Нет, все дело, конечно, в этом мерзком генерале Шермане. Да и как можно ожидать, что такой человек понравится кому-либо из жителей южных штатов? Она со стоном перевернулась на другой бок и уставилась в смятую простыню. Вдруг ей показалось, что вся постель неистребимо пропахла телом ее мужа. Какое-то странное наваждение. Этот запах был сильным, стойким, мужским и в то же время приятным. Он снова напомнил ей о безумной ночи, которую нынче они провели вместе.

Да, он, безусловно, хотел, чтобы она познала все прелести изощренной любовной игры, неисчерпаемое богатство любовных ощущений, и делал для этого все возможное.

Криста прикусила губу и задумалась, сообразив, что не очень красиво с ее стороны оценивать подобные качества мужчины и восхищаться ими.

И уж тем более любить его.

Из ее груди неожиданно вырвался вздох сожаления, а за ним последовала легкая дрожь во всем теле.

Криста резво вскочила с кровати, прикрывшись одеялом, и огляделась вокруг. К счастью, Джереми принес в палатку таз прохладной и чистой воды, а на столе лежало свежее полотенце. Он всегда был аккуратен в подобных делах и не забывал даже о мелочах.

Она быстро умылась, насухо вытерлась и подыскала себе подходящее платье.

Джереми всегда было не очень приятно думать об этом, но в последнее время все чаще и чаще стали посещать его мысли о причинах столь упорного сопротивления Кристы. Вот и сейчас он быстро закончил все свои утренние дела и отпустил сержанта Уильяма Холли, а после этого выслушал донесение Дженнингза о местонахождении индейцев и торопливо заспешил в ту часть лагеря, где находилась его палатка. Что, если Криста все же ослушалась его приказа и все еще валяется в постели в палатке? Увидев, что жена возится неподалеку с посудой для пикника и оживленно болтает с Бертой и Натаниелем, он облегченно вздохнул и подошел к ним.

Криста вскинула голову. Ее волосы, не собранные, как обычно, в пучок на макушке, а свободно падающие на плечи, обрамляли белое лицо, подчеркивая его утонченные аристократические черты. Джереми в который раз подумал, что никогда еще не встречал более прекрасной женщины. Пусть между ними слишком часто бывают разногласия, пусть она выдерживает характер и постоянно противится его попыткам наладить нормальные отношения, пусть донимает его упреками по поводу недавней войны, все равно она лучше всех на свете, и он с нетерпением будет дожидаться очередной ночи.

Джереми опустил голову и слегка отвернулся, чтобы она, не дай Бог, не увидела улыбку на его губах. Было что-то странное и даже болезненное в том, что он почти все время хотел близости с женой. Конечно, дело здесь не только в нем самом, но и в ней. Он подумал, что не следует, вероятно, так заострять на этом внимание, так как можно легко потерять голову и вообще забыть все, чему научился за долгие годы.

Ничего, скоро наступит новая ночь.

Вскоре стали прибывать офицеры со своими женами. Первым предстал Джеймс Престон с юной и весьма нарядной Селией, которая, казалось, в буквальном смысле повисла у него на руке. Вслед за ними показались, майор Теннисон с женой Лили, а после них повалила толпа женатых и холостых капитанов и лейтенантов. Когда почти все уже были в сборе, появилась мощная фигура Пола Дженнингза в сопровождении дражайшей супруги Клары.

Джереми уже давно пришел к выводу, что Пол неплохой парень, прекрасно знающий свое дело, и даже сам генерал Шерман весьма лестно отзывался о нем, но его супруга, к сожалению, не вызывала симпатии у сослуживцев ее мужа. Ему стоило немалых усилий объяснить ей, что никаких шикарных квартир у нее не будет, но она наотрез отказывалась понимать его и продолжала талдычить о необходимости нормальных условий жизни. Короче говоря, она всех доводила до белого каления и заставляла солдат рыскать по лагерю, собирая для нее все запасные одеяла.

Вот и сейчас, когда все нормальные люди весело болтали, разбившись на небольшие группы, наслаждаясь пикником, Клара поймала бедную Берту и обрушивала на нее новый поток жалоб и нареканий.

Джереми извинился перед молодым капитаном, который увлеченно рассказывал ему какую-то смешную историю, и отошел к небольшому дубу, из-за которого можно было без особого труда наблюдать за Кристой, которая всецело была поглощена последними приготовлениями. Она суетилась у стола, как и положено хозяйке торжества, то и дело весело улыбалась и отдавала распоряжения остальным женщинам. Покончив с делами, она подошла к Джеймсу, Селии и Эмори Кларку, и последний шепнул ей что-то веселое, после чего послышался звонкий смех Кристы.

Джереми почувствовал, что где-то внутри зарождается чувство беспокойства, которое все время нарастает, постепенно превращаясь в панический страх. Почему это она так быстро сменила настроение и расточает улыбки этому Эмори? Что-то здесь не то. Эмори такой же упрямый и бескомпромиссный янки, как и все остальные. Может быть, это Селия развеселила ее? Они давно уже стали хорошими подругами, но все же этого явно недостаточно, чтобы Криста перестала испытывать неприязнь к гостям.

– О, как это ужасно! – громко возмущалась Клара Дженнингз. – Боюсь, что мне станет плохо от этого жуткого мяса! Как это вообще можно есть? Нет, мне нужно срочно приготовить для себя что-нибудь более съедобное!

Услышав ее возмущенные возгласы, Берта обогнула длинный стол и поспешила к ней:

– Миссис Дженнингз, чем я могу вам помочь?

– Принеси немного хлеба, – жеманно проворчала Клара.

– Натаниель, – позвала Берта, нервно оглядываясь вокруг, – принеси, пожалуйста, миссис Дженнингз немного хлеба!

Тот убирал пустые тарелки. Услышав просьбу Берты, он бросил все свои дела и подбежал к столику, где лежали буханки хлеба. Ловким движением он отрезал несколько тонких ломтиков и положил их на чистую тарелку.

В этот момент произошло самое ужасное. Клара Дженнингз впервые увидела, что им прислуживает чернокожий солдат, и это вызвало у нее чувство гадливости.

Скорчив презрительную гримасу, она повернулась к Берте:

– Послушай, дорогая, неужели ты думаешь, что я смогу есть хлеб, к которому он прикасался?

Последние слова она сопроводила такой ужасной миной, что все вдруг затихли и уставились на нее.

Клара почувствовала возникшую неловкость и тотчас же решила исправить допущенную оплошность.

– Я хотела сказать, что он негр! – пояснила она, как будто защищаясь от немых укоров. – А я не люблю, когда негры прикасаются к хлебу!

Джереми видел в этот момент лицо Натаниеля, знакомое ему с давних пор. Он всегда безгранично доверял этому человеку и ценил его преданность. На его лице отразилось невыразимое чувство боли и отчаяния.

– Прошу прощения! – твердо произнесла Криста, вставая из-за стола. В следующую секунду она уже была рядом с Натаниелем и по-дружески пожала его руку. – Натаниель, будь любезен, сходи в мою палатку и принеси шаль. Что-то здесь стало прохладно.

Полные боли, но все же сохранившие отблеск гордости глаза Натаниеля повернулись к ней и выжидающе уставились.

– Пожалуйста, я тебя очень прошу, – повторила свою просьбу Криста.

– Да, миссис Макгоули, будет сделано.

Скрестив на груди руки, Криста подошла к виновнице конфликта, дерзко вскинула подбородок и вперилась в рыхлое лицо Клары:

– Мне всегда казалось странным и даже забавным видеть, как некоторые северяне, столь страстно боровшиеся за освобождение негров-рабов, с таким презрением относятся к людям, которых они освободили. Миссис Дженнингз, хочу сообщить вам, что Натаниель был рожден свободным человеком и получил образование, о котором многие белые люди даже и мечтать не могут. Не знаю, имеет ли это какое-либо значение для вас лично, но я выросла в семье, где издавна было немало рабов.

Чернокожие слуги кормили меня в детстве, купали, ухаживали за мной и помогали в трудную минуту. Они не оставили меня даже в те смутные времена, когда весь мир, казалось, перевернулся вверх тормашками. Мне здорово повезло, так как с раннего детства я видела рядом с собой людей добросердечных, отзывчивых и великодушных, чего, к сожалению, не скажешь о ваших соотечественниках. Кроме того, я с детства поняла, что цвет их кожи вовсе уж не так плох и что он никак не передается другим, когда к ним прикасаешься. Вполне допускаю, что воспитывалась в особой среде, где чернокожие люди были рабами, но должна заявить вам со всей откровенностью, что мы всегда считали их людьми, в отличие от вас.