у виска.

Меня сразу бросило в жар. Я пробормотал что-то и потом всю дорогу, пока мы шли по двору в цех, молчал. Ольгу я знаю с детства. Особенно мы подружились с ней после смерти моего отца — кладовщика сталелитейного завода.

Тогда мать пошла к директору завода и попросила работы. Директор и был отцом Ольги. Он помог матери устроиться уборщицей в контору. Все вроде бы началось улаживаться. Но беда никогда не приходит одна. Осенью умерла и сестренка. Ее унесла та же болезнь, что и отца. Очередь была за мной.

Но я решил не сдаваться. По совету врачей стал за­ниматься спортом, закалялся, обливался холодной во­дой. До снега ходил без шапки. Ольга — она была со­седкой по парте — завидовала моей закалке. Однажды мы возвращались с ней из школы. Был ясный солнечный день, со снегом и морозными искрами. Домой идти не хотелось, и мы лениво брели с ней по тротуарам, пи­ная ногами ледяшки. Вдруг Ольга остановилась и ска­зала:

— Султанчик, давай пойдем к нам. Поиграем в ог­раде в снежки.

Пошли. У ворот нам встретился высокий полный муж­чина в желтом кожаном пальто и большой серой папахе. Ольга, размахивая портфелем, кинулась к нему. Муж­чина подхватил ее и легко подбросил в воздух. У меня защипало в носу. Меня так уже никто не подбросит. Мужчина с Ольгой на руках подошел ко мне и спросил присматриваясь: .

— А как, джигит, зовут тебя?

Я не успел ничего сказать, как затрещала Ольга:

— Это, папа, мой самый, самый лучший друг. Зовут его Султанчик. Мы и сидим с ним за одной партой, и не деремся совсем...

— Ну, даже! А как твоя фамилия? — спросил Оль­гин отец, также внимательно разглядывая мое лицо.

— Омаров.

— Ах! Ома-ров... Ну-ну! Похож на отца. Похож! Ну, будем знакомы! — он серьезно протянул мне большую сильную руку.— С твоим отцом мы были давние друзья. Ты заходи к нам почаще. Не стесняйся...

С того дня я стал в их доме частым гостем. Можно даже сказать, я у них жил. Олина мама тоже полюбила меня. Если я несколько дней подряд не заходил, она бес- покоилась, посылала Ольгу узнать в чем дело.

Вот почему я сейчас обиделся — и Ольга туда же! Я считал это ударом ниже пояса. Поэтому я молчал всю дорогу,— а двор был длинный,— и только уже на лест­нице сказал ей:

— Что это она никому из вас покоя не дает? Зави­дуете, что ли?

Теперь пришла очередь ей покраснеть. Она ничего не ответила. Но когда мы вошли в стеклянный коридор, соединяющий кабинет начальника с цехом, Ольга оста­новилась и спросила:

— Ты что? Любишь ее?

— А если и люблю, что тогда?

— Ну и люби себе на здоровье! — крикнула она и пошла вперед. Каблуки ее звенели о металлический пол. Мне нравилось смотреть на ее походку. Я читал, что поэты сравнивают походку женщин с полетом птиц. Точ­но. Стоит только один раз посмотреть на Ольгу.

А у самой мартеновской печи Ольга обернулась ко мне и спросила:

— Султанчик, она очень красивая?