Анна была очень серьезна.

— Нельзя использовать слова «капитализм» и «демократия» в качестве взаимозаменяемых. Можно иметь капитализм, что является социальной системой, и не иметь демократии, что лишь политическая система. Например: когда в Германии у власти был Гитлер, управление было диктаторским, но социальная система была чисто капиталистической.

Потом она шаловливо улыбнулась ему.

— Даже, я думаю, в США можно найти людей, которые, владея капиталистической страной, управляют ей. Те, кто контролирует большие состояния, имеют возможность управлять политическими партиями, как на местном уровне, так и на национальном. Чем меньше собственность, тем слабее голос в местной политике. И вообще, какое лобби имеют ваши сезонные рабочие из Техаса в Вашингтоне?

— Это сложная проблема, — ответил Павел, теперь слегка раздраженно, — и я не согласен с вами. Тем не менее, меня не интересует правительство Соединенных Штатов. Я просто хочу знать, что ваши люди приготовили для России, если… или когда вы возьмете власть.

Она покачала головой, с огорчением глядя на него.

— Это проблема, которую все пытаются разъяснить вам. Мы не собираемся брать власть. Мы не хотим этого, и, видимо, не смогли бы сделать это, даже если бы захотели. Мы защищаем новый тип управления, основанный на новом типе производства.

Он заметил очаровательные веснушки у ее носа, на плечах в той мере, как платье открывало их — и на руках. Ее кожа была светлой, как бывает только у северных народов.

— Хорошо, — выговорил Павел. — Теперь мы подошли к третьему типу управления. Первым была семья, вторым — собственность. Какой же третий?

— В сверхсовременном индустриальном обществе существует определенный метод создания средств жизнеобеспечения. В будущем вас будут представлять по месту работы. От вашего производства или профессии. Парламент или конгресс страны будет состоять из избранных членов от каждый отрасли производства, распределения, средств коммуникаций, органов образования, медицины…

— Синдикализм, — сообразил Павел, — с элементами технократизма.

Она пожала плечами.

— У ваших американских технократов 1930-х годов… я с ними не так хорошо знакома, но все же поняла, что власть шла сверху донизу, вместо того, чтобы по-демократически идти снизу доверху. Ранний синдикализм разработал некоторые идеи, которые позднее, я думаю, были более детально рассмотрены мыслителями. И, в конце концов, многие термины потеряли всякий смысл из-за небрежного употребления. Скажите мне, ради бога, что, например, значит термин «социализм»? Некоторые считали вашего Рузвельта[10] социалистом. Гитлер называл себя национал-социалистом, Муссолини одно время редактировал социалистическую газету. Социалистом считал себя Сталин, а в Британии периодически у власти социалистическое правительство[11] — не забудьте, да еще с королевой на троне.

— Выгоды голосования по месту работы вместо голосования по месту жительства мне не очень ясны, — заметил Павел.

— Среди прочего, люди знают квалификацию тех, с кем работают, — ответила Анна, — является ли человек ученым в лаборатории или техником на автоматизированной фабрике. Но как много реально знают люди о политическом кандидате, за которого они голосуют?

— Думаю, это можно обсуждать весь день, — заявил Павел. Но к чему я веду, что случится, если ваша организация возьмет власть в Ленинграде? Станет ли Леонид комиссаром или главой полиции или… о каком посте вы мечтаете?

Анна засмеялась над ним, как если бы он был невыносим.

— Господин Козлов, у вас плохо варит голова. Я же говорю, мы, революционеры подполья, не стремимся к власти и не думаем, что могли бы, даже если бы стремились. Когда Советы будут свергнуты нашей организацией и власть примет новое правительство, мы как организация исчезнем. Наша работа будет сделана. А Леонид? Не знаю, может, его сотрудники изберут его на какой-нибудь пост у себя на заводе, если решат, что он достаточно квалифицирован.

— Ладно, — вздохнул Павел, — это ваша страна. Я положусь на американскую систему.

Он не мог отвести глаз от ее движущихся губ.

— Ты давно меня любишь? — спросила Анна.

— Что?

Она засмеялась.

— Не будь таким глупым. Было бы странно, ведь верно, если бы двое любили друг друга и никто из них этого не понял.

— Двое, — тупо повторил он, не веря самому себе.

Леонид Шверник и Павел Козлов склонились над картой СССР. Последний указывал приблизительное местоположение радиостанций.

— Мы не будем их использовать до последнего момента, сказал он, — пока дело не будет сделано. Тогда они начнут одновременно работать. У КГБ и МВД не будет времени разделаться с ними.

— Дела идут быстро, — произнес Павел. — Быстрее, чем я ожидал. Мы добиваемся успеха, Леонид.

— Только потому, что созрела ситуация, — сказал Шверник. — Так всегда совершаются революции.

— Что вы хотите этим сказать? — с отсутствующим видом спросил Павел, изучая карту.

— Революцию делают не отдельные личности, а время, подходящие условия. Вы знаете, что за шесть месяцев до большевистской революции Ленин писал, что не доживет до того, что коммунисты возьмут власть в России? Дела шли так, как развивались условия. Большевики, которых было мало, практически были заброшены в кресла власти.

— И все же, — сухо ответил Павел, — было бы очень полезно иметь таких людей, как Ленин и Троцкий, под рукой.

Шверник пожал плечами.

— Время создает людей. Ваша собственная Американская революция вам, наверное, лучше известна. Посмотрите, каких людей создало время. Джефферсон, Пэйн, Мэдисон, Гамильтон, Франклин, Адамс. И опять-таки, если бы вы сказали этим людям за год до Декларации Независимости, что революция — единственное решение проблемы, с которой они столкнулись, они, возможно, сочли бы вас сумасшедшим.

Это было новое направление мыслей Павла.

— Так в чем же источник революции?

— В ее необходимости. Дело не в том, что несколько десятков тысяч людей подполья увидели необходимость свергнуть советскую бюрократию. Это миллионы, составляющие Россию, в хождении по жизни, во всех слоях общества снизу доверху. Что должен думать ученый, когда ничего не понимающий в его специальности бюрократ приходит в лабораторию и распоряжается в ней? Что испытывает инженер на автомобильном заводе, если тупой политикан сочтет, что раз в капиталистических странах у автомобиля четыре колеса, то Россия должна превзойти их, выпустив машину с пятью колесами? Что думает учитель, когда ему указывают, чему и как учить, что писать? Как чувствует рабочий, когда видит чиновника, живущего в роскоши, в то время как его заработок в сравнении с ним кажется нищенским? Что думает молодежь в своей вечной жажде большей свободы, чем было дано их родителям? Что думает художник? Поэт? Философ?

Шверник покачал головой.

— Когда нация готова к революции, появляются и люди, которые ее совершают. Часто так называемые лидеры бегут из последних сил, чтобы остаться впереди.

— Когда все закончится, — говорил Павел, — мы отправимся в Штаты. Я знаю в Сьеррах городок по названию Грасс-Вэлли. Охота, рыбалка, горы, чистый воздух. Очень легко добраться до городов вроде Сан-Франциско, если захочется побегать по магазинам, сходить в ресторан или на концерт.

Она вновь поцеловала его.

— Знаешь, — продолжал Павел, — я занимаюсь такой работой — раньше, конечно, не такого уровня — с девятнадцати лет. Девятнадцати, вот ведь! И вот впервые я понял, что устал от нее. По горло сыт. Аня, мне почти тридцать пять, и впервые я хочу того, чего ждет от жизни каждый мужчина. Женщину, дом, детей. Ты никогда не видела Америку. Ты полюбишь ее. И американцы тебе понравятся, особенно те, что живут в городках типа Грасс-Вэлли.