Она легко засмеялась.
— Но я же русская.
— Так что?
— Наш дом и наша жизнь должны быть здесь, в России. В новой России, которая скоро появится.
— Жить здесь, когда есть Калифорния? — посмеялся он над нею. — Аня, Аня, ты не знаешь жизни. Почему…
— Но, Павел, я же русская. И если Соединенные Штаты более приятное место для жизни, чем будущая Россия, когда больше не будет полицейского государства, тогда это будет моя обязанность — помочь России.
Внезапно до него дошло, что она имеет в виду.
— Но я все время думал, что после всего этого мы поженимся. И я смогу показать тебе свою страну.
— Не знаю почему, но я думала, мы оба хотим строить нашу жизнь здесь.
Они долго молчали во взаимном страдании.
Наконец Павел произнес:
— Еще рано строить подобные планы. Мы любим друг друга, это должно быть достаточно. Когда все произойдет, у нас будет возможность изучить образ жизни друг друга. Ты сможешь съездить со мной в Штаты.
— А я возьму тебя в Армению. Я знаю городок в самых красивых горах в мире. Мы проведем там неделю. Месяц! Может, когда-нибудь мы построим там летнюю дачу.
Она счастливо засмеялась.
— Знаешь, там все живут до ста лет.
— Да, мы туда как-нибудь съездим, — спокойно согласился Павел.
Он должен был этим вечером увидеться с Леонидом, но в последний момент ему прислали Анну, чтобы передать, что состоится важная встреча. Собрание делегатов подполья со всей страны. Они примут решение, когда выступать, но присутствие Павла не нужно.
У него не было чувства, что от него скрывают что-то, что имеет к нему отношение. Уже давно было решено, что чем меньше будет известно о деятельности Павла рядовому члену движения, тем лучше. Как это говорилось в старом русском анекдоте? Когда четверо сидят и обсуждают, как делать революцию, трое полицейские шпики, а четвертый — дурак.
Фактически же, они хорошо управлялись с делами. Он действовал больше года, и не было никаких признаков, что КГБ было осведомлено о его деятельности. Леонид и его люди знали свое дело. Уж им-то приходилось знать. Коммунисты устраняли тех, кто сорок лет выступал против них. Подполье научилось изощряться, чтобы выжить.
Нет, это не было ощущением оторванности. Павел Козлов разлегся да кровати в своем огромном номере в отеле «Астория», закинул руки за голову и уставился в потолок. Он суммировал события последних месяцев, с того момента, как вошел в кабинет шефа в Вашингтоне, и до последнего вечера на даче с Леонидом и Анной.
Все события.
Вновь и вновь.
В его сознании появилась тревога.
Он опустил ноги на пол и направился к шкафу. Он выбрал самые скромные брюки и пиджак, который плохо с ними сочетался. Он проверил свой бесшумный пистолет 38 калибра и поместил его под левой рукой. Он вытащил вставные зубы, вспоминая при этом, как лишился зубов в уличной драке с коммунистической группой в Панаме, вставил фарфоровый мост с типичным русским металлическим блеском. Засунул кепку в задний карман, очки в металлической отраве во внутренний карман и вышел из комнаты.
Он торопливо прошел по коридору, миновал стойку Интуриста, хорошо, что это был тихий день для туристической активности.
На улице он прошел несколько кварталов до улицы 25 Октября и обнаружил, что смешался с толпой. Убедившись, что за его спиной никого нет, он вошел в пивную, взял кружку пива, а потом исчез в туалете. Здесь он снял пиджак, помял его немного, вновь одел, так же надел и кепку, и очки. Снял галстук и засунул его в боковой карман.
Он вышел, более или менее смахивая на рядового ленинградского рабочего, дошел до автобусной остановки на Володарского и стал ждать автобуса до Петродворца. Он бы предпочел метро, но так далеко линия не шла.
Автобус высадил его в полутора милях от дачи, и он пошел пешком.
К этому времени Павел хорошо знал секретные меры, принятые Леонидом Шверником, и остановился. Ничто не указывало, что дача использовалась или прятала кого-нибудь от наказания КГБ. Но в такое время должны были быть трое часовых, тщательно замаскированных.
Это было своего рода коньком Павла. С девятнадцати лет, криво усмехнулся он и спросил себя, есть ли в мире кто-нибудь, способный пройти через линию часовых так осторожно, как он.
Он направился к даче в той точке, где к ней наиболее близко подходили сосны. Лежа на животе, он наблюдал минут десять, пока не сделал решающий бросок к дому. Он вновь лег, теперь уже рядом с домом под кустом.
Из внутреннего кармана он вытащил шпионское устройство, полученное от Дерека Стивенса из отдела Руба Голдберга. Оно выглядело, как предполагалось, как большой врачебный стетоскоп. Он вставил концы в уши, а другой конец приставил к стене дома.
Говорил Леонид Шверник.
— Стать убийцами, это не слишком приятная перспектива, но именно Советы научили нас истине, что цель оправдывает средства. И диктатура, которую они установили, столь безжалостна, что практически у нас нет альтернативы. Единственный путь устранить их, это насилие. К счастью, как мы полагаем, насилие будет необходимо только по отношению к маленькой группе высшей иерархии. Когда их уберут и наши станции провозгласят новую революцию, оппозиция будет очень слабой.
Кто-то глубоко вздохнул, Павел мог уловить даже этот звук.
— Зачем это обсуждать? — спросил голос, который Павел не смог распознать. — Давайте займемся другими проблемами, наши передачи должны завершиться представлением нашей программы. Убийство номера первого и его непосредственного окружения первоначально может встретить негативную реакцию. Мы должны предоставить неопровержимые аргументы, если наше движение собирается очистить нацию, как мы планируем.
Вмешался новый голос:
— Мы засадили лучших писателей Советского Союза за работу над речами. Во всех отношениях они совершенство.
— Мы еще не решили, что говорить о водородной бомбе, ракетах и нескончаемых вооружениях, накопленных Советами, не говорили об армии, кораблях и воздушных силах.
Кто-то, чей голос напоминал Николая Кириченко из Москвы, произнес:
— Я председатель комитета по обороне. По нашему мнению, мы должны в нашей программе акцентировать, что единственный выход в том, что, пока Запад не согласится на ядерное разоружение, мы должны сохранить свое собственное.
— Но одной из основных причин революции, — произнес с дрожью в голосе Леонид, — было устранение безумной гонки вооружений, которая пожирает половину мировых ресурсов.
— Да, но что мы можем сделать? Откуда нам знать, что Запад не нападет на нас? И, пожалуйста, не забудьте, что не только Соединенные Штаты имеют ядерное оружие. Если мы забудем об обороне, нас смогут уничтожить Англия, Франция, Западная Германия, даже Турция или Япония! И также учтите, что экономика некоторых западных держав основывается на производстве вооружений до такой степени, что окончание такого производства приведет нацию к депрессии. Короче говоря, они не могут себе позволить оставить мир без напряженности.
— Эту проблему решит будущее, — сказал кто-то. — Но все же я считаю, что комитет прав. Пока не будет точно доказано, что нам не надо бояться других, мы должны сохранять свои силы.
Под кустом Павлу пришлось скрючиться, но он получил то, ради чего пришел: дискуссию о политике, не скованную его присутствием.
— Давайте перейдем к более приятной теме, — раздался женский голос. — Наши передачи должны сообщить народу, что впервые в истории России мы действительно окажемся в положении мировых лидеров! Пятьдесят лет коммунисты пытались заставить страны принять их систему. Те страны, что стали коммунистическими, сделали это либо под влиянием Красной Армии, либо под давлением полной разрухи, как в Китае. Но завтра, когда появится Новая Россия? Свободная от ненужной регламентации и неэффективной бюрократии, которой будет завидовать весь мир! — Ее голос фанатично зазвенел.
Кто-то хмыкнул.
— Если Запад считает, что соревнуется с нами, подождите, пока они не увидят Новую Россию.