Тяжелые экзоскелеты окружили себя мощными, не чета моему, щитами, и просто пошли сквозь людей, рассекая их, как воду. За ними, дробя крупные группы на мелкие, и укладывая их мордами в горячий асфальт, уже работал здешний вариант ОМОНа. «Бэтэры» с водометами фактически остались без дела, так и стояли, водя по сторонам толстыми короткими стволами.

Три-четыре минуты, и от очага восстания перед КПП не осталось и следа. А прибывшие силы подавления беспорядков, разбившись на четыре отряда, каждый из которых возглавлял маг в бронированной машине, двинулись вглубь территории. Приводить к покорности тех, кто ещё не понял, что все уже закончилось.

Часть «омоновцев» остались на охране лежащих заключенных. И местных «дубаков» — их, к слову, тоже держали под прицелами. Вряд ли зная, что они тут все гнилые насквозь, скорее просто реализуя требования протокола — некоторые зэки ведь могли под шумок и в их форму переодеться.

— Надо выходить, — сказал я, главным образом для Аники. — Лучше мы сами на глаза попадемся, чем нас в кустах обнаружат. Сейчас они нервные все, могут и пальнуть.

— Согласна, — кивнула капитан. — Только ты щитом нас своим прикрой, ладно? На всякий случай.

— Не вопрос!

Я не стал говорить, что сейчас мою защиту может пробить не только пуля, но и сильно брошенный кусок кирпича. Зачем? Главное, чтобы женщины не паниковали.

Выбравшись из укрытия, мы очень медленно, держа руки на виду, двинулись в сторону КПП. А когда нас заметили, еще и голосом добавили.

— Полиция! Не стреляйте! Мы безоружны!

— Руки! — троица спецназовцев отделились от основных сил, встретив нас метрах в двадцати от оцепления. — Кто такие? Документы есть?

— Свои! — мы с Аникой протянули вперед заранее извлеченные удостоверения. — Полиция Владимира, с нами уборщица из местного гражданского персонала. Мы прятались от заключенных.

— Ты маг? — ствол старшего из тройки сместился на меня. Заметил едва мерцающую пелену в воздухе. — Щит убери.

— Да с удовольствие, дружище! У меня уже почти нет сил его держать.

— Как же вы вовремя, мальчики! — тут же разрыдалась уборщица.

И не глядя на поднятое оружие, прошаркала вперед, уткнувшись в грудь одному из бойцов. Тот напряженно замер, переводя взгляд с плачущей женщины на старшего. А когда тот, скривившись, кивнул, убрал автомат за спину и даже выдал что-то ободряющее. Как мы, мужчины, умеем.

— Ну-ну…

— Старший лейтенант Шевчук, — представился офицер, закончив изучать наши документы. — Вас как сюда занесло, коллеги?

— Приехали поговорить с начальником колонии, — подключилась к разговору Воронина. Заметила слегка недоверчивый взгляд старлея, и добавила. — Записи на центральном КПП в журнале посещения имеются. И в оружейке — мы туда табельное сдали.

— Проверим, — кивнул он. — Не повезло вам, что тут скажешь.

И группа спецназа, не теряя бдительности и держа гражданских в своеобразной «коробочке», повела нас к воротам КПП. Рядом с одним из бойцов шагала уборщица и безостановочно вываливала на бедолагу настоящий водопад слов.

Всегда знал, что время — субстанция неизученная. С одной стороны, есть вполне объективные меры его исчисления — секунды, минуты, часы. А с другой — по субъективным ощущениям мы в этой проклятой колонии пару суток провели, не меньше! Которые каким-то, явно магическим образом, сумели уместиться в два с половиной часа с момента прибытия.

Зато следующие три пролетели махом. Куча суеты, проверок, разговоров просто так и под запись, какой-то немудреный перекус, организованный здесь же по месту прибывшими службами, беседы с психологами, которые очень переживали на тему того, как мы переживем такой травматический опыт — все это спрессовалось в один плотный поток, из которого мы вынырнули только к полудню. Хорошо еще осеннему, а то бы упарились под солнцем торчать.

Полиция, офицеры в форме ИСИН, военные с оружием и без, даже неприметные люди с огромными полномочиями из аналога ФСБ, что здесь называлась Тайной Канцелярией — под конец у меня уже перед глазами от всех этих людей рябило. И все они хотели задать вопросы, получить личный взгляд на происходящее у участников недавних событий.

Большинство, безусловно, чтобы найти и покарать виноватых в случившемся. Но кое-кто — это личное впечатление, если что — просто, чтобы соломки подстелить и обезопасить свою задницу от последствий.

Мне запомнился один полковник из системы исполнения наказаний, который лихорадочно искал доказательства того, что все документы в административном корпусе колонии сгорели, а её начальник — действительно погиб от рук заключенных. Когда ему удалось это сделать, он с каким-то невероятным облегчением на лице, достал телефон, и отойдя в сторонку, принялся кому-то докладывать.

Может просто успокаивал свое начальство. Мол, спихнем ЧП на покойного начальника, в главном управлении никто не пострадает. А может — был причастен к криминальному бизнесу Бансурова. Я на всякий случай навел справки и узнал его фамилию. Полковник Зарянов из столичного ИСИНа. Потом проверим его. Других-то следов, считай, и не осталось.

Были зэки в камерах Злобенского отдела. Но от них мы могли выйти разве что на Бансурова, что делало их практически бесполезными. Однако, по прибытию все равно нужно будет с ними провести еще один допрос.

Так что по сути, кроме Светланы Павловны Орской — так звали уборщицу, пробегавшую с нами все это время, никаких ниточек у нас и не осталось. Женщину тоже уже допросили все кому не лень, но мы её заранее уговорили, чтобы про художества погибшего начальника она особенно не распространялась. К счастью, в этом направлении никто и не думал копать. Пока.

Мы же с Ворониной успели оповестить Пушкарева о том, что имеем на руках важную свидетельницу по делу. И когда в наш адрес иссякли все вопросы и нам позволили наконец уйти, подхватили её под локотки и повели в сторону парковки.

— Зачем это еще? — попыталась встать в позу Орская. — Я ничего не знаю, что от меня толку?

— Светлана Павловна, — надавила голосом Аника. — Может вам и кажется, что вы ничем не поможете, но отказ от сотрудничества с полицией позволит тварям, которые устроили сегодняшний ад, остаться безнаказанными. К тому же, это еще и наказуемо.

Еще пять-десять минут женщина отнекивалась, ссылаясь то на внуков, которых к ней должны привести сегодня вечером, то на «ненакрашенность» и вещи, которые нужно забрать. Но потом согласилась, взяв слово, что сразу после визита в райотдел, её доставят до дома.

На парковке уборщица еще раз врубила тормоза, когда я открыл перед ней дверцу «даймлера».

— А вы точно полицейские? — спросила она, с подозрением взирая на мой мажорский автомобиль. — Это же точно не полицейская машина.

— Личная, — усмехнулся я.

— Это ж сколько вам платят, что на такие денег хватает? — продолжила душнить Орская, оглядывая премиальный салон с кожаной обивкой.

— Михаил не самый обычный сотрудник, — вроде как заступилась за меня Воронина. Да еще и с неожиданной теплотой в голосе. — Княжеский сын… Шувалов, слышали?

Тетка оглядела меня пристально, каким-то своим мыслям кивнула.

— Эх, не там я полы мыла, — произнесла она, решившись сесть внутрь.

Мы с Аникой переглянулись с улыбкой, и тоже полезли в машину.

Эмоционально вымотанные в колонии, в дороге мы больше молчали. Всех разговоров-то и было: музыку потише сделать или кондиционер посильнее выкрутить. Орская и вовсе вырубилась от избытка впечатлений.

У нас же с Ворониной, плюс ко всему, настроение было одинаково подавленным. Причем, вовсе не от событий первой половины дня, а от понимания того, что след мы практически упустили. Уборщица даст лишь общие слухи, максимум — укажет на кого-то из окружения Бансурова, кто выжил в бунте. Если очень повезет и с ним, то можно выйти и на заказчиков.

Вот только оба мы были профессионалами и понимали — чудеса случаются крайне редко.