Арехин‑младший тем временем спустился по лестнице, прошёл вестибюль, вышел на дворцовую площадь (не петербургскую, но с фонтаном в центре), дошёл до ворот и оказался в парке. Парк размерами невелик, а если сравнивать с парками Царского Села, Гатчины или Петергофа, так просто мал, но Арехин‑младший парками избалован не был, и потому с удовольствием гулял по аллеям, разглядывая клумбы, деревья и лабиринт в центре. Правила прохождения лабиринтов он знал теоретически, из книжки, и теперь хотел опробовать на практике. Не съест же его Минотавр.

Вход в лабиринт он нашёл легко. Да что искать: на столбике была деревянная стрелка‑указатель с надписью «Лабиринт. Вход».

Башенные часы сыграли два такта «Коль славен наш Господь в Сионе», после чего пробили полдень.

Он посмотрел на небо. Солнце стояло высоко, как и должно стоять июльскому солнцу в это время. Представил, что взлетел в небо на триста шагов. Оглядел окрестности. Под ним – сплошной зеленый квадрат. Лабиринт. Ну, это он пока сплошной.

Арехин‑старший шагнул ко входу.

– Погодите!

По парку шёл мальчик его лет. Одет так, как одеваются дети из приличных семей. Не слишком броско, но чисто и опрятно. Он и сам так одет.

– Вы сегодня приехали, да? Я из окна видел.

– Сегодня. Александр Арехин‑младший, – представился Арехин. В гимназии, говорят, представляются только по фамилии, но ведь он ещё не гимназист.

– Георг Тольц, – и, секунду помедлив, мальчик добавил: – Барон Тольц.

– Отлично. Я буду вас звать Тольцем, а сойдемся поближе – просто бароном.

– Хорошо, – согласился мальчик. – Вы хотели войти в лабиринт?

– И сейчас хочу.

– А вы знаете, в лабиринте недолго и заблудиться?

– Догадываюсь. Но взрослому заблудиться легче.

– Почему?

– Он полагается на свой возраст, опыт, знания, нам же остаётся думать.

– Согласен, – сказал Тольц. – Но я ходил в лабиринт с отцом. Он путешественник, бывал и в Африке, и в Индии, и в Амазонии. Так он говорит, что в лабиринте всякий может растеряться. Особенно если гроза, змеи, тигры.

– Тогда нам повезло. Небо ясное. И тигров, похоже, нет.

– Нет. Но вам не кажется, что из лабиринта веет жутью? Вы, вообще, боитесь страшного? Говорят, только девочки боятся, а я… я не знаю.

– Я вот не девочка, а знаю. Боюсь. Не люблю. Мне потом страшные сны снятся, как будто я уже взрослый, а жути всё больше и больше.

– Господин Арехин! Господин Арехин!

Арехин‑младший оглянулся.

– Это англичанин, писатель и путешественник. Меня к нему папа переводчиком приставил, чтобы разговорный английский подтянуть, – и громко сказал в ответ:

– Да, сэр, как я рад, что вы уже отдохнули.

– Благодарю, но я нисколько не устал. Парк этот – местная достопримечательность?

– Парк – это парк. Место для прогулок, – сказал Арехин‑младший.

– Это я и имел в виду. А это, если не ошибаюсь, лабиринт?

– Мы тоже так решили, – вежливо согласился Арехин‑младший.

– Аккуратный. С песчаной дорожкой. Что важно, дорожка подметена, следовательно, есть возможность вернуться по собственным следам.

– Тут уже есть следы. Кто‑то вошел в лабиринт. И не вышел, – Арехин‑младший указал на отпечатки на дорожке.

Англичанин наклонился.

– Вы правы, мой юный друг. Следы принадлежат мужчине, находящемуся на склоне лет, вероятно, отставному солдату, ростом пять футов восемь дюймов, прихрамывающему на левую ногу и курящему… курящему местный заменитель табака – махорку, которую он заворачивает в клочок газеты «Новое время».

Арехин‑младший перевёл слова чужеземного гостя барону – Тольц в английском, по его собственному признанию, пока хромал.

– Положим, с махоркой угадать нетрудно, – сказал Тольц. – Вон она, самокрутка, в стороне от дорожки лежит. И спичка обгоревшая. Видно, кто‑то зажег её, да выбросил и спичку, и самокрутку.

– Правильно, – выслушав перевод Арехина‑младшего, сказал англичанин. – Видите, дальше он идет на цыпочках. Значит, услышал что‑то важное или просто интересное, решил подкрасться, потому и бросил samokrutku, чтобы едкий дух makhorki его не выдал. Интересно, кого он надеялся застать врасплох?

– Не знаю, – ответил Арехин‑младший.

– Эй! – воскликнул Артур Конан‑Дойль.

Никто не отозвался.

– Ну, конечно, если кто‑то и был, то давно ушёл.

– А следы? Здесь нет следов, ведущих в обратную сторону!

– Бывают лабиринты с двумя выходами, – рассеянно сказал англичанин. Идти он старался, не наступая на прежние следы.

– Вы постарайтесь точно наступать на мои следы, вам это будет легко: мои ботинки больше ваших, а шагать я буду нешироко.

Они миновали два поворота, как вдруг англичанин остановился:

– Погодите, ребята! Дальше я один!

Арехин‑младший послушно замер, так что Тольц едва не налетел на него.

– Англичанин велел, – объяснил он барону причину остановки.

Англичанин пошёл дальше один, но было видно – на песчаной дорожке лежали чьи‑то ноги в старых солдатских сапогах и солдатских же штанах времен Александра Третьего. Остальное скрывалось за поворотом.

– Не приближайтесь, – предупредил англичанин.

– Не очень‑то и хочется, – пробормотал Арехин‑младший. Роль переводчика начинала утомлять. Совсем это не весело – быть попугаем и трещать на двух языках. Сначала весело, а потом нет. И ещё ноги чьи‑то.

И ног, и людей целиком, валяющихся то там, то сям, Арехин‑младший видел предостаточно. Пьют люди без меры, говорит папенька, вот и валятся с ног. Но чтобы здесь, в дворцовом парке – это перебор. Тут сторож, и вообще… нехорошо. Разве назло сделали? Есть такие – себе навредят, но чтобы и другим настроение испортить. Да еще англичанин. Будет потом рассказывать, что в России пьют что угодно и где угодно.

– Ребята! Вы сходите, что ли, взрослых позовите. Полицию, или кого тут у вас принято.

Арехин‑младший засомневался, что по такому пустяку стоит звать полицию, но вслух ничего не сказал. Он не в полицию пойдет, в Рамони и полиции‑то никакой нет. Он лучше папеньке расскажет, что и как. А уж папенька знает, что делать.

2

– Это следы огромной собаки, – сказал Егоров.

– Какой именно? – спросил Петр Александрович охотника.

– Если судить по размеру и глубине отпечатков, вес её от четырех до пяти пудов, скорее пять, чем четыре.

– То есть восемьдесят килограммов.

– Да, семьдесят пять, восемьдесят. Не меньше.

– Меделян?

– Возможно. Но меделяны в губернии наперечёт, а в уезде нет ни одного.

– Однако в губернии все‑таки есть? – вступил в разговор ротмистр Ланской. – Вы можете составить список владельцев меделянов?

– Отчего ж не составить, составлю

– Вот и отлично. А мы проверим самым деликатным образом, не был ли кто из них в Рамони.

– Вряд ли, – сказал Петр Александрович. – Рамонь – селение небольшое, пришлые редки, каждый на виду. А уж пришлый с меделяном…

– Вполне вероятно, ваше высочество, но…

– Петр Александрович, – поправил принц.

– Вполне вероятно, Петр Александрович, но это наша обязанность – проверить каждую возможность. К тому же владельцы меделянов могут что‑нибудь подсказать.

– Это верно, – подтвердил охотник. – Меделянщики – они как братство, всё обо всех знают.

– Положим, и вы, Андрей Владимирович, по части охоты всё обо всех знаете.

– Получается, не всё, раз не могу определить, чьи именно следы. Помимо меделянов, есть и другие крупные собаки, но не охотничьи: кавказские и азиатские овчарки, водолазы, сенбернары, не перечислишь. Сейчас модно привезти из Европы или Америки диковинную собаку. Но в уезде мне такие неизвестны.

– А если завезли тайно? – спросил ротмистр.

– Исключить не могу, но не могу и представить, зачем? Редкую собаку заводят большей частью напоказ, а не для того, чтобы делать из неё тайну. И опять же – кто и зачем привёл собаку ночью во дворцовый парк?

Никто не торопился отвечать охотнику.