– Женщина и ребенок приближаются к концу Чапел-стрит. Прием.

Полицейские в форме выставили в конце улицы скрытое оцепление и собирались взять их обеих под охрану.

– Хотите поделиться с нами еще какой-нибудь информацией? Прием? – многозначительно спросила Эрика.

– Нет. Прием.

– Не напугайте Джинджер. Или ребенка. Нам не нужно, чтобы она побежала обратно в дом и подняла тревогу. Прием, – отчеканила Эрика.

Ее спина и задница взмокли от пота, и она чувствовала его соленый вкус на губах. Такие операции никогда не давались легко. Страх присутствовал всегда. Она почувствовала, как Марк схватил ее за руку и крепко сжал. Время, казалось, повисло в воздухе.

– Все хорошо, – тихо сказал он.

– Все будет хорошо, когда мы узнаем, что внутри. Я не люблю неприятных сюрпризов в последний момент.

Марк посмотрел на Эрику и улыбнулся.

– У нас все готово. Не успеешь оглянуться, как наступит ужин с рыбой и жареной картошкой.

Она сжала его руку и отпустила.

Рация снова ожила трескучим голосом:

– Женщина и ребенок покинули Чапел-стрит. Теперь вам разрешено действовать. Я повторяю: разрешено действовать. Прием.

Эрика ощутила ледяной холод внутри. Запахи металла и пота, казалось, усилились. Брэд и Сэл, сидевшие по обе стороны от задних дверей фургона, подвинулись, готовые открыть их. Эрика оглядела свою команду и кивнула.

– Мы заходим. Прием.

От асфальта разило жаром, когда они, обливаясь по́том, выпрыгнули из фургона, сжимая в руках винтовки. Ноги Эрики сводило судорогой, но она стиснула зубы и возглавила группу, когда они перешли через дорогу. Чапел-стрит будто вымерла. Женщина оставила маленькую деревянную калитку открытой, и они двинулись по дорожке, бесшумно ступая в своих ботинках на резиновой подошве. Кругом стояла пугающая тишина. Ни щебета птиц, ни гула машин. Только еле слышное жужжание вращающегося диска на счетчике электроэнергии на стене у входной двери.

Брэд выдвинулся вперед с «Бертой» – металлическим штурмовым тараном. Сухожилия на его руках напряглись, когда он поднимал орудие. Краем глаза Эрика уловила солнечный блик, отразившийся от диска электросчетчика в момент вращения, и эта вспышка совпала с ударом тарана. С третьей попытки дерево раскололось, и дверь распахнулась внутрь.

В одном из домов чуть дальше по улице восьмилетняя Карли Торн, пропуская занятия в школе после операции по удалению аппендицита, смотрела в окно своей комнаты, когда задние двери фургона сантехника открылись, и группа полицейских в чем-то похожем на черную армейскую форму хлынула к дому. Она видела достаточно сериалов, чтобы догадаться, что это полицейский рейд. Входная дверь смялась, как бумага, под ударом тарана, но полиция так и не смогла проникнуть внутрь. Карли услышала треск, как будто кто-то запустил фейерверк, и, только когда одно из окон в доме номер 17 разлетелось осколками стекла, она поняла, что это был выстрел.

Один за другим, в быстрой последовательности, четверо полицейских повалились на землю. Карли хотелось закричать и постучать в окно или подсказать им, чтобы они сняли с плеч винтовки и открыли огонь, но она была слишком потрясена и напугана. Один из офицеров – в его фигуре и движениях угадывалась женщина – рухнул на колени лицом к дороге. Полицейская схватилась рукой за шею, сквозь пальцы у нее сочилась кровь. Последний из тех, кто остался на ногах, бросился ей на помощь. Карли услышала пронзительный предупреждающий звук, прежде чем какая-то невидимая сила отбросила офицера назад, и его затылок взорвался кровавым фонтаном.

Все затихло, прежде чем Карли расслышала приближающийся вой сирен, и в следующее мгновение дорогу заполонили полицейские машины и кареты скорой помощи с мигающими огнями. Прибыло еще больше вооруженных полицейских, но на этот раз им удалось проникнуть в дом. Только через пять минут парамедики смогли оказать помощь раненым.

А затем произошло нечто совершенно захватывающее. Вертолет – самый настоящий вертолет – спустился с неба и приземлился на Чапел-стрит, маленькой, ничем не примечательной улице, где никогда ничего особенного не происходило. Он примял траву, разворошил мусор и заставил деревья гнуться к земле.

Только двоих полицейских в черной экипировке спешно увезли на носилках. Когда вертолет улетел, Карли смотрела, как парамедики укладывают оставшиеся четыре обмякших тела в мешки для трупов.

Никто не видел, как Карли наблюдала из окна ту бойню, и никто не беседовал с ней в ходе дальнейшего расследования.

Было восемь утра, и Эрика Фостер на своей машине пробиралась в час пик по запруженным улицам Нью-Кросса в Южном Лондоне. Как только она вышла из дома, прибыл курьер с официальным письмом из Столичной полиции[3]: на 20 декабря ей назначено обязательное прохождение медицинского обследования и проверки физической подготовки. Эта новость никого не радовала. В свои пятьдесят два года Эрика всерьез опасалась, что ее спишут по возрасту и состоянию здоровья. И как назло, она забронировала авиабилеты на 19 декабря, собираясь вместе со своим партнером Игорем навестить сестру в Словакии.

По радио Клифф Ричард как раз собирался сменить тональность в «Омеле и вине», и Эрика в сердцах выключила магнитолу и сунула письмо в отделение для перчаток. С этим еще предстояло разобраться, но прежде она хотела добраться до работы и выпить чашку очень крепкого кофе. А стоит ли? Она слишком увлекалась кофе и фаст-фудом. К тому же курила, плохо спала и трепала нервы на работе. За свою карьеру ей довелось побывать в разных передрягах, и до сих пор на шее остался шрам от ранения, полученного во время налета на наркоторговцев, а шесть лет назад она сломала два ребра и обе ноги ниже колена в автомобильной аварии. Но куда тяжелее были психологические испытания. Гибель ее мужа Марка и четырех коллег в Манчестере все еще преследовала ее, но она избегала сеансов психотерапии, пытаясь – временами безуспешно – подавлять эмоции и с головой уходить в работу. Была велика вероятность, что по результатам медосмотра ее отправят на канцелярскую работу – или, что еще хуже, вынудят досрочно выйти на пенсию.

Вызов по полицейской рации вывел ее из задумчивости.

– Есть какие-то группы неподалеку от Амершем-роуд, SE-четырнадцать, Нью-Кросс? Код пять. Прием.

Эрика подняла глаза и увидела сразу за светофором указатель на Амершем-роуд на углу грязной кирпичной стены. «Код пять» означал «мертвое тело». И район был неблагополучный, с такими квартирами и ночлежками, где ноги вытирают при выходе. Это либо судьба, что Эрика оказалась поблизости, либо невезение. Она склонялась к последнему.

– Эрика Фостер на связи. – Она ужаснулась тому, как устало звучит ее голос. – Я рядом. Прием.

Тишина. Загорелся зеленый свет, но совсем ненадолго, так что лишь две машины успели проскочить перекресток, зато тротуары с обеих сторон заполнились людьми, и светофор снова переключился на красный. Пешеходы, опустив головы, спешили перейти дорогу. Отстающих не жаловали. Молчание в эфире затянулось. Может, кто-то опередил ее?

– Старший детектив-инспектор Фостер, слышу вас, – нараспев произнесла молодая женщина-диспетчер. – Дом номер четырнадцать Б по Амершем-роуд. Жилец, сообщивший о мертвом теле, Шерри Блейз… Шорох. Енот. Рысь…

Эрика включила сирену и синий проблесковый маячок и вырулила из очереди ожидающих машин. Пассажиры остановились на тротуаре, и поток автомобилей неохотно расступился.

Краснокирпичные дома ленточной застройки на Амершем-роуд, хотя и грязные, обветшалые, все еще оставались довольно внушительными четырехэтажными зданиями викторианской эпохи. Когда Эрика подъехала к дому 14А, она немало удивилась, увидев на тротуаре своего коллегу – детектива-инспектора Джеймса Питерсона.