– Анастасия Ивановна, – представляется женщина, протягивая мне руку. Рукопожатие холодное, формальное.

– Роман Григорьевич, – кивает мужчина. Смотрит оценивающе.

– А это Олег Сергеевич, друг нашей семьи, – добавляет Женя.

Олег встает, подходит ко мне. Рукопожатие у него теплое, крепкое. Смотрит прямо в глаза, и от этого взгляда становится немного не по себе.

– Очень приятно познакомиться, Инга, – говорит он. – Женя много о вас рассказывал.

– Садитесь, пожалуйста, – приглашает Анастасия Ивановна, указывая на стул напротив себя.

Сажусь, кладу руки на колени. Чувствую себя как на экзамене.

– Чай? Кофе? – спрашивает она.

– Чай, пожалуйста.

Наступает неловкая пауза. Женя садится рядом со мной, берет за руку. Этот жест поддержки очень нужен.

– Женя говорит, вы пишете стихи, – начинает разговор Роман Григорьевич. – Это хобби или профессиональные планы?

– Пока учусь на сценариста, – отвечаю я. – Но стихи для меня очень важны. Это способ понимать мир.

– Понимать мир, – повторяет он с едва заметной иронией. – Интересно. А как вы планируете зарабатывать на жизнь? Поэзия в наше время – не самая прибыльная сфера.

Я чувствую, как краснею. Конечно, они сразу перешли к деньгам. Для них это главное.

– Планирую писать сценарии для кино, – отвечаю как можно спокойнее. – Соединять поэзию с визуальным языком.

– Амбициозно, – замечает Анастасия Ивановна, разливая чай по чашкам. – А опыт у вас есть? Публикации, награды?

– Мама, – вмешивается Женя, – Инга еще студентка. Но у нее потрясающий талант, я уверен…

– Пусть девочка сама отвечает, – перебивает его отец. – Нам интересно познакомиться с ней поближе.

Девочка. Они видят во мне именно девочку – наивную, неопытную, не подходящую для их сына.

– Пока публикаций нет, – говорю я честно. – Но я много читаю, изучаю кинематограф, работаю над собственным стилем.

– Ясно, – кивает Роман Григорьевич. – А семья у вас какая? Родители чем занимаются?

Вот оно. Проверка на социальное соответствие.

– Мама работает бухгалтером в Петербурге, – отвечаю я. – Отца нет.

Молчание становится еще более тягостным. Я чувствую, как они переглядываются, и мне хочется провалиться сквозь землю.

– Понятно, – произносит Анастасия Ивановна таким тоном, будто я призналась в чем-то постыдном.

– А где вы живете в Москве? – продолжает допрос Роман Григорьевич.

– Снимаю квартиру на Фрунзенской.

– Одна?

– Да.

– Родители помогают с арендой?

Я понимаю, куда он клонит. Хочет выяснить, не охочусь ли я на их семейные деньги.

– Нет, – отвечаю сухо. – Подрабатываю, сама себя обеспечиваю.

– Похвально, – говорит Олег Сергеевич, впервые включаясь в разговор. – Редко встретишь таких самостоятельных девушек.

Его слова звучат искренне, и я с благодарностью смотрю на него.

– Женя, – обращается к сыну Анастасия Ивановна, – покажи Инге дом, а мы пока приготовим обед.

Это явно отговорка, чтобы обсудить меня в мое отсутствие. Женя понимает это и выглядит недовольным.

– Хорошо, – соглашается он. – Инга, пойдем, я покажу тебе мою комнату.

Мы выходим из гостиной, и я наконец могу вздохнуть свободно.

– Прости их, – говорит Женя, ведя меня по коридору. – Они просто привыкли… к определенному типу людей.

– К богатым, ты хочешь сказать?

– Не только. К тем, кто понимает правила их мира. Связи, статус, репутация…

– А я не понимаю?

Женя останавливается, поворачивается ко мне:

– Ты лучше их мира, Инга. Ты настоящая. А они привыкли к искусственности, к людям, которые играют роли.

Открывает дверь в свою комнату, и я забываю на мгновение о неприятном разговоре. Комната огромная, светлая, с высокими окнами. Вдоль стен – стеллажи с книгами и дисками. Рабочий стол завален сценариями, на полу – профессиональная кинокамера.

– Боже мой, – шепчу я. – Это же настоящая творческая лаборатория.

– Здесь я работаю, когда не могу подняться на крышу, – объясняет Женя. – Вот мои первые фильмы, – показывает он на полку с дисками. – Хочешь посмотреть?

Я киваю, и он включает проектор. На стене появляется изображение – черно-белый этюд о московских дворах. Операторская работа потрясающая, каждый кадр продуман до мелочей.

– Женя, это же гениально, – говорю я искренне. – Ты действительно талант.

– Правда нравится? – В его голосе слышится неуверенность.

– Более чем. Ты умеешь находить красоту в обыденном. Это редкий дар.

Он обнимает меня, и я чувствую, как напряжение наконец отпускает.

– Инга, не обращай внимания на родителей. Они просто защищают меня. По-своему.

– Я понимаю, – киваю я. – Но мне кажется, я им совсем не понравилась.

– А мне кажется, ты понравилась Олегу.

– Да, он единственный, кто был дружелюбен.

– Олег хороший человек. Он много лет дружит с нашей семьей, практически как дядя для меня. У него прекрасный вкус и чутье на людей.

Мы возвращаемся в гостиную, где уже накрыт стол. Дорогая посуда, хрусталь, серебряные приборы. Все это богатство заставляет меня чувствовать себя еще более неуместно.

– Присаживайтесь, – приглашает Анастасия Ивановна. – Надеюсь, вы не вегетарианка?

– Нет, – отвечаю я, садясь рядом с Женей.

Олег садится напротив меня. Время от времени я ловлю его взгляд – внимательный, изучающий, но доброжелательный.

– Инга, – обращается он ко мне, – а что вы читаете? Какие поэты вам близки?

Наконец-то нормальный вопрос.

– Цветаева, Ахматова, Бродский, – отвечаю я. – Из современных – Кибиров, Кенжеев…

– Прекрасный выбор, – одобряет Олег. – А что думаете о кино? Любимые режиссеры?

– Тарковский, безусловно. Феллини, Антониони, Годар…

– О, вы знаете Антониони? – удивляется он. – Редко встретишь молодых людей, которые ценят такое кино.

– Олег, не начинай свои искусствоведческие лекции, – с легким раздражением говорит Анастасия Ивановна. – Девочка просто повторяет общеизвестные имена.

Меня это задевает.

– Простите, – говорю я, – но "Приключение" Антониони изменило мое представление о времени в кино. Способность показать внутреннее состояние героя через ритм, через паузы, через недосказанность… Это же революция в киноязыке.

Олег улыбается:

– Согласен. А что скажете о "Затмении"?

– Там он идет еще дальше. Отчуждение становится не просто темой, а самой структурой фильма. Герои не могут найти друг друга, как планеты в космосе…

– Интересно, – кивает Олег. – Женя, вы нашли единомышленницу.

Женя светится от гордости, но его родители по-прежнему смотрят скептически.

– Теория – это хорошо, – говорит Роман Григорьевич. – А как насчет практики? По вашим сценариям снимали что-нибудь?

– Пока нет, – признаюсь я. – Но у меня есть идеи. И я надеюсь, что Женя…

– Мы планируем работать вместе, – перебивает меня Женя. – Инга будет писать сценарии, я буду снимать.

– Планируете, – повторяет его отец. – Молодо-зелено. В кино нужны не только планы, но и связи, и деньги, и понимание рынка.

– А еще нужен талант, – возражаю я. – И честность. И желание сказать что-то важное.

– Конечно, – соглашается Анастасия Ивановна с плохо скрываемой иронией. – Но сначала нужно выжить в этой индустрии. А для этого нужно понимать, кто есть кто.

Я чувствую, как во мне закипает раздражение. Они говорят о кино как о бизнесе, а для меня это искусство, способ познания мира.

– Простите, – говорю я, стараясь сохранить спокойствие, – но разве не для того мы снимаем фильмы, чтобы что-то сказать людям? Чтобы заставить их думать, чувствовать?

– Наивно, – качает головой Роман Григорьевич. – Зрители хотят развлекаться, а не думать. Кино – это коммерция.

– Не все кино, – настаиваю я. – Есть авторское кино, есть…

– Авторское кино смотрят десять человек, – перебивает он. – Остальные идут на блокбастеры.