— Вы нервничаете, господин импресарио, — тихо произнёс он. Голос был сухим, скрипучим.

— Любой артист нервничает во время премьеры, — ответил Алексей, не поворачивая головы. — Даже если он стоит за кулисами.

— У вас пот на виске, — заметил Корф. — И пульс на шее бьётся так, что видно отсюда.

— Жарко здесь. Софиты, знаете ли.

Корф шагнул ближе. Теперь он стоял вплотную, вторгаясь в личное пространство. Это был приём давления. Попытка заставить жертву дёрнуться, сделать ошибку.

— Я проверил ваши документы, Александр, — сказал он. — Они безупречны. Слишком безупречны. Идеальная бумага, идеальные печати. Так не бывает в нашей бюрократии. Всегда есть помарка, смазанная чернильная клякса, ошибка писаря. А у вас — как будто вчера из типографии Императорской канцелярии.

Алексей медленно повернулся к нему. На его губах играла вежливая улыбка, но глаза оставались холодными.

— Может быть, мы просто хорошо платим писарям?

— Может быть, — согласился Корф. Его рука легла на эфес шпаги, висевшей на поясе. — А может быть, вы — не тот, за кого себя выдаёте.

Алексей почувствовал, как мышцы спины напряглись. Момент истины. Если Корф сейчас поднимет тревогу, план рухнет. Анна на сцене окажется в ловушке. Ирина в вентиляции останется без прикрытия.

Нужно было тянуть время. Или убивать.

Но убивать здесь, за кулисами, в двух шагах от сцены — это безумие. Шум, кровь…

Алексей решил рискнуть. Он наклонился к Корфу и прошептал доверительным тоном, словно сообщал великую тайну:

— Вы правы, полковник. Я не совсем импресарио.

Глаза Корфа вспыхнули торжеством.

— Я так и знал. Кто вы? Шпион? Ассасин?

— Я… — Алексей сделал паузу, оглядываясь по сторонам. — Я любовник Марии. И ревнивый муж её сестры. Мы бежим от скандала на юге. Эти документы… скажем так, они стоили мне половины состояния.

Корф моргнул. Он ожидал чего угодно — заговора, бомбы, яда. Но банальной семейной драмы?

Это было настолько пошло и правдоподобно, что сбило его с толку.

— Любовник? — переспросил он, и рука на эфесе чуть расслабилась.

— Именно. Поэтому я так нервничаю. Боюсь, что её муж, этот бешеный мясник с тесаком, ворвётся сюда в любую минуту.

Алексей рассмеялся — нервным, срырывающимся смехом, который звучал абсолютно искренне (потому что нервы у него действительно были на пределе).

Корф смотрел на него с брезгливостью. В его глазах шпион превратился в обычного развратника и труса.

— Идиоты, — пробормотал он, отступая на шаг. — Вся империя катится в бездну, а вы бегаете от рогатых мужей.

Он потерял интерес. Развернулся и отошёл к своему посту, чтобы продолжить сканировать зал.

Алексей выдохнул. Воздух с шумом покинул лёгкие. У него дрожали колени. Это была самая страшная ложь в его жизни.

На сцене Анна заканчивала танец.

Она вошла в финальную фазу — серию из тридцати двух фуэте. Это был вызов. Испытание на прочность.

Раз. Два. Три…

Она вращалась на одной точке, как заведённый механизм. Зал, люстры, лица зрителей — всё слилось в одну цветную полосу.

…Десять. Одиннадцать…

Она чувствовала, как горят мышцы. Как дыхание разрывает грудь. Но она не останавливалась. Каждый поворот был ударом. Ударом по Громову. По его уверенности. По его миру.

…Двадцать. Двадцать один…

Громов в ложе подался вперёд так сильно, что чуть не опрокинул бокал. Он был заворожён. Он никогда не видел такого исполнения. В этом было что-то нечеловеческое. Демоническое.

…Тридцать. Тридцать один. Тридцать два!

Анна остановилась мгновенно, словно налетела на невидимую стену. Она замерла в финальной позе — руки вскинуты вверх, голова запрокинута, грудь ходит ходуном.

Тишина. Абсолютная, звенящая тишина.

И затем — взрыв.

Зал ревел. Аплодисменты были такими громкими, что казалось, сейчас рухнут своды дворца. Крики «Браво!», «Бис!» смешались в единый гул.

Громов медленно встал. Он поставил бокал на столик. И, впервые за много лет, начал аплодировать. Медленно, весомо, с выражением глубокого, почти болезненного уважения на лице.

Анна вышла из позы. Она улыбнулась — той самой улыбкой, которую репетировала перед зеркалом. Улыбкой счастливой, смущённой дебютантки.

Она сделала шаг вперёд, к рампе. И присела в глубоком реверансе.

Её голова склонилась низко-низко. Белые перья в причёске коснулись пола.

«Кланяйся, Анна», — шептал ей внутренний голос. — «Кланяйся ниже. Пусть они думают, что ты покорна. Потому что когда ты поднимешь голову… ты перережешь им глотки».

Сквозь опущенные ресницы она видела носки сапог Громова. Он стоял так близко. Один прыжок. Один удар стилетом, спрятанным в причёске. И всё кончится.

Искушение было невыносимым.

Но она сдержалась. Не сейчас. Не так. Смерть Громова должна быть не точкой, а восклицательным знаком. Она должна стать сигналом, который услышит вся империя.

Анна выпрямилась. Приняла огромный букет красных роз, который ей протянул лакей. Прижала цветы к груди, чувствуя шипы сквозь тонкую ткань корсета.

Шипы кололи кожу, и эта боль отрезвляла. Напоминала, кто она и зачем здесь.

Она посмотрела прямо в глаза Громову. И одними губами, так, чтобы никто не мог прочитать, произнесла:

— Спасибо.

Но в её глазах горело другое слово.

Скоро.

Занавес начал закрываться, отрезая её от зала, от света, от врага. Тёмный бархат поглотил сцену.

Как только последний луч света исчез, улыбка сползла с лица Анны, как маска. Она швырнула букет на пол и наступила на него пуантом, ломая стебли.

Алексей был рядом через секунду.

— Ты была великолепна, — прошептал он, хватая её за руку. — Они купились. Все. Даже Корф.

— Ирина? — спросила Анна отрывисто.

— Она внутри. Система взломана. Ждём сигнала.

Анна кивнула. Её дрожь прошла. Теперь она была холодна и спокойна, как сталь перед закалкой.

— Переодеваемся, — скомандовала она. — Балет окончен. Начинается война.

Глава 73: Шёпот в проводах

Мир технических коммуникаций Зимнего Дворца был тесным, жарким и пыльным. Здесь не было золота и бархата, которыми славилась парадная часть резиденции. Здесь царили трубы, обмотанные грубой изоляцией, пучки магических кабелей, гудящие от напряжения, и тяжёлый, маслянистый запах озона, смешанный с запахом старой смазки.

Ирина ползла по вентиляционной шахте. Её тело ныло от напряжения, колени горели, стёртые о жёсткий металл, но она не останавливалась. «Ещё десять метров», — шептала она себе под нос, сверяясь с картой на экране наручного коммуникатора. Маленький голографический дисплей светился тусклым зелёным светом, отбрасывая причудливые тени на её лицо, испачканное сажей.

Внизу, под решёткой, по которой она ползла, проходил коридор. По нему шагали патрули, и каждый стук сапог отдавался в её висках тревожным эхом.

«Дыши. Просто дыши. Ты тень. Тебя здесь нет».

Она добралась до узловой точки — места, где сходились коммуникации, ведущие к комнате управления проекцией. Здесь было жарко, как в печи. Магические генераторы, питающие иллюзии в зале, работали на пределе, выбрасывая в пространство волны тепла и сырой энергии.

Впереди, сквозь щели в вентиляционной решётке, пробивался холодный, голубоватый свет. Комната управления. Сердце операции.

Ирина замерла, вглядываясь вниз.

Комната была небольшой, заставленной пультами и экранами. В центре, на возвышении, стоял главный кристалл проектора — огромный, огранённый алмаз, внутри которого пульсировала магия. Вокруг него, словно жрецы вокруг алтаря, суетились два техника.

Они были одеты в серые комбинезоны Императорской техномагической службы. Один, высокий и худой, что-то печатал на клавиатуре, время от времени поправляя очки. Второй, коренастый и лысоватый, проверял показатели на мониторах, бормоча под нос проклятия.

— …говорят, Император сегодня не в духе, — произнёс худой, не отрываясь от работы. — С этими слухами о бунте в Нижнем… Громов перекрыл все каналы, но Император не дурак. Он чувствует, что трон шатается.