19 июня 1989 года М.С. Горбачев принял шестерых народных депутатов СССР от Карабаха, а также Аркадия Вольского, первого секретаря Степанакертского горкома партии Валерия Атаджаняна, председателя Исполкома Облсовета НКАО Семена Бабаяна и председателя Степанакертского горисполкома Максима Мирзояна. На встрече присутствовали Председатель Правительства СССР Н.И. Рыжков и член Политбюро ЦК КПСС, курировавший силовые структуры, В.М. Чебриков. Тогда М.С. Горбачев наконец-то открыто признал существование карабахского вопроса и то, что он требует нестандартного и справедливого по отношению к армянам решения.

Позже, однако, не успев ничего сделать, Горбачев испугался глубины и силы происходящего процесса и тут же от[стр. 142] Виктор Кривопусков

казался от поисков на путях справедливости. Продекларировав лозунг о социализме с человеческим лицом, он не озаботился тем, чтобы общество обрело обогащенную идеями демократизма, гуманистическую систему ценностей, в данном случае – одинаково признающую все нации и народы. Именно равноправие всех граждан Карабаха, а не искаженное равенство по-социалистически, более того, по-азербайджански. Горбачеву, вкусившему в это время восторженный гул американских и европейских площадей и освоившему миссию Иисуса Христа, было не до того, чтобы разобраться с чаяниями маленького упрямого народа, который устраивал шум на весь мир, то и дело «обижал» большой и влиятельный Азербайджан…

Карабах первым остро, во всей полноте раскрыл ущербность национальной и межнациональной политики СССР, по сути – основы существования любого многонационального государства. Увы, глава нашего государства, состоящего из сотен народов и народностей, так и не нашел времени, а скорее – государственной, политической мудрости и храбрости побывать на месте, встретиться с народом, история которого глубокими корнями тесно связана с историей России, понять и решить его жизненные проблемы. Горбачевское руководство скатывалось к политиканству, не осознавая, что общество, основанное на дискриминации, насилии, враждебности народов друг к другу – не только несправедливо, но и не жизнеспособно, исторически бесперспективно. Теперь-то мы знаем, что Горбачев и его окружение оказались не способными и объективно решить ни одного проблемного конфликта и только привели великое государство к развалу.

Действовать же по-сталински – выселить целый народ в места не столь отдаленные – Горбачев уже не мог. А демократически разрешить конфликт оказался не способен. И чтобы снять с себя ответственность, решение карабахских проблем отдал на откуп Азербайджану, развязав руки Муталибову с Поляничко.

В моих дневниковых записях зафиксирован такой факт. После смены генерала Сафонова новый Комендант района чрезвычайного положения полковник Шевелев, выступая на

[стр. 143] Мятежный Карабах

Совете безопасности Азербайджана, позволил себе сделать несколько критических замечаний по поводу действий республиканского ОМОНа и руководства Оргкомитета по НКАО, которые явно не способствовали нормализации межнациональной обстановки. Тут же он был в грубой форме отчитан Муталибовым. После заседания никто из руководства республики даже не попрощался с новым Комендантом. Так полковник Шевелев оказался в черном списке противников азербайджанских шовинистов.

Моя подготовка к отчету у министра внутренних дел СССР была связана с большой аналитической работой. Сотрудники разных подразделений министерства оказали мне не только чисто профессиональную, но и большую моральную поддержку. Начальник нашего Главка генерал Воронов сосредоточил вокруг меня лучшие свои силы. Но больше всего меня опекали два полковника: мой непосредственный начальник и друг Анатолий Середа и начальник первого отдела, мы тогда его уважительно называли «наш начальник штаба» – Александр Чекалин, который в последствии стал Героем России, генерал-полковником и первым заместителем министра МВД России. Особенно ценной оказалась помощь советника Министра внутренних дел СССР, доктора экономических наук полковника Валентина Михайловича Кузнецова и первого заместителя управляющего делами МВД СССР генерал-майора внутренней службы Николая Яковлевича Некрылова.

С Валентином Кузнецовым меня близко познакомил еще в 1974 году мой тогдашний руководитель заведующий сектором ЦК ВЛКСМ Артур Невицкий. Оба были заядлыми шахматистами. Валентин заведовал отделом научной молодежи. В МВД СССР он пришел вместе с Борисом Карловичем Пуго из Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Разносторонне образованный и всесторонне информированный, он не только помог мне четче отразить обстановку в НКАО и вокруг нее, а также сформулировать основные выводы моего доклада, но и предварительно проинформировал министра Пуго о существе позиции нашей Следственно-оперативной группы в карабахском вопросе, ознакомил его с фотокопиями секретного плана азербайджанского ру[стр. 144] Виктор Кривопусков

ководства по депортации армян из Шаумяновского района, добытого полковником Ткачем в ходе спецоперации.

После этого случая, по доверительной договоренности с советником министра, я всегда готовил два варианта отчетов о своих командировках. Первый – откровенный, с отражением личных оценок местной обстановки, я передавал Валентину Михайловичу для прямого доклада министру МВД СССР. Второй вариант, приглаженный, с одобрением непосредственного начальства, официально шел наверх по всем инстанциям долгим многоступенчатым путем и не всегда мог вообще дойти до курирующего заместителя министра.

С генералом Некрыловым судьба свела меня в начале 80-х годов. Несмотря на нашу 10-летнюю разницу в возрасте, у нас сразу сложились искренние дружеские отношения. Во многих житейских ситуациях я был для него даже вроде старшего брата. Некрылова, в то время еще полковника госбезопасности, привел на улицу Житную из КГБ СССР в 1982 году генерал армии В.Ф. Федорчук. Было это, когда Юрий Владимирович Андропов стал руководителем советской страны. Мой приход в оперативную службу МВД Николай Яковлевич одобрил, хотя, если честно признаться, предлагал выбрать более спокойное подразделение. О нашей дружбе сослуживцы вряд ли догадывались, так как оба мы из щепетильности никак ее не обнародовали. Не раз его советы и моральная поддержка помогали мне основательно разобраться в критических ситуациях, выбрать верный и надежный вариант их разрешения. О моем срочном вызове «на ковер» и его причинах генерал Некрылов, естественно, знал. Поэтому, поздними вечерами, когда пустел кабинет министра, мы пили крепко заваренный ароматный индийский чай, скрупулезно определяли и выверяли позиции по Карабахской проблеме. Бывало, к нам присоединялся и Валентин Михайлович Кузнецов.

Накануне моего отчета у министра внутренних дел СССР произошло важное событие. Об этом мне сообщил Николай Яковлевич Некрылов. Генерал Сафонов освобожден от обязанностей Коменданта района чрезвычайного положения. Его сменил полковник Владимир Анатольевич Шевелев. Для

[стр. 145] Мятежный Карабах

меня это было по-настоящему радостное известие. Но как же я удивился, когда утром, в день отчета у министра в коридоре 3 этажа МВД СССР, где располагалось наше Управление профилактической службы, я встретил и полковника Шевелева, и генерала Ковалева. Оказывается, они тоже были приглашены на совещание к министру. И оба успели побывать у него еще до начала совещания.

Мой же отчет, назначенный на 6 декабря на одиннадцать часов, по большому счету, можно сказать, и не состоялся. Получился просто деловой разговор о насущных карабахских проблемах. С особым вниманием министр Пуго выслушал выступление Коменданта РЧП полковника Шевелева, который сумел четко, коротко, но со всеми необходимыми подробностями передать то, что мы успели коллективно обговорить во время своих долгих обсуждений еще в Степанакерте. Министр поддержал нашу позицию о сбалансированном отношении к противоборствующим сторонам, о строгом соблюдении законности при проведении мероприятий по предупреждению преступлений на межнациональной почве.