Дюмон подошёл, присел на корточки:

— Отличная работа, Шрам. Твоё отделение отработало чётко, без потерь серьёзных. Рекомендую тебя на сержанта, заслужил. И ребят твоих на поощрение, первый бой, кровь увидели, не сломались.

— Спасибо. Они хорошие, научатся, станут профессионалами.

— Уже стали. В огне закаляются, это лучшая школа.

Сержант ушёл отдавать распоряжения. Легионеры начали эвакуацию — выносили раненых, собирали оружие трофейное, документы, телефоны с трупов. Разведка изучит, может, найдут ценное. Трупы оставили, сапёры заминируют здание, подорвут, похоронят всех под обломками. Проще, чем вывозить, хоронить по правилам.

К полудню эвакуировались полностью. Сапёры поставили заряды, вывели шнуры, все отошли на безопасное расстояние. Подрыв — здание рухнуло в облаке пыли, четыре этажа превратились в кучу бетона и арматуры. Тридцать четыре боевика похоронены под тоннами обломков, никто не откопает, останутся там навсегда.

Вернулись на базу к вечеру. Русская семёрка шла вместе, молча, устало. В лагере разошлись по палаткам, снимали снаряжение, чистили оружие, мылись. Андрей подошёл к Шраму, когда легионер сидел у палатки, курил:

— Слушай, земляк. Хотел сказать… спасибо. За науку, за то что вёл сегодня. Без тебя бы кто-то точно умер из нас. Ты знал, что делать, мы только следовали. Ты… наставник, что ли. Учитель. Ценю это.

Русский посмотрел на него, кивнул:

— Не за что. Я же говорил — в Легионе ветераны учат новичков. Традиция. Ты хорошо сработал сегодня, Андрей. Спокойно, профессионально. Это важнее смелости — спокойствие под огнём. У тебя есть, развивай дальше.

— Постараюсь. Пойду отдыхать, завалюсь спать как мёртвый.

— Спи. Заслужил.

Андрей ушёл. Шрам сидел, докуривал, смотрел на закат. Ещё один бой, ещё одна зачистка, ещё тридцать четыре трупа на счёт. Сколько всего за годы службы? Сотни, может. Не считал, не важно. Важно, что товарищи живы, что задачи выполнены, что война продолжается.

Русская семёрка прошла крещение огнём. Семь минус один, Данил ранен, но выживет, вернётся через месяц. Шесть остались целы, опытнее, жёстче, профессиональнее. Андрей повзрослел сегодня, перешагнул черту между учениями и реальностью. Виктор тоже, из бандита превратился в солдата. Остальные так же.

Легион плавил людей, перековывал из гражданских в воинов. Сегодня переплавка прошла успешно. Семёрка стала отделением боевым, надёжным, проверенным.

И Шрам был их наставником, учителем, тем, кто провёл через огонь и сохранил живыми. Это была его роль, его задача, его вклад в машину войны.

Учитель убийц. Проводник в ад. Ангел смерти с русским акцентом.

Приказ выполнен. Миссия продолжается. Война не кончается.

Легион идёт дальше, сквозь кровь, сквозь смерть, сквозь пустыню, к следующей цели, к следующему бою, к следующей жертве.

А Шрам идёт с ними. Потому что выбора нет. Потому что это единственная жизнь, которую он знает.

Потому что приказ есть приказ.

Всегда.

Приказ пришёл в среду утром, неожиданный, странный. Не зачистка, не штурм, не разведка. Патруль. Обычный пеший патруль по городу Сегу, в двухстах километрах южнее Киддаля. Сегу не воевал, боевики туда не дошли, французы заняли превентивно, без боя. Город живой, мирный, функционирующий. Задача легионеров — присутствие, демонстрация силы, контакт с населением, сбор информации о настроениях. Полицейская работа, по сути, не военная.

Шрам получил задачу вести своё отделение — семь человек, русскоязычные плюс он сам. Маршрут через центр города, рынок, жилые кварталы, два часа ходьбы, возвращение на базу к полудню. Лёгкое вооружение — автоматы, пистолеты, без бронежилетов тяжёлых, только разгрузки. Выглядеть менее агрессивно, не пугать население. Инструктаж от Моро был короткий: улыбайтесь, здоровайтесь, покупайте что-нибудь на рынке, показывайте что французы друзья, не оккупанты. Пропаганда, мягкая сила.

Выехали в восемь утра на джипе, высадились на окраине Сегу. Город встретил тишиной непривычной — не взрывов, не выстрелов, а уличного шума обычного. Голоса, смех, музыка из радио, стук молотков, мычание коров, крики торговцев. Жизнь текла нормально, как будто войны нет в двухстах километрах, как будто Мали не горит в огне джихада.

Легионеры шли цепью по улице, интервалы три метра, автоматы на ремнях, стволы опущены, но пальцы у спусковых скобок. Привычка, рефлекс, выработанный боями — всегда готов, всегда насторожен, даже в мирной обстановке. Шрам впереди, за ним Андрей, потом Виктор, Нуржан, Рустам, Игорь, Олег. Семеро в форме пыльной, лица загорелые, глаза усталые, движения экономные, профессиональные. Воины среди мирных, волки среди овец.

Город был другим. Не разрушенным, не выжженным, а целым. Дома глинобитные стояли нетронутые, крыши целые, окна со стёклами, двери на петлях. Улицы чистые относительно, мусор убран в кучи, дети подметали. Стены без пулевых дыр, без следов осколков. Странное ощущение, как будто попал в параллельный мир, где войны не существует.

Люди на улицах смотрели на легионеров настороженно, но не враждебно. Мужчины кивали, женщины отводили взгляды, дети прятались за матерей. Страх был, но не паника, не ненависть открытая. Просто осторожность, привычка — солдаты есть солдаты, даже если не стреляют сейчас.

Андрей шёл рядом с Шрамом, оглядывался, шептал по-русски:

— Странно как-то. Привык что везде руины, трупы, тишина мёртвая. А тут люди живут обычной жизнью. Как будто войны нет вообще.

— Война есть, — ответил Пьер тихо. — Просто сюда не дошла пока. Или уже прошла, не знаю. Но ощущение временное. Рано или поздно боевики придут, или мы уйдём, начнётся резня. Так всегда.

— Цинично.

— Реалистично.

Прошли мимо школы — дети во дворе играли, орали, гоняли мяч. Учитель стоял у ворот, пожилой мужчина в очках, в чистой рубахе. Увидел легионеров, поздоровался по-французски:

— Добрый день, господа солдаты. Спасибо что защищаете нас.

Шрам остановился, кивнул:

— Добрый день. Дети учатся?

— Да, школа работает. Пока вы здесь, боевики не придут, родители спокойны, водят детей. Это много значит.

— Хорошо. Продолжайте.

Пошли дальше. Виктор сказал сзади, ломано:

— Видел как он смотрел? Благодарность в глазах. Непривычно. Обычно или страх, или ненависть. А тут спасибо говорят.

— Потому что здесь ещё не воевали, — Милош, присоединившийся к патрулю, хмыкнул. — Не видели что мы делаем, когда воюем. Не видели трупов, разрушений, расстрелов. Видели бы — спасибо не говорили. Боялись бы или ненавидели, как везде.