От последних слов проморозило до позвонков, хотя жара стояла, как в египетский полдень летом.

Коренастое здание наконец предстало перед глазами, оказавшись целым комплексом из низкорослых построек. За деревянным фасадом угадывалось патио, открытые галереи были уставлены плетеными лавками и топчанами. Столы, спрятавшиеся в тени штор, приглашали к отдыху на лоне природы… С видом на действующий вулкан. И на дым. И на красную пустыню.

Все, больше ничто глаз не радовало на многие километры вокруг.

Продолжая сидеть в клетке в позе подвявшего лотоса, я рассматривала колоритное жилье. Всего один этаж, зато какой! От пола до потолка пара человек влезет.

Пользуясь случаем, я бы охотно посетила и патио, и уборную, и диванчик (вон тот, у стола с закусками). Но внутрь грязных варваров не пустили, и даже на открытую террасу ступить не позволили.

Прислужница, выскочившая торговцам наперерез, испуганно замахала руками, жестами указывая то на рот, то на нос. И, брезгливо ухватив зеленорогого на кончик ремня, потянула за собой в обход главного здания.

Черноторговцев определили в конюшне. Во всяком случае, на конюшню этот загон походил больше всего: на полу разбросано сено, вдалеке кто-то фыркает, и запахи соответствующие… Тут мои похитители ощущались не такими пахучими. Сливались с толпой.

– Эй, красавица… Меня Гасан звать, а тебя? – Вытащив с темного немытого дна всю харизму, лидер браконьеров расправил плечи и прислонился к косяку.

Девушка, весьма хорошенькая несмотря на костяные наросты между темных волос, недоуменно обернулась. Поправила белое парео, звякнула медным браслетиком, почесала крошечный подпиленный рог… И вдруг, посмотрев на макушку Гасана, истерично рассмеялась. Да так задорно, смачно, издевательски вкусно, что у зеленорогого весь пыл на нет изошел.

А она знай себе хохотала, тыкая пальчиком в его крошечные намасленные отростки.

– Кончай смеяться, – насупился охотник. – К главному веди.

– Господин дарр Тэй сам пригласит, если пожелает.

– Когда пожелает, – с надежной поправил Гасан, ловя свое отражение в мутной воде корыта.

– Если, – покачала она головой, сверкнула карими глазами и ловко прошмыгнула мимо гостей, не испачкав светлый наряд ни об одно немытое тело.

Дикари расположились с комфортом – кто на подушке из сена, кто на лавке. Гасан не побрезговал и, согнувшись, окунулся головой в корыто. Я о той мутной водице тайно мечтала, хоть и догадывалась, что она заготовлена для другого скота. Тоже крупного, впрочем, и рогатого.

Поза лотоса на спасала, дзен словить не получалось. Да и медитацию пришлось отложить… Сзади что-то опасно рыкнуло, чавкнуло и с силой боднуло клетку, едва не перевернув.

– Аааа! – тоненько провыла я, заглянув в пылающие красные глаза. Со странным вертикальным зрачком и дурными планами на мой счет.

Оно, это лохматое, косматое и рогатое, хотело меня если не сожрать, то затоптать!

Благо, прутья клетки мешали трапезе. Пропускали внутрь лишь кончики длинных рогов, закрученных двумя штопорами.

– К-кто это? Ш-што за адская тварь? – шипела я, забиваясь в дальний угол клетки.

Вид на «большой мир» отсюда открывался кошмарный. Бизоноподобное существо – при копытах и свалявшейся багровой шерсти – звонко топало по каменному полу. Даже подстеленная соломка не заглушала угрожающий скрежет.

Вниз с оттопыренной губы капали кипящие алые слюни, оставляя на камнях дымящиеся потеки. Из трепещущих ноздрей шел черный пар, как от действующего вулкана. А из пасти козы-переростка торчали хищные клыки, кем-то любовно наточенные.

Внутри меня поскуливало возмущение: разве не должно ездовое животное, обитающее в конюшне и питающееся сеном, быть травоядным? Как же тут все… неправильно!

– Не трясись, безрогая. Фурью взбесил твой запах, – «успокоил» детина с колчаном на поясе. – От тебя несет болотной каэрой, а они с фурьями не друзья.

Охотники благоразумно уселись подальше от загонов, а меня поставили под самые копыта. Сейчас-то я уже заметила, что «фурья» привязана к крюку в стене и дальше, чем на три метра, из стойла выйти не может. Но длины веревки ей хватало, чтобы пинать рогами мою клетку с особым остервенением.

– П-плохо пахну? – спросила у тварюшки, отчаянно моргая. Ее горящий взгляд немножко нервировал. – Я не каэра. Честное пионерское.

– Фррр! – Она сбрызнула слюной пол, и от тлеющего букета соломы потянулась струйка дыма.

Мой взгляд упал вниз, на источник противного скрежета. Когти. На копытах. Нет, несуразность местных красот еще надо как-то переварить.

– К-красивая… д-девочка… Какая ш-шерстка, к-какие к-каблучки… Ш-ш-ш! – успокаивающе прошептала я, тараща глаза на клыкастую морду. – К-как же тебе жарко… наверное…

Ну вот такие тут козочки, Маша. Погуляешь под палящим солнцем подольше – может, еще и единорогов увидишь. С горящими красным огнем глазами.

Рога-штопоры у мохнатой «девочки» были украшены черными рисунками. Вряд ли коза самостоятельно следила за внешностью. Скорее всего, это хозяин пометил личную ездовую тварь.

В том, что тварь ездовая, я не сомневалась. Рядом с железным крюком висели огромное седло, смотанные ремешки и прочие элементы упряжи. Кто-то катался верхом… вот на этом… этой…

Кто-то такой же большой, как это косматое чудище с глазами-лазерами. Сердечко мое горестно трепыхнулось, совсем не желая с ним познакомиться.

– Хороша-а, – признал охотник, таскавший повсюду свое копье (хотя мог и на улице оставить). – Шерсть богатая, взгляд пылкий. И в бою бывала. А какая родословная! Жаль, Ахнет не хочет ее размножать.

– Дарр Тэй собственник. Не потерпит, если его кобылку объездит кто-то другой, – хохотнул зеленорогий.

Поднялся нестройный гогот, и толпа браконьеров зачем-то поглядела на меня. Будто меня тоже планировали объезжать.

На шум в конюшню явилась прислужница в белом парео. Поглядела на гостей строго, пальцем покрутила и бесстрашно подбежала к козе.

– Тише, девочка, – пробормотала она, но это относилось не ко мне. – Тише, Рохха. Они тебя не обидят. Обычные громкие грубияны.

Прибив ладошкой шерсть между рогов, девушка затолкала фурью в загон и загородила проход раскладными ставнями. Наложила ей в корзинку свежего сена, налила в корыто чистой воды. Покидала задумчивые взгляды на огромную массажную расческу…

Мимо меня она бегала, не замечая ни клетки, ни содержимого. Только едва заметно морщила носик. Будто пока я не куплена и не продана, я – никто.

Пахло от меня и впрямь богато. Потом, болотной грязью, страхом… Да, пожалуй, страхом сильнее всего.

Волосы, давно уж не светлые, а коричнево-серые, липкими патлами падали на щеки. Лицо нестерпимо чесалось, выдавая доставучую аллергию. Обломанные ногти болели, запястья отнимались… А по синякам на ногах можно было рисовать звездную карту.

– Вас примет Ансай, – закончив уход за скотинкой, чинно произнесла прислужница.

– Мы пришли к Ахнету, а не к его красной тени, – сплюнул зеленорогий.

– У господина другие гости, и он обязан выказать им радушие, – флегматично ответила она. – Берите свой товар и идите через хозяйственное крыло. И вытрите ноги на входе!

Клетку подхватили и, качнув в воздухе, потащили.

Вынырнув из успокоительной тени, мы вновь оказались на солнце. Красный мир разгорался новыми яркими красками, утро стремилось к полудню.

Горестный вой упрямо рвался из моего горла. Зачем-то. Я ведь уже не верила, что кто-то услышит, поможет, освободит, объяснит… Во что я вляпалась, согласившись подменить Ирку на банкете в «Питер-Хоффе»? Почему это все меньше казалось дорогостоящей игрой толстосумов?

Хотя бы вот потому, что таких коз – с горящими глазами и кипящей слюной – в природе не существует. Да-да! Я три недели с тоски смотрела «Энимал Плэнет»! И никакими накладными буграми животное так не проапгрейдить.