– В последнее время он заметно пошел в рост и буквально выедает нас из дома. А Руби уже делает первые шаги.

Питерсон открыл дверцу огромного металлического холодильника и достал бутылку молока. Эрика обратила внимание на старые фото УЗИ малышей, по-прежнему прикрепленные к дверце магнитом, привезенным из Венеции. В какой-то момент их отношений Эрике показалось, что они могут перерасти в нечто серьезное и она подумает о том, чтобы родить, пока не станет слишком поздно, но поздно все-таки стало.

– Как Игорь?

Эрика покосилась на Шерри. Поглощенная отправкой текстового сообщения, та сосредоточенно наморщила лоб.

– Прекрасно. В общем, хорошо. У него выходные на все рождественские праздники.

– Счастливчик, сукин сын. Машинисты метро получают безумное количество выходных.

– Думаю, это отчасти компенсация за всех тех, кто бросается на рельсы.

– Ты уезжаешь в Словакию, не так ли?

– Э-э… Да. – Эрика вспомнила про письмо, что лежало у нее в бардачке. Она заметила, что Шерри теперь крутится возле стола и наблюдает за ними. – Верно. Давайте возьмем у вас показания, – спохватилась Эрика, включая полицейского.

– Присаживайтесь, – предложил Питерсон, убирая со стола детские игрушки.

Шерри уселась на хозяйский стул. Когда Питерсон приготовил чай и кофе, они с Эрикой заняли места по обе стороны от нее.

– Где вы работаете?

– Я устраиваю вечера кабаре в клубе недалеко от Лондонского моста. «У Брайсона». Знаете это место? – Эрика и Питерсон отрицательно покачали головами. – Вообще-то, оно хорошо известно. Я конферансье. У нас выступают комики и фокусники. Я еще и профессиональная певица. Вам обоим стоит заглянуть в наше заведение. У нас довольно много посетителей. Tripadvisor называет нас одним из самых популярных кабаре в Лондоне.

– Когда вы в последний раз видели свою соседку? – спросила Эрика.

Шерри слегка ощетинилась из-за того, что Эрике, похоже, не хотелось больше слушать о «Брайсоне».

– А что у нас сегодня? Понедельник. В последний раз я видела ее… в субботу днем, она проходила мимо моего окна.

– Что она делала?

– Я же сказала, она проходила мимо окна. У нее в руках были пакеты с покупками и маленький несессер.

– Несессер для косметики? – уточнила Эрика.

– Да. Для чего же еще нужен несессер.

– Вы можете вспомнить, в котором часу это было?

– Я не знаю… около двух пополудни.

– Вы с ней часто разговаривали? Вы сказали, она переехала совсем недавно?

– Да. Мы встретились на улице несколько недель назад, и я представилась. Вот тогда-то она и сказала, что ее зовут Мари или Мэри… полагаю, вы, как полиция, сможете узнать ее полное имя. Я рассказала ей о «Брайсоне» и даже предложила контрамарку, но она отказалась в довольно резкой и пренебрежительной форме.

– Контрамарку? В смысле, пригласительный билет? – спросила Эрика.

– Да. Я предложила ей бесплатный билет, если она приведет друзей. Может, она подумала, что я слишком напориста, но у меня такой стиль. И нам всегда нужны зрители в клубе.

Наступила пауза, пока Эрика записывала показания. Шерри схватила кубик Рубика, который примостился на краю большой вазы с фруктами. Она лениво повертела его в руках, а затем попыталась отодрать одну из цветных наклеек. Казалось, она только тогда и заметила, что на указательном пальце ее правой руки отсутствует розовый акриловый ноготь. Питерсон улыбнулся и, забрав у нее кубик Рубика, положил его на полку позади себя.

– Вы знаете, сколько лет было Мэри или Мари? – спросила Эрика.

– Я бы предположила… чуть за сорок? Когда она только переехала, выглядела как настоящая оборванка, растрепанная такая. Но когда я встретила ее в субботу, она явно преобразилась, как будто взяла себя в руки и немного похудела. Хотя я не люблю судить о людях по их внешности, – добавила Шерри благочестиво, дуя на чай и любуясь изящной фарфоровой кружечкой.

– Вы не замечали никого подозрительного возле своей квартиры в последние несколько дней? – спросил Питерсон.

– Я не знаю. Это Лондон. Ну, по крайней мере, в моем конце улицы, – сказала она, презрительно оглядевшись по сторонам, как будто Питерсон как-то слишком уж роскошествовал в своем милом доме. – Много людей проходит мимо моего окна, многие со странностями. Нонконформисты. Психически больные, которые не могут найти больничную койку. Бездомные. Это не значит, что они преступники.

– Какие-нибудь особые чудики привлекли ваше внимание? – спросил Питерсон.

– Мне не нравится это слово.

– А как бы вы их назвали? – спросила Эрика.

– Я не имею привычки задавать вопросы. – Шерри снова подула на чай и сделала глоток.

– Мы ведь не спрашиваем, видели ли вы каких-нибудь преступников, не так ли? Вы не заметили, чтобы кто-нибудь вел себя странно?

Шерри на мгновение задумалась.

– Нет. Ничего необычного.

– Вы слышали какие-нибудь странные звуки наверху за последние пару дней? Удары, крики, визг? – продолжила Эрика.

– В ночь с субботы на воскресенье было очень шумно. Я вернулась со своего концерта в два часа ночи, и тарарам наверху продолжался до самого рассвета. Но, как я уже сказала, это Лондон…

– Что за тарарам?

– Мебель двигали. Пылесос включали, вода текла. И что-то сверлили.

– Что за сверление?

– Не знаю, может, она развешивала фотографии.

Эрика посмотрела на Питерсона. В квартире 14Б на стене не было фотографий.

– Вы жаловались на шум? – спросил Питерсон.

– Нет… У вас двойные стеклопакеты? – спросила Шерри, оглядываясь вокруг.

– Тройные, – ответил Питерсон.

– И вы слышали этот шум ранним воскресным утром? – спросила Эрика.

– Да.

– Когда он прекратился?

– Может, около четырех утра.

– А позже в воскресенье? Был еще какой-нибудь шум?

– Нет. Все было тихо… Вы думаете, она умерла пару дней назад?

– Мы не знаем.

– Потому что первое, что я услышала нынешним утром, – это грохот от радиатора, пробивающего потолок. – Шерри промокнула глаза салфеткой. – О боже. Такой разгром. И это будет стоить мне денег, которых у меня нет.

– Как зовут вашего домовладельца?

– Моя квартира принадлежит мне, – огрызнулась Шерри. – И она застрахована, но вы же знаете, как страховые компании пытаются нас надуть.

– Вы знаете имя хозяина верхней квартиры?

– Нет… Когда я смогу вернуться домой?

– Не волнуйтесь, ждать недолго, – успокоила ее Эрика.

– Пожалуйста, не могли бы вы дать мне знать как можно скорее, когда я смогу вернуться в свою квартиру? У меня вечером выступление, и мне нужно подготовиться.

Телефон Эрики издал звук уведомления о входящем сообщении, и она достала его из кармана.

– Моим коллегам удалось найти для нас полицейский фургон сопровождения. Он припаркован возле вашего дома, так что мы можем отвести вас обратно, чтобы ожидать там. – Эрика перевела взгляд на Питерсона. – И у меня сообщение от Айзека Стронга. Криминалисты готовы нас принять.

Эрика и Питерсон оставили Шерри в полицейском фургоне вместе с офицером по связям с семьей. Айзек Стронг, судмедэксперт, ждал их в квартире наверху. Высокий худощавый мужчина чуть за пятьдесят, темноволосый, с карими глазами и тонкими ухоженными бровями, он был надежным коллегой и близким другом Эрики. Ему помогали криминалисты Марта и Йен, уже знакомые ей, и красивый молодой фотограф-криминалист. Йен снимал отпечатки пальцев, а Марта, присев на корточки в углу комнаты, брала мазки со стены. Всюду были расставлены яркие лампы, и в их ослепительном свете женщина, лежащая на кровати, больше походила на восковую фигуру.

– Причина смерти? – Эрика, как всегда, сразу перешла к делу.

– Пока не знаю, – сказал Айзек, глядя на мертвую женщину. – Ничто не указывает на насилие или членовредительство. Если бы не окружающая обстановка, я бы рискнул предположить, что у нее случился сердечный приступ во сне.

– Мы не можем найти никакой обуви, даже тапочек, принадлежащих ей, – сказала Эрика. – И вся квартира провоняла чистящими средствами.