— Ты не пройдешь! — едва слышным шепотом произнес я. И отправил в сторону «альпиниста» поток ветра. А «мем» этот тут все равно никто не знает.

Этого оказалось достаточным, чтобы скалолаз свалился вниз. Вместе с куском водосточной трубы и креплениями, и так-то уже трещавшими под его весом. Я же еще и рукой потом помахал, мол, ничего вам тут не обломится. И привалился к стене, показывая, что уходить не собираюсь. Снизу разочарованно взвыли.

— Не повезло? — нахмурилась тем временем Аника. — Ты считаешь, что он бунт не ради нас поднял.

— Сама подумай — зачем? Ты ведь верно заметила — наша жизнь или смерть уже ничего не изменит. Зэки в камере, запрос отправлен — такое не скрыть. А вот поднять бурю и в ней затеряться — это еще можно устроить.

— Сбежать под прикрытием бунта?

— Смотри, — не сказать, чтобы я был на сто процентов уверен в своих рассуждениях, но они мне казались вполне логичными. — Представь, что ты начальник этой колонии. У тебя есть отличная работающая схема по отмыву заключенных, назовем её так. И тут, внезапно, десяток таких «недомытых» оказываются в полиции. Куда пойдут с вопросами? Правильно, к тебе. А от тебя — к тем людям, с которыми ты делился, и которые тебя годами прикрывали. Бежать бессмысленно — не полиция, так они тебя найдут. Какие твои дальнейшие действия?

— Замести следы аферы, которые приведут к соучастникам, — мрачно заключила девушка.

— Точно. Но не только к тем, кто сидит наверху. А вообще все следы. Бунт для этого идеален! Ты даешь команду раскачать заключённых. Под шумок погружённых в схему соучастников отправляешь избавиться от свидетелей. Их самих планируешь слить во время бунта — охрана же будет стрелять на поражение.

— И в итоге даже остаться чистеньким, списав все на коррумпированных заместителей и охранников.

— Полностью отмыться вряд ли удасться, но — да. С другой стороны — это и не проблема. Деньги есть — ты хорошо заработал на живом товаре, из обвинений только халатность, от которой можно откупиться. Партнеров по бизнесу опять же не подставишь, а значит они не будут хотеть тебя убить. В общем, со всех сторон сплошные плюсы. Считай, как в отставку выйти на пенсию, только с немного подмоченной репутацией.

— Царь хороший, а бояре плохие… — понимающе пробормотала Воронина, а я почувствовал как мои брови непроизвольно поползли вверх. Не знал, что эта поговорка здесь в ходу. С другой стороны — тут ведь и царь есть, и бояре. Так что она даже актуальнее, чем в моем родном мире. — Звучит логично. Скажи мне, Шувалов, а откуда ты такой умный?

— А я детективы любил читать. Кстати, рекомендую, развивает воображение, учит мыслить как преступник.

Аника фыркнула, а я продолжил.

— Короче, остается только финальный штрих. Всю чёрную бухгалтерию, материальную отчетность, без которых нельзя вести дела, и которые могут подвести под монастырь, нужно сжечь.

Сказал и понял, что сказал. Тюремные бунты действительно почти всегда сопровождаются пожарами. А мы сейчас как раз находимся в таком месте, в котором и должны находится все бумажные следы.

Зэки во время бунта сожгли административное здание. И погибли все архивы. Бансурова даже подозревать не в чем.

И что я такой умный задним числом?

— Сбегай, пожалуйста, посмотри, кабинет Бансурова, — попросил я. — А я за окном присмотрю, чтобы очередная макака сюда не полезла.

Аника моментально все поняла. Скрылась за дверью, но меньше чем через минуту вернулась.

— Сейф открыт, внутри только пепел.

Чего и следовало ожидать. Зачем все отдавать на волю случая, если можно сделать хорошо заранее?

— А нас выкуривать собрались, — сообщил я.

Девушка выглянула из окна, выругалась. Убедившись, что внутрь им не попасть, заключённые начали тащить из цехов дрова для «барбекю». Доски, куски балок, и деревянный мусор различной фракции. Пионерский костер решили замоделить, уроды!

— Ненавижу, когда ты прав! — начальница поджала губы.

Сейчас она стояла ко мне очень близко. Настолько, что я чувствовал запах её тела. Видел чуть влажные волосы на висках. И пусть обстановка не располагала совершенно, я почувствовал поднимающееся возбуждение.

Ничего странного, в общем-то. Экстремальные условия. Жизнь под угрозой, смерть — вон она, внизу бродит, олифой и краской доски поливает, чтобы полыхнуло хорошо. И — мужчина с женщиной. Естественно, я бы даже сказал.

Но, не ко времени. Абсолютно.

— Кхм, — скрывая неловкость, я отступил назад. — Тут ничего не могу поделать.

За окном вдруг послышались выстрелы. Несколько одиночных, автоматная очередь. Потом все затихло. Хм, похоже, бунт начали понемногу тушить. Или зэки добрались до оружейки — последний вариант мне не нравился категорически.

Как-то так получилось, что в момент начала стрельбы, Аника прижалась ко мне всем телом. Без всякого подтекста, просто рефлекс, поиск защиты. И теперь отстранилась, пряча глаза.

— Не бойся, — ничего умнее в этих обстоятельствах я придумать не смог.

— Бесишь! — фыркнула в ответ она. — Я не боюсь!

— Пошли посмотрим, что там внизу?

— Давай!

И не глядя друг на друга, мы пошли к лестнице. Перед этим, правда, я задержался, и вырвал парой потоков воздуха, еще один кусок водосточной трубы под окном бухгалтерии. Теперь сюда сможет забраться только Человек-Паук.

У входа ничего не изменилось. Уборщица, охранник, стол, дверь. В нее даже долбиться перестали. И правда — смысл? Они же тут все сжечь собирались.

— Как думаете, они от нас отстанут? — произнес дежурный.

Наивный чукотский юноша! С другой стороны — с таким незамутненным образом мыслей жить гораздо проще.

— Может быть, — не стал его расстраивать.

Однако в этот момент в дверь требовательно постучали. Потом ещё раз. Не ломились, а именно постучали.

— Давай посмотрим, кто там такой настойчивый, — оттеснив охранника, я поставил перед собой щит, и открыл окошко.

За решеткой маячило лицо седого мужичка, ростом чуть больше полутора метров. Крепкого такого, но не накачанного, а жилистого. Подобного персонажа легко представить где-нибудь в деревне, веке так в девятнадцатом. Классический крестьянин. Умный и хитрый.

Вот только стоило ему открыть рот, как образ разрушился. И стало понятно что лепрекон этот в большом-большом авторитете у здешней публики.

— Я тебя слушаю. Чего тарабанишь? Кого надо?

— Я предлагаю вам жизнь, — коротко произнёс мужик, предпочитая не размазывать манную кашу по тарелке. — Если вы покинете здание, гарантирую — останетесь живы и сможете вскоре покинуть территорию колонии. Меня здесь знают, как Никодима. А также знают, что моё слово крепко. Что скажете?

Монолог Никодима меня не впечатлил от слова: «совсем». Может, кто-то менее опытный и повелся бы на поставленную речь, но я твердо знал одно — врёт как дышит.

Нет, может он и правда был готов сохранить нам жизнь. Именно он. Но что-то я сомневаюсь, что ему удасться удержать сорвавшихся с поводка и уже наверняка отведавших крови псов.

— Никодим, значит, — улыбка у меня вышла кривоватой. — Вот, что я скажу тебе Никодим. Никто никуда выходить не станет. Во-первых: я тебя первый раз вижу. И очень надеюсь, что последний. Во-вторых — я полицейский. И веры словам арестанта у меня нет и никогда не будет.

— Ты зря так, паря, — ничуть не обиделся Никодим. — Я — вор. Крови на мне нет. И мазаться в ней желания нет. Но домик ваш скоро запалят. Не я — желающие отыщутся. Так что думай. Крепко думай.

Всегда умиляла вот эта «воровская» мораль. Крови на мне нет, надо же! Отдать приказ убить или стоять рядом, не вмешиваясь — это, типа, не то же самое.

— Раз ты такой любезный, Никодим, то и я вежливость проявлю, — произнёс я после некоторого раздумья. — До этого момента я своей магией никого не убивал. Только отбрасывал. Но если твоя шобла сейчас не отвалит, то начну бить на поражение.

— Всех не перебьешь.

— Нет. Но тебя постараюсь достать. И тех, до кого дотянуться смогу. Вы мага заперли, Никодим. Неужели совсем инстинкт самосохранения отключился?